Высокий замок среди цветов

Глава первая

На третий день слуги оставили Джаниарсу.

Джаниарса велел им повернуть назад и удалиться хотя бы до места предыдущей днёвки. Разумеется, никто не спорил, слуги собирались исполнить приказ. Но прежде того они долго стояли и смотрели ему вслед, все — с печалью, а иные — с укором. Кони их — драгоценные, королевских кровей, тех же, что конь Джаниарсы, — понурились, как и их всадники. Слуги вздыхали наперебой, а повариха тихо расплакалась, и раздражённый Джаниарса выслал Гнедого в рысь, стремясь поскорее скрыться из виду.

Они ехали по Зимней дороге. Весенняя распутица разгладила её колеи, а погожие летние деньки затянули их травой и цветами. Никто не встретился на пути. Это осенью здесь заскрипят вереницы тяжёлых телег, груженных зерном и другими плодами земли, а зимой полетят лёгкие сани — в Лагету и Антаку, на торжище... Джаниарса поразмыслил и свернул с дороги. Голубыми облаками плыли над горизонтом горы. До самых гор расстилались луга и поля, рощи и перелески. Вскоре дорога скрылась из виду, а с ней и докучливые слуги. Джаниарса улыбнулся. На душе стало легко. Он свистнул, и конь, мотнув головой, помчался галопом. Беркут взлетел с седла и воспарил над головой хозяина.

Несказанная удача осенила крылом царский род Аррайсары.

Старший сын короля родился магом, и не просто магом, а одним из сильнейших в своём поколении. В отличие от многих, он не сошёл с ума. В отличие от многих, он сумел вполне постичь науку, которую мог преподать ему нынешний королевский маг. Больше того: завершив обучение в Башне Аррайс, принц покинул её и отправился в Танг Дан. Там, в Кольце Башен он выдержал суровые испытания и поступил в ученики к одному из магов Кольца, а спустя два года вернулся в родную столицу, венчанный великим блеском, к радости и гордости родителей и всей Аррайсары...

Его любили здесь.

Что там! Его обожали. Его воспевали. Им гордились. Ему стоило труда отделываться от художников и скульпторов, жаждавших запечатлеть его облик. Он мог бы стать лучшим из королей, Джаниарса — мудрый не по годам, могущественный как полубог, красивый и лёгкий нравом, внимательный к заботам и нуждам простых людей. Все девицы Аррайсары были влюблены в него, но сердце его оставалось свободным. Больше всего он любил книги. Принц шутил, что женат на магии, но что ни день, изменяет ей — то с историей, то механикой, а не то — с астрономией, и на большее не хватило бы сил даже у сказочного героя. Королева порой заговаривала о невесте, а король только улыбался. Двое младших братьев Джаниарсы уже вступили в брак, средний брат стал счастливым отцом двух парнишек. Было кому передать корону. И лишь любовь народная тревожила короля, ибо вся она принадлежала старшему сыну.

Сейчас принц-маг Джаниарса, любимый народом, готовился войти в Безвременье, чтобы подтвердить и укрепить права на трон Аррайсары.

Права своего младшего брата.

Ибо заповедано издревле, что король не может быть магом, а маг — королём.

Надобно сказать, что Джаниарса отправился в путь по своей воле и с большой охотой. Никогда он не желал отцовской короны, а маг Ореллис, прежний его наставник, год от года сдавал. Немудрено: скоро Ореллису должно было сравняться полтысячелетия. Когда Джаниарса отбывал в Танг Дан, бедный старик уже едва справлялся с обязанностями. После того отцовские письма становились всё тревожнее. Король выражался уклончиво, но Джаниарса легко разгадывал иносказания отца: Ореллис впадал в детство.

Сейчас Аррайсаре угрожала воинственная княгиня Фравеллы, и ещё опасней была Республика Трёх Берегов, что усиливалась год от года стараниями своих банкиров. Ореллис уже не осознавал этого. Во времена его зрелости главным врагом королевства была империя Рагнатх (давно распавшаяся и растерзанная, не в последнюю очередь — королями старой Аррайсары), Три Берега были тремя баронствами, которые непрерывно грызлись за какие-то мелкие гавани и дороги, а о племени фравелов вообще никто не слышал.

Ореллиса нужно было заменить и как можно скорее.

Все это понимали.

Сам Ореллис это понимал — в часы просветления.

Его Величество Эвеларса Второй понимал это, как понимал, что в Аррайсаре есть сейчас лишь один по-настоящему сильный маг во цвете лет и нового не явится по меньшей мере в ближайшие лет двадцать. Двадцать лет — огромный срок. Вся карта мира может перемениться за эти годы. И отнюдь нет уверенности, что удача вновь посетит королевство... А соглядатаи не раз уже доносили, что Эдрина Фравельская интересуется серебряными рудниками Равии, и больше того — плодородными долинами Аравира. Некогда Аравирагнатх был единой сатрапией великой империи, потом отпал от неё, потом Аррайсара и Гекревт разорвали эти земли в жестоких боях, потом Гекревт истощили набеги диких фравелов и он исчез вовсе, потом княжество Фравелла возникло из ниоткуда, потом прабабка княгини Эдрины, тоже Эдрина, привела Фравеллу к золотому веку... За всем этим наблюдал из своей Башни Ореллис.

Его время подходило к концу.

...Спешившись, ведя коня в поводу, Джаниарса шагал к порогу Безвременья. Он уже видел его, этот порог — невысокий, узкий и очень длинный уступ белого камня в нескольких шагах за мелким ручьём. Час назад уступа не существовало. Таков был капризный нрав Безвременья: это чуждое пространство возникало всегда в конце пути, и неважно, откуда путь начинался и куда вёл. Имел значение только путник. Он призывал Безвременье в мир — или не призывал, если сил не хватало. У Джаниарсы не было причин сомневаться в себе. Порог он видел ясно.

Он не знал, сколько продлится путь за порогом: в этом описания разнились. В библиотеках Кольца Джаниарса перечитал их все. В Безвременье было много странного и поразительного, много необъяснимого и пугающего, но вряд ли оставалось что-то неведомое. Его посещали десятки магов, иные по нескольку раз. Бояться здесь было нечего, и сердце Джаниарсы колотилось лишь от азарта. Его ждало приключение.

Он готовился идти несколько дней. В записях упоминалось, что Безвременье полно чистых ручьёв и рек. Стало быть, о воде можно было не беспокоиться. В седельных сумах хватало припасов, а на крайний случай Джаниарса взял с собой любимого беркута: об изобилии зверей и птиц в описаниях также говорилось часто. Пока принц скакал в полях, беркут успел поохотиться и перекусить. Теперь он вернулся и вновь устроился на высокой передней луке седла.

Беркута звали Льяндо. Он тревожился и часто расправлял крылья. Зоркие глаза его вновь и вновь изучали подступы к Порогу. Беркут чуял опасность и искал врага, ибо другой опасности не мог представить... Джаниарса успокаивал его, легко прикасаясь к голове и плечам птицы.

Джаниарса знал, что придёт к Собранию Камней, которые не будут камнями. Дальше описания утрачивали внятность. Долгие часы принц провёл в библиотеках, пытливо изучая и сравнивая путевые заметки разных лет. Он нашёл, что усилия магов точно и в деталях обрисовать увиденное несли на себе явные признаки подступающего безумия. Удивительно, но те, кто использовал поэтические метафоры, звучали более здраво. Самыми разумными показались принцу двое, которые вообще не писали о том, что видели, а лишь пересказывали беседу с Собранием. Они единственные упоминали о других именах Собрания, называя его Костями Земли и Опорой Миров. Это наталкивало на разные занятные мысли...

«Путь будет лёгким, — думал Джаниарса, — хотя, может, и длинным. А вот беседа лёгкой не будет».

Он не останавливался и не задерживал шага. Перейдя ручей вброд, он тихо свистнул, побуждая испуганного коня идти быстрей, и ступил на белую грань Порога.

Перемены явились сразу. Будто хозяева дома, они приветствовали гостя.

Солнце стало бледнее и меньше. Побледнело небо. Исчезли привычные белые облака; облака Безвременья были прозрачными, текли быстро и напоминали стеклянные ручьи. Казалось, что между ними и укрывшим землю туманом вообще нет пустого пространства.

Горы то ли приблизились, то ли выросли вдвое. Изменился оттенок листвы и травы... Вероятно, причиной тому был другой оттенок солнечного света.

Джаниарсу охватило жгучее любопытство. Он жадно озирался по сторонам, потом замер на месте, сделал несколько шагов назад, снова пошёл вперёд. Беркут на седле издал пронзительный крик. Конь фыркал и дрожал крупной дрожью. Наконец он присел на задние ноги и вовсе отказался идти. Джаниарса вздохнул с досадой.

Он не хотел успокаивать Гнедого заклятием, потому что полусонный конь плохо видел, куда идёт, и мог повредить ноги. Так что Джаниарса обнял коня за шею и стал разговаривать с ним. Жеребец тяжело дышал. Дрожь всё не отпускала его. Гладя его и бормоча ласковую чепуху, Джаниарса продолжал оглядываться. Пока он не двигался с места, пространство мало отличалось от привычного. Деревья стояли на местах. Странные выветренные скалы таяли в тумане. Бледное солнце над горами замедлило ход. Чудилось, его движение зависит от движений наблюдателя. Джаниарса шёл на запад и, пока шёл, ясно видел, как быстро оно катится по небу. А скалы и деревья приближались с разной скоростью... Обо всём этом он читал, и страха не испытывал. Безвременье было странным, но не опасным. Даже те, слабые духом маги, кого оно свело с ума, сумели вернуться и спустя несколько месяцев исцелились... В наихудшем случае Джаниарса просто не сумеет договориться с Собранием и Собрание его прогонит.

В Костях Земли не было ни гордыни, ни зла.

Джаниарса наметил взглядом сухой распадок над дальним ручьём. Смеркалось. Ехать по Безвременью в темноте он не хотел.

Когда он добрался до распадка, почти стемнело. Сутки в Безвременье были вдвое короче. Джаниарса подумал, что старинное имя плохо подходит этому месту. Время здесь шло и даже не отличалось особыми капризами. Безвременьем назвали обитель Собрания древние маги — настолько древние, что считали Землю плоской и единственной во Вселенной. Джаниарса полагал, что всё несколько проще и он находится на другой планете. Возможно, даже у другой звезды. Он бы хотел обсудить эту гипотезу со знающими друзьями, но все они сейчас были далеко... Очень далеко.

У ручья травы росли высоко и пышно. Джаниарса снял с Гнедого седло и узду, тщательно стреножил его, зачаровал верёвку и следующим заклятием намертво вбил конец верёвки в ближайший валун. Кто знал, какого шороха и какой тени мог испугаться конь? Искать его по всему Безвременью Джаниарсе не хотелось.

Принц разулся и пошёл по ручью против течения. Под невысокой скалой водопад выбил в дне ручья чашу. Глубина здесь была по пояс. С удовольствием искупавшись, Джаниарса вернулся к месту ночлега. Он собрал немного хвороста и простым заклинанием запалил костёр. Потом расстелил одеяло, улёгся и несколько минут считал звёзды. Чужие и чуждые, мелкие и близкие, они были похожи на светлячков в тумане. Джаниарса зевнул, потянулся и позвал:

— Льяндо!

Хлопнули огромные крылья.

Беркут спланировал на землю перед хозяином. Дрогнул густой туман. Нечто тяжёлое поплыло во тьме, уплотняясь, меняя форму. Минуту спустя Льяндо принял человеческий облик.

Он ничего не сказал.

Джаниарса и не смотрел на оборотня. Очертания незнакомых созвездий целиком захватили его внимание. Льяндо вытащил из сумы свою рубаху, оделся и, взяв топор, отправился в лесок за дровами. Вскоре над огнём появился котёл, а в котле — варево. Запах ужина поднял Джаниарсу с одеяла.

— Насколько мы далеко? — вслух подумал он, принимаясь за ложку. — Как это определить? Я попробую, когда будем возвращаться. Вдруг на пороге запечатлено что-то о расстоянии? Это может быть наше же Солнце. И тогда там, — Джаниарса ткнул ложкой в небо, — Зуб Дракона, а вон там, над горой — должна быть Летейя.

Льяндо не ответил. Джаниарса говорил не с ним, а сам с собой.

— Но это может быть и другая звезда, — сказал принц. — И... больше похоже, что так. Где Млечный Путь?.. Или его не видно просто потому, что не видно в это время или с этого места, а не потому, что он слишком далеко?.. Свихнуться можно! Я же так не засну.

Льяндо посмотрел в сторону. Холодало. Он подбросил дров в костёр.

— Не понимаю, — продолжал рассуждать Джаниарса, — неужели я первый, кому всё это пришло в голову? Никто ничего подобного не писал. Понятно, отчего не писали старики, но Аэйна из Танг Дана была здесь семь лет назад! А она астроном... Возможно, я ошибаюсь. Возможно, завтра я увижу что-то такое, из-за чего переменю мысли. Да... да! Собрание Камней называется также Костями Земли. Отчего бы Кости нашей Земли находились на другой планете? Это против логики. Но тогда объяснение должно быть много сложней. Почему Солнце другое? Почему сутки другие?

Невольно он вскинул на Льяндо глаза, будто ожидал ответа.

Оборотень промолчал. Вряд ли он мог возразить учёному господину или поддержать его. Он просто был единственным человеком рядом.

Закончив с ужином, принц спустился к ручью, умылся и вернулся. Он выглядел весёлым. Ещё несколько минут он рассматривал небо. Потом сел на одеяло и поманил Льяндо к себе.

Тот встал, стараясь не выдавать лихорадочного волнения, тотчас охватившего его. Неторопливо он приблизился и опустился на колени рядом с Джаниарсой. Принц откинулся на спину. Льяндо склонился над ним, развязывая его пояс. Осторожные руки оборотня коснулись гладкой кожи, бледной как перламутр. Привычные ласки, ставшие почти ритуалом, успокаивали Джаниарсу. Вскоре он задышал чаще и закрыл глаза. Плоть в пальцах Льяндо отвердела и стала горячей. Тогда Льяндо нагнулся ниже и коснулся её губами.

Удовлетворённый, Джаниарса мгновенно заснул. Льяндо сам привёл в порядок его одежду и укрыл его одеялом. Заклятый костёр горел ровно и не погас бы по случайному недосмотру, но дрова ему всё же требовались. Льяндо подкинул дров. Спать не хотелось. Внутренние часы говорили, что до вечера ещё далеко... Завтра ему снова придётся стать птицей, а в птичьем теле можно дремать сидя.

Если бы кто-то спросил у Льяндо, — и если бы Льяндо имел право отвечать на вопросы, — он ответил бы, что принц-маг Джаниарса — добрый человек.

Очень добрый. Отходчивый и мягкосердечный.

Но он очень сильный маг и был таковым уже года в три, а потому доброта его не вполне человеческая.

Милосердней с его стороны было бы навеки оставить Льяндо птицей. Мозг животного не способен вместить всю глубину и силу человеческого разума. Насильственно обращённые неизбежно теряют рассудок и память, пусть не сразу и не скоро. Кто спорит, потеря эта ужасна. Но вместе с памятью исчезают отчаяние и боль. Позволяя Льяндо возвращаться в человеческое тело, позволяя оставаться в этом теле целые ночи (а порой и дни), Джаниарса только продлевал его мучения.

Далёкие предки Гнедого, что мирно пасся сейчас у ручья, тоже были людьми.

Говорят, лошади королевских кровей сообразительнее обычных. Они помнят сотни слов и понимают сказанное, могут исполнять несложные просьбы, немного умеют считать. Достойному хозяину они верны и готовы защищать его до последней капли крови; но если хозяин нанесёт коню оскорбление, тот затаит злобу и отомстит жестоко... Сказок об этом ходит немало, но все они могут быть лишь пустыми выдумками. Те, кто купил редкостного и дорогого зверя, хотят верить, что он лучше других, и видят то, что хотят... Прошло без малого двести лет, а поколения у лошадей сменяются быстро.

Льяндо вздохнул и кинул короткий взгляд в чуждое небо. Он и в прошлом-то не мог найти в небе ни одного созвездия, а уж сравнить два неба, тем более, теперь... Оборотень пожал плечами и опустил глаза.

Прозрачный стеклянистый туман ручьями тёк над головой. Казалось, с каждой минутой он насыщается звёздным светом и всё ярче светится сам. Голубое сияние окутало кроны деревьев и странные башнеподобные скалы. Алый огонь костра стал явственно нездешним. Льяндо зябко поёжился. Мелькнула мысль разбудить Джаниарсу. Он прогнал её. Может, в теле беркута он постепенно утрачивал память, но причин утрачивать отвагу у него не было.

Спящий Джаниарса тоже светился. К своим двадцати пяти он успел окончательно поседеть: то была единственная плата, какую взяла с него магия. Сейчас его длинные бледные волосы, подобно туману в вышине, наполнялись мерцанием. Две пряди на висках Джаниарса красил в синий цвет, чтобы взгляд его голубых глаз казался пронзительней. Эти пряди почти горели... Льяндо моргнул.

На границе зрения, далеко в тумане, что-то двигалось.

Оно выглядело как светящаяся птица. Яркий голубой силуэт, словно прочерк на прозрачной бумаге. Он исчезал и вновь появлялся. За ним тянулся мерцающий шлейф. Появились и другие, дальше и мельче. Льяндо смотрел на них как завороженный.

Светящиеся создания приблизились, и он улыбнулся. Это были просто мотыльки. Очень крупные ночные бабочки, которые собирали на себя свечение тумана — так же, как собирали его волосы принца. Мотыльки пролетели над головой Льяндо, покружились над костром и уплыли своей дорогой.

...Под утро Льяндо задремал, сам не заметив. Джаниарса разбудил его. Он уже заседлал Гнедого.

— Пора, — сказал он. — На днёвку вставать не будем, сутки слишком короткие.

Льяндо кивнул.

Принц обошёл его, встал за спиной и легко тронул его ладонью между лопаток, будто подталкивал вперёд. «Не хочу», — успел подумать Льяндо, и досада вырвалась из его груди с птичьим криком.

Час за часом Гнедой терпеливо шагал по бледной траве. Изредка туман рассеивался, и Джаниарса поднимал коня в рысь. Никаких троп поблизости не было. Может, маги добирались к Собранию разными дорогами, а может, просто ездили слишком редко, чтобы проторить тропу. Горы так и громоздились вдали, не приближаясь, не удаляясь. Джаниарса назначил себе ориентиром перевал между двумя исполинскими вершинами и ехал прямо к нему.

И всё равно его преследовало чувство, что он ездит кругами.

Деревья. И выветренные останцы — во всяком случае, то, что выглядело таковыми. Едва ли не каждая из этих скал издалека и в тумане казалась руинами крепости. Пусть видимость кладки создавали трещины в камне, пусть в развалинах не было ни единого прямого угла — отметины человеческого ума и рук, но скалы всё равно не выглядели естественными. Им было место в горах, меж осыпей, а стояли они в низине, среди негустого леса. Здесь не дули такие ветры, которые могли совладать с камнем. А воздух и земля были влажными. Камни должны были утонуть в почве... Джаниарса покачивался в седле, чувствуя, как растёт раздражение. Эту рощу старых дубов и высокую скалу за нею он точно проезжал уже в четвёртый раз. Он не мог сбиться с дороги, он видел ориентир!

«Безвременье, — думал он. — Это всё-таки не другая планета? Что же, тогда магическое пространство со своими законами? Или законы самые обыкновенные, а Собрание всего лишь расставило деревья и скалы по своему вкусу? Что я должен понять здесь? Мою дорогу намеренно растягивают? Я делаю что-то не так? Если бы я читал это в книге, то решил бы, что герой чересчур уверен в себе, а Собрание намерено щёлкнуть его по носу. Но я не в книге, а Собрание — не люди, и нелепо приписывать им настолько человеческие побуждения».

— Постой-ка, — проговорил Джаниарса вслух. Гнедой послушно остановился. — Собрание — не люди? У меня была мысль, что Кости Земли не могут находиться на другой планете. Тогда какого пса нелюди будут следить за нашей политикой? Им это надо? Гнедой! Давай бодрей, приятель.

Конь зашагал дальше. Джаниарса усмехнулся.

«Я ожидал странного, — подумал он, — я получил странное».

...День сменялся ночью и наступал новый короткий день. Пару раз принц посылал беркута на охоту — хотелось дичины. Сначала Льяндо добыл зверька, похожего на мелкую чёрную лисицу, с жилистым, остро пахнущим, почти несъедобным мясом, а во второй раз принёс отличного и вполне обыкновенного жирного зайца. Джаниарса перестал сдерживаться и часто разговаривал сам с собой. Ему пришло в голову, что древние маги могли быть не так уж неправы. Возможно, сутки имели нормальную длину, а при переходе через Порог изменилось восприятие времени. Но всё это сейчас было недоказуемо.

И никаких признаков Собрания Камней.

Впрочем, туман становился реже, очень медленно, но неуклонно. Это ободряло.

Постепенно остался позади и лес. Теперь Джаниарса ехал по лесостепи: сменяли друг друга пологие холмы и неглубокие овраги, островки зелени цвели вокруг родников и мелких озёр. Горы остались теми же. Они были далеки, очень далеки и невообразимо огромны. По ту сторону Порога Джаниарса не видел таких, а ведь Танг Дан стоял в предгорьях, и с башен Кольца можно было различить одиннадцать пиков Аодренны. Джаниарса перестал даже гадать, где находится. Большую часть времени он сочинял путевые записки.

Наконец он заметил, что фляга пустеет. Пришло время останавливаться на ночлег, но в окрестностях не оказалось ни одного родника. Джаниарса насторожился. В записях предшественников упоминалось множество ручьёв, никто не испытывал недостатка в воде. Он должен был куда-то свернуть? И не понял этого? Не увидел знака, потому что слишком глубоко ушёл в размышления? Это было очень похоже на правду и Джаниарса выругался.

— Льяндо, — велел он, снимая с беркута клобучок, — ищи воду.

Птица взметнулась вверх и унеслась. Джаниарса подумал, что стоило бы поискать заодно и камни Собрания... но беркут, хотя был много умней простой хищной птицы, сразу две просьбы запомнить бы не сумел. «Что ж, — принц вздохнул, — по крайней мере тумана здесь почти нет и сверху всё видно».

Ждать пришлось недолго. Льяндо вернулся и упал на перчатку с пронзительным криком. Он был очень взволнован. Разинув клюв, он беспокойно переступал с лапы на лапу и толкал Джаниарсу расправленными крыльями. Принц понял и позволил ему оборотиться.

Задыхающийся Льяндо сел наземь и с трудом встал, цепляясь за стремя и гриву Гнедого.

— Камни!.. — выдавил он.

— Камни! — Джаниарса подпрыгнул в седле. Изумлённый Гнедой загарцевал под ним и нечаянно сбил Льяндо с ног.

— Я не... — Джаниарса махнул рукой и Льяндо кивнул, умолкнув и пытаясь отдышаться. — Я не думаю, что это Собрание, — сказал он, когда пришёл в себя.

— Почему?

— Это статуя.

— Статуя? Одна? Чья?

— Там ручей, — сказал Льяндо, — река. Статуя большой змеи. Ко... Кробы.

— Кобры.

— Да. С... таким, — Льяндо показал руками на себе. Минуты не прошло, как он вырвался из птичьего облика и ещё плохо владел языком.

— Капюшоном.

— Да. Вода льётся изо рта. Вокруг скалы, как раньше. Других... особенных камней... нет.

— Интересно, — глаза Джаниарсы заблестели. — Показывай дорогу.

***

— Никто, — сказал принц раздельно. — Ничего. Подобного. Не писал.

Он был в восторге.

Он уже предвкушал шумиху, которую вызовут его путевые заметки. О, его повесть не ляжет в архив смиренной сестрой, в ряд к прочим отчётам! О ней будут спорить. Ему станут писать маги и учёные со всех концов земли, выпрашивая подробностей и комментариев. Даже беседа с Собранием Камней не настолько важна. Многие беседовали с ними. Змею не видел никто. Быть может, они просто сворачивали вовремя! Джаниарса рассмеялся. Благодаря своей рассеянности он стал первым. Первый человек, узревший в Безвременье дело рук... другого человека. Принц ахнул. Сердце его заколотилось. Вдохновение словно подняло его на крыльях. Кто? Кто это был? Кто вошёл сюда не ради встречи с Собранием, но ради того, чтобы создать эту скульптуру? И, самое главное, зачем?.. Подобная загадка может даже не быть разгадана. Только описать её — значит, уже войти в историю науки.

Гнедой фыркал и мотал головой, тянулся к воде. Джаниарса придерживал его. Нагоняя летящего беркута, Гнедой скакал быстрым галопом и должен был остыть. Сам Льяндо вошёл в воду, напился, немного постоял и направился к змее. Становилось глубже. Вскоре он поплыл, одолевая течение, и доплыл до самого водопада. В глубокой чаше, выбитой потоком, он остановился, держась за камни и стал с любопытством их ощупывать.

— Что там? — крикнул Джаниарса.

— Горячая вода!

Джаниарса спрыгнул с коня и заклинанием привязал его к месту. Возмущённый Гнедой гневно заржал.

— Остынешь — отпущу! — пообещал Джаниарса и принялся скидывать одежду. Он не был особенно привередлив, но выкупаться в горячей воде после многодневного похода — лучше ничего и желать нельзя.

Смеющийся, довольный, он присоединился к Льяндо и тоже присмотрелся к брюху каменной змеи. Кобра была огромной, в три человеческих роста. Но тело её скрывалось в дикой скале. Скала поддерживала и раздутый капюшон. Изваяние не было сложным с инженерной точки зрения — да и с художественной тоже. Простые, хотя и не грубые формы. Скорей декорация, чем произведение искусства. Ему было место в каком-нибудь парке... но оно находилось в сердце Безвременья.

— Да, — пробормотал Джаниарса. — Кто это сделал? Зачем? И почему вода горячая?

Сама река была холодной. Горячая вода лилась из пасти змеи.

— Источник? — предположил Льяндо.

— Наверняка. И... — Джаниарса приложил к каменному брюху обе ладони. — Следы магии!

«Что это значит?» — хотел спросить Льяндо, но, как обычно, промолчал.

— Её не высекали из камня, — сказал Джаниарса. — Её создали за один подход, одним заклинанием. Да что же это такое?!

Он вдруг нырнул и проплыл в глубине чаши, под ногами Льяндо. Льяндо шарахнулся в сторону. Джаниарса вынырнул ещё более вдохновенным, хотя, казалось, это было вовсе невозможно. Он раскраснелся от волнения и жара, глаза его сверкали... Вокруг была сплошная вода, но у Льяндо пересохло во рту.

...Принц был высок и широкоплеч, но с тонкой костью. Если бы не плечи, он казался бы копией своей матери Иранни, велидской принцессы. Она славилась красотой и сейчас, в зрелом возрасте, а юной была ослепительна... Льяндо подавил вздох. «Если бы отец победил в той войне, — мелькнуло в мыслях, — сейчас Джаниарса был бы моим».

Нет, не был. Магов подобной силы невозможно принудить к участи оборотней. Таких, как Джаниарса, не оставляют в живых. Убить его было бы труднее, чем взять столицу Аррайсары, и крови пролилось бы не меньше, но только его смерть означала бы окончательную победу... «Не думать, — остановил себя Льяндо. — Не думать об этом».

Когда пал Алиордан и завершились войны танг-тере, уцелевшие маги собрались, чтобы возвести Кольцо Башен. Каменщики и плотники принялись за труды. Маги тем временем восстанавливали библиотеки и размышляли о том, как навсегда прекратить войны. Пусть не всецело надёжный, но должен был отыскаться способ! Память об страхе перед танг-тере ещё жила в душах князей и королей. Великий союз, заключённый ради битвы с завоевателями, ещё не распался. Земли оставались обескровленными и некому было вновь начать усобицы, обнажать мечи из-за межевых камней и дорожных застав. Это было лучшее время, чтобы предложить решение.

Но поднялись башни Кольца, и сады вокруг них поднялись и расцвели, и юные деревья окрепли, а маги всё продолжали свои труды.

Ужасающая мощь танг-тере брала исток в их тёмном колдовстве. Путь к сохранению мира тоже должна была указать магия — во всяком случае, так считали маги. Они создали множество заклинаний, переплетённых между собой, и обратились к силам Собрания Камней, чтобы укрепить их и сделать неуязвимыми для другой человеческой магии. Эти заклинания сотворяли из земных владык — Хозяев Земли, законных правителей, которых невозможно было свергнуть. Границы государств запечатлевались раз и навсегда. Так же раз и навсегда в каждой стране устанавливался правящий дом. Священная корона могла бесконечно передаваться по кровному родству, пусть сколь угодно далёкому — это должно было обезопасить её от несчастных обстоятельств, эпидемий и вырождения. Убийца родича лишался места в очереди наследования, а с ним исторгались из рода и все его потомки. Кроме того, правитель мог, если желал, представить наследника Собранию Камней и отдать его под их защиту.

Такое решение предложило Кольцо Башен.

Недостатки его были очевидны, и завершили работу маги слишком поздно. Разразились ожесточённые споры. Кольцо Башен забрасывали письмами все, кто умел писать. Аристократы требовали прояснить вопрос о династических браках и приданых. Простолюдинов тревожила свобода передвижения и свобода выбирать господина. Иные правители нарочно пытались затянуть дело, присылая с гонцами сотни мелких вопросов, подчас бессмысленных. Перед тем, как устанавливать вечные границы, грех было не прирезать себе чужой земли — а на это, как-никак, требовалось время... Многие просто не доверяли магам и не понимали, почему должны верить Собранию Камней — непостижимому, нездешнему, никем, кроме магов, не виданному.

Наконец рагн-император Рагнатха открыто отверг предложения Кольца. Объявив верных Кольцу магов врагами государства, он изгнал их и заменил теми, кто был верен империи. Его менее могущественные соседи помощь Кольца тотчас приняли... Падение Рагнатха устрашило многих, но и Кольцо Башен теперь внушало страх. Медленно пополнялось число Хозяев. Эдрина Старая, княгиня Фравеллы, решилась войти в их число; в то же время Республика Трёх Берегов предпочитала полагаться на силу долговых расписок, а не на сомнительную и опасную магию.

Отец Льяндо, лагетанский князь, был Хозяином Земли.

Вероятно, был им и сам Льяндо. Он не знал точно. Сарния, их главная магесса, отправилась в Безвременье, когда ему было восемнадцать. Возвратившись, она сообщила, что Собрание Камней утвердило его права на трон. Отец устроил праздник... Эвеларса из Аррайсары в то время уже положил глаз на лагетанский морской порт. Зимние ярмарки Лагеты и Антаки казались ему лакомым кусочком. Лагета, в сущности, жила доходами с этих ярмарок, да ещё с рыбного промысла. Князь её просто не мог вооружить большую армию — не было ни денег, ни бойцов. Теперь Льяндо понимал, что только Кольцо Башен позволило княжеству так долго сохранять независимость.

Но нет такого человеческого замысла, который не смог бы обойти другой человек.

Чей коварный разум изыскал путь? О том ходили только слухи. Говорили, что маг этот был одним из магов Кольца Башен, чуть ли не из тех, кто создавал заклятия Хозяев. Он намеренно заложил в них уязвимость. Другие говорили, что он был из рагнатцев: верный своему государю и проклятый им, в ярости он обратился против империи. А ещё говорили, что магов было несколько. Точного ответа не знал никто.

...Ещё со времён нашествия танг-тере жители Велидде ненавидели эфранцев. Князь Эфры стал предателем и примкнул к танг-тере. Его дружина сражалась на Дараядских полях на стороне Арангера Чёрного. Потом Велидде взяли в осаду, которая длилась полгода. Многие погибли тогда, не было семьи, чтобы не пострадала. Город пал. Последнего короля прежней династии танг-тере увезли пленником в Алиордан. Там он и сгинул, и ни могилы, ни слова не осталось о нём. А велидцы любили его. Когда новый король двинул войска на Эфру, народ славил его в песнях. Предатели должны были получить по заслугам. И лишь Кольца Башен остерегались велидцы...

Эфранскую княгиню не убили. Корона осталась с ней и с тех пор переходила по наследству — уже в роду горностаев, в которых обратили её и всех её близких родичей. Охоту на горностаев запретили в тех краях, чтобы род не пресёкся случайно. А земли обложили тяжкой данью. Дань Кольцо не запрещало.

Никто не возразил.

Потом стали обращать побеждённых в кого-то более полезного — в собак, лошадей, охотничьих птиц.

Льяндо вспоминал всё это, проверяя, насколько пострадала его память. Многие имена забылись. Но он мог забыть их и человеком. Он часто менял облик по воле Джаниарсы. Не было и месяца, чтобы он проторчал в птичьем теле безвылазно. Быть может, разрушение разума толком не началось... Джаниарса много ссорился из-за него со своим отцом. Но власть принца-мага исходила от его собственного могущества, а не от могущества его рода, и отец ни к чему не мог его принудить. Льяндо подозревал, что Эвеларса побаивается сына. Боялся бы всерьёз, не будь Джаниарса таким отходчивым и добросердечным.

А Иранса, брат, ради которого Джаниарса и полез в Безвременье, не боялся его. Любил старшего брата, немного завидовал ему, но не по-злому.

...Джаниарса тем временем выбрался на берег под брюхо каменной змеи и скакал теперь по камням, изучая загадочное заклинание. Он исцарапал себе ноги на острых скалах. По лодыжкам струилась кровь, но принц не замечал этого.

— А-а-а, дьявол! — воскликнул он, наконец. — Я же не смогу сюда вернуться! То есть... если вернусь, то лет через семьдесят, а я не могу столько ждать! Меня опередят!

«Кто и зачем?» — подумал Льяндо и по привычке ничего не сказал.

— Я знаю эту магию! — объяснил Джаниарса не то ему, не то сам себе. — Она довольно старая. Это «замок Лоэтии», его не ставят просто так. В него что-то запирают. И накладывают внешний облик... какой-нибудь, но обычно сильно отличающийся от запертого.

«То есть там что-то внутри?» — подумал Льяндо.

— То есть там что-то внутри! — закончил Джаниарса, точно прочёл его мысли.

«Теперь он расшибётся, но снимет это заклятие», — подумал Льяндо и всё же заговорил вслух.

— Там может быть что-то опасное, — сказал он. — Настолько опасное, что это заключили не в нашем мире, а в Безвременье.

Джаниарса с любопытством уставился на него.

— Верно. Но что это может быть?

Льяндо поразмыслил.

— Под замком всегда вещь? Или там может быть живое?

— Может! — подтвердил Джаниарса. Он широко улыбался в предвкушении, глаза его горели. Спустившись ниже, он сел на большой камень, окунув ноги в воду.

Льяндо отвёл взгляд. Ему становилось трудно дышать. Джаниарса, взволнованный, мокрый, совершенно нагой, был так близко. Невыносимо хотелось его. Льяндо сцепил зубы, представив, как будет выбираться на берег. Вода бурлила здесь, где горячий водопад низвергался в холодную реку; непрозрачная, она скрывала тело Льяндо, но очень скоро придётся выходить... Что ж, Джаниарса вряд ли обратит внимание. Он увлечён другим. Он может даже не заметить.

Как же хотелось. Даже так, как он позволяет — только ртом. И много острее — так, как не позволяет. Если бы случилось невозможное и Джаниарса достался ему... В единый миг вдруг представилось: ночь, спальня, свеча у постели, Джаниарса в его руках, уже замученный до полуобморока, не способный отвечать на ласки, с кожей, влажной от испарины, с искусанными губами...

— Если вещь, — сказал Льяндо, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — то могущественная. Если живое, то чудовище. Может, злой маг?

— Никаких записей, — проговорил Джаниарса, будто околдованный, и Льяндо подумал, что тот его не слушал. — Никаких, ни о чём, даже намёков! Или записи есть, просто они темны? Или... насколько давно это могло произойти? Никаких примет времени. Безвременье. Может, имя дано оттого, что здесь ничто не стареет и не меняется? Но деревья-то выросли...

Льяндо представил, как зажимает этот красивый рот. Больше никакой болтовни.

— Злой маг? — повторил Джаниарса, выдав, что всё-таки слушал оборотня. — Настолько опасный? Кто бы это мог быть? Разве что Повелитель танг-тере! — и он рассмеялся.

Льяндо скупо улыбнулся. Это он помнил. Армии танг-тере удалось одолеть и погнать назад в Алиордан вовсе не потому, что владыки земные отринули раздоры и объединились ради высокой цели. Трон Повелителя опустел до того. Причиной стало какое-то несчастье, столь же непонятное, как непонятна была и осталась природа танг-тере. Повелителя никто не побеждал.

Если бы кто-то в самом деле одолел его и загнал в Безвременье, об этом геройском деянии знал бы сейчас каждый ребёнок.

— Нет, — сказал Джаниарса, — не думаю, что там живое. Тот или те, кто накладывал «замок Лоэтии», хотели сохранить всё в тайне. Так прячут сокровище, а не побеждённого врага. Закрыт здесь, вероятно, опасный артефакт. И я не прощу себе, если не узнаю, какой!

«Так я и знал», — подумал Льяндо.

— А если он настолько опасен, что его не стоит вытаскивать из Безвременья, — заключил принц, — то уж «замок Лоэтии» я изобразить смогу!

Смеясь, он спрыгнул в воду и ушёл в неё с головой. Охваченный любопытством, он всё же не торопился приступать к делу. Некуда было спешить. Джаниарса ещё поплескался немного в чаше горячего водопада. Брызнул водой в Льяндо, пошутив, что тот похож не на беркута, а на сыча. Поплыл к берегу, ныряя и выныривая по-дельфиньи. Льяндо уставился на его узкую гибкую спину, поджарый зад, мускулистые бёдра, которые так сладко раздвигались, когда Джаниарса делал гребок ногами... Беззвучно выругавшись, Льяндо задержал дыхание и сжал свой член в кулаке. Он уже добрых полчаса изводился от возбуждения и кончил через несколько секунд. Он раскраснелся от горячего пара, даже если бы Джаниарса присматривался, то ничего бы не заметил... Но тот не присматривался. Никогда.

— Выбирайся оттуда! — позвал принц, стоя на берегу во всей красе. Бледное солнце уже катилось к далёким горам, фигуру Джаниарсы заливало холодное золото. — Перекусим, и я начну!

Льяндо тяжело вздохнул и двинулся к берегу.

Он рубил на дрова колючие кусты — лучшего дерева поблизости не было. Колючки впивались в кожу и рвали одежду, Льяндо цедил вполголоса грязные ругательства и от этого на душе становилось немного легче. Принц-маг за его спиной носился по берегу, замеряя и высчитывая какие-то углы. Он по обыкновению разговаривал сам с собой, Льяндо невольно оглядывался и наконец чуть не разрубил себе ногу. Усилием воли он стряхнул наваждение.

«В этом есть и хорошая сторона, — подумал он с горечью. — Кому ещё из таких, как я, позволяли оставаться человеком? Доверяли топор?» Хотя, конечно, убить мага простым, не зачарованным оружием невозможно. Даже если маг спит. Разве что это совсем никчёмный маг.

Льяндо сложил костёр и не успел найти трут и кресало: пробегавший мимо Джаниарса щёлкнул пальцами и сбросил на дрова щедрую россыпь искр.

— Могу поспорить, — воскликнул он, — стояли здесь! — и прочертил что-то на песке босой ногой.

«Он уже уверен, что магов было несколько? — подумал Льяндо. — Или просто так болтает?»

— Но далеко же? — удивился Джаниарса.

Действительно, до каменной змеи отсюда было далековато.

Гнедой жалобно заржал в стороне.

— А, бедняга! — принц засмеялся, потрепал коня и отпустил к воде. — Пей и ужинай с нами. Интересно, я успею до темноты? Всё равно. Лоэтия любила поярче. Всё, что она изобрела, сверкает. А говорят, она была из танг-тере... Наполовину танг-тере, по отцу. Но она жила очень давно, лет за двести до нашествия.

Он рассказывал ещё что-то, но смотрел при этом на каменную змею — так, будто рассказывал ей. Льяндо задумчиво размешивал в котелке похлёбку.

— Ключ! — внезапно скомандовал Джаниарса. Голос его прозвучал совсем иначе — жёстче, ниже, суровей. Льяндо снова уставился на принца и чуть не ошпарился.

Джаниарса потёр ладони.

— Получилось! — весело сказал он.

С виду ничего не произошло. Льяндо промолчал.

— Пошло разворачиваться, — непонятно объяснил принц. — Это займёт немного времени. Поесть готово или ещё подождать?

Льяндо молча наполнил походную миску и протянул Джаниарсе.

— Спасибо, — сказал тот. — Оно спит очень давно и не может сразу проснуться. Но оно в порядке и откроется как следует.

Как он умудрялся одновременно так быстро есть, так быстро говорить, и при этом ни разу не подавиться?! «Не иначе ещё какая-нибудь магия», — подумал Льяндо с усмешкой. Он тоже оглянулся на змею. Камень не дрогнул. Изваяние по-прежнему вздымалось над рекой, раздув капюшон, по-прежнему низвергался водопад из клыкастой пасти. Бледное солнце быстро уходило к горам. Лучи его падали косо. Закаты Безвременья не были алыми — лишь розового оттенка. Заметней стал туман над рекой. Льяндо всё ждал, что змея оживёт — откроет глаза, качнёт головой, развернёт тело. Этого не случилось. Казалось, камень меняет цвет, отливает то зеленью, то медью и золотом... но это могло быть иллюзией или просто игрой вечернего света.

Джаниарса шагнул к реке, упал на четвереньки и напился из горсти, а потом сел, скрестив ноги.

— Сейчас, — сказал он. — Сейчас.

Уходили последние минуты вечера.

Когда принц колдовал всерьёз, то понижал голос до шёпота. Льяндо не разбирал слов; да если бы и разобрал их, то не понял. На протянутые руки Джаниарсы упал последний светлый луч и они запылали, будто охваченные пламенем. Гнедой с опасением покосился на хозяина, зафыркал и отошёл в сторону. Медленно Джаниарса поднял руки, гибким движением встал и поднял ещё выше. Быстро темнело. Свет окружил голову Джаниарсы, седые волосы засияли серебром, крашеные синие пряди — звёздно-голубым. Облако магического света потекло вниз по его фигуре, и когда свечение очертило у его ног отчётливый круг, то столь же отчётливо, с бестрепетной страшной властностью Джаниарса произнёс:

— Дай!

И в тишине Безвременья раскатился грохот.

Скала содрогнулась. Камни разлетелись, точно под них закладывали пороховой заряд. Качнулась земля, сердце Льяндо подскочило к горлу. С тяжёлым скрежетом провернулось что-то в недрах скалы, ещё и ещё раз. Прогремел новый взрыв и скрежет оборвался. Голова змеи медленно поползла вниз и спустя мгновение рухнула в воду, подняв высокий фонтан. Трещина рассекла выгнутую каменную грудь. Она ширилась на глазах. Наконец всё, что оставалось от изваяния, рассыпалось осколками. Джаниарса опустил руки. Сияние гасло, сгущался мрак.

— Где? — удивлённо пробормотал принц.

То же самое подумал Льяндо.

Вдруг Джаниарса с воплем рванулся вперёд. Одетый, с разбегу он влетел в воду и широкими гребками поплыл к чаше водопада. Ошарашенный Льяндо вскочил, не в силах сообразить, нужна помощь или лучше держаться подальше. Гнедой заржал в тревоге. Джаниарса доплыл до самой скалы и нырнул; судя по его движениям, он старался добраться как можно глубже. Льяндо, всё ещё ничего не понимая, сбросил рубаху и поплыл к нему.

Проклиная непроглядную ночь Безвременья, он грёб, надеясь, что Джаниарса способен видеть под тёмной водой. Или что принц хотя бы нащупает то, за чем так отчаянно кинулся... Джаниарса не показывался на поверхности очень долго, так долго, что Льяндо похолодел от ужаса. Застрять в Безвременье, не имея магических сил и не зная дороги назад... Жизнь его была несладкой, но расставаться с нею ему совсем не хотелось.

Джаниарса наконец вынырнул. Он задыхался так, что глаза закатывались, но цепко держал обеими руками что-то тяжёлое и большое, немногим меньше его самого. Облегчение придало Льяндо сил. Он добрался к принцу и подхватил его, поднимая его голову над водой. Не без удовольствия Льяндо ощутил, как цепляется за него Джаниарса, но руки принца тотчас разжались.

— Не меня, — выдохнул он, — я в порядке. Его!

Кого?

Льяндо не сдержал изумлённый возглас.

Каменная змея Безвременья и «замок Лоэтии» всё-таки заключали в себе живое. Человека. Мальчишку лет пятнадцати на вид. Льяндо принял бы его за девочку, потому что в темноте над мутной водой различал только гладкое лицо и длинные волосы, но Джаниарса сказал «его».

Сказать по правде, Льяндо принял бы его за мёртвую девочку, потому что мальчишка, кажется, не дышал.

— Он жив, — сказал Джаниарса, точно прочёл его мысли. — Он сидел под «замком» очень долго. Очень долго. И он будет очень долго просыпаться. Кто это? Зачем его заперли?.. А, я болван! — Джаниарса залился прерывистым задыхающимся смехом. — «Водяная рука»! Я мог вытащить его заклинанием. Я забыл, что оно есть. Просто раньше было не нужно. Сиганул в воду как был! Сушиться теперь и сушиться!

Вдвоём с Льяндо они вытащили мальчишку на берег и уложили на песок. Спасённый не подавал признаков жизни. Джаниарса вылез из мокрой одежды и завернулся в плащ. Взяв из костра горящую ветку, он подул на неё, превратив тлеющее пламя в яркий и чистый свет, и стал внимательно изучать кожу мальчишки. «Ищет какие-нибудь знаки», — подумал Льяндо. Джаниарса ничего объяснять не стал; он сосредоточился насколько, что даже прекратил болтать. В свете магического факела Льяндо разглядывал спасённого. Одежды на нём не было. Мелко вились тёмные волосы — длинные, почти такие же длинные, как у Джаниарсы. Мальчишка был костляв, но не так, как бывает от недоедания — просто тощий от природы. Правильное лицо, немного скошенные глаза, густые ресницы. Кожа казалась смугловатой, хотя при свете факела нельзя было сказать точно. По виду мальчишка напоминал фравела. Льяндо вдруг подумалось, что если он действительно настолько долго пробыл заключённым в змее, то он старше... старше даже не их с Джаниарсой, даже не Эдрины Старой — старше самого племени фравелов. Может, старше Лагеты и Аррайсары... Морозец подрал по коже.

Джаниарса аккуратно перевернул мальчишку на живот, проследив, чтобы тот не вдохнул случайно песка, и принялся осматривать его спину. Отбросил в сторону тёмную гриву, стал разбирать спутанные пряди, исследуя кожу головы. Никаких знаков, судя по всему, он не видел. Принц выглядел удивлённым и с каждой минутой — всё более настороженным. В груди Льяндо разгоралось любопытство, но оборотень по привычке молчал.

— Ладно, — сказал наконец Джаниарса и свистом подозвал Гнедого. — Есть одно дело, с которым коняшка справится лучше нас.

Брови Льяндо поползли вверх. Джаниарса поймал его взгляд и весело улыбнулся. Гнедой тем временем подозрительно обнюхивал спасённого.

— Он тебя не съест, — сообщил принц коню, а потом спросил его совершенно серьёзно, как человека: — Ты спать будешь стоя или лёжа? Учти, что я его на тебя положу.

Гнедой длинно выдохнул и как будто что-то с досадой пробормотал. Льяндо закусил губу. До сих пор он не верил, что кони королевских кровей могут разговаривать. Это казалось пустой сказкой... но если могут? Если разума в них действительно больше, чем в животных?.. «Нет, нет, — подумал Льяндо. — Он не разговаривал, он ругался. Ругаться умеют и звери».

Жеребец отошёл туда, где трава росла повыше, и осторожно лёг, подогнув ноги. Джаниарса завернул мальчишку в свой плащ и уложил Гнедому под бок.

— Жизненная сила, — сказал он, — живое тепло. У коня его больше, чем у нас двоих вместе взятых. Он побудет вместо печки. И куда полезнее печки! — принц улыбнулся. — А мы подремлем у костра, по очереди. Что ж! хорошо, что ночи здесь такие же короткие, как дни.

К утру мальчишка ещё не очнулся. Но выглядел он заметно лучше: спящим, а не мёртвым. При свете дня стало видно, что кожа у него в самом деле смуглая, как у фравелов и других народов лесного юга. Но никто в тех краях не принял бы мальчишку за своего. Такие вытянутые и скошенные глаза встречались там, особенно — в жарких речных долинах, но лица у фравелов были широкие. Льяндо вспомнились лагетанские ярмарки: шум и хохот, звон посуды в кабаках, ржание лошадей и крики торговцев, запах навоза и рыбы, поскрипывание корабельных снастей... Каждому чужеземцу полагалось обидное прозвище. Фравелов звали «рожа, что пирог».

Узкие женственные лица были у гостей из Велидде. Аррайсарская королева Иранни, мать Джаниарсы, почиталась образцом велидской красавицы. Все её сыновья пошли в неё, кто больше, кто меньше. Но велидцы были белокожи и страшно боялись загара, за что и прозывались «бледными поганками»... Чертами лица мальчишка был очень похож на Джаниарсу.

Пахло навозом и рыбой.

Льяндо проморгался и протёр глаза.

Навоз принадлежал, конечно, Гнедому, а рыбу изловил каким-то образом Джаниарса, потому что он варил уху. Ни удочки, ни сети при них не было, это Льяндо помнил точно.

Принц полюбовался на его изумлённое лицо и захихикал.

— Волшебство, — сказал он, — магия.

«Магия, так магия», — смирился Льяндо, но Джаниарса продолжал болтать.

— Обыкновенный молниевый разряд, — сказал он, — рыба всплывает кверху брюхом и её остаётся только собрать. Но мы торчим здесь уже очень долго и у нас кончается соль. Пора искать Собрание! Ешь. Потом отправлю тебя в небо.

Льяндо мучительно не хотелось ни в какое небо, но возражать он не мог.

К счастью, искать пришлось недолго. Беркутом Льяндо описал несколько широких кругов, поднимаясь всё выше. Смутно он помнил, что они зашли слишком далеко вперёд. Значит, искать нужно было вдали от гор. Тёмной лентой вилась внизу река. Излучина следовала за излучиной — а ведь земли там были плоскими как стол. Верно, кости земли крылись глубоко внизу, под лесной почвой. Будучи птицей, Льяндо мало мыслил, но много угадывал. Так он спустился к реке, чувствуя под крылом её холод, и поплыл среди медленных ветров, присматриваясь к перелескам и скалам. Вновь возникли пологие холмы, которые путники миновали несколько дней назад. Выветренные скалы, похожие то на разрушенные крепости, то на окаменевших стражей... Повинуясь чутью, Льяндо заложил вираж и устремился вправо.

Чувство времени изменило ему. Впрочем, не стоило удивляться, коли уж они находились в Безвременье. Когда он возвратился в лагерь, Джаниарса уже не находил себе места. Принц пытался разговаривать с мальчишкой, но то и дело вскакивал, отбегал в сторону и прикладывал ладонь ко лбу, окидывая взглядом небесный свод. Мальчишка смотрел на него с удивлением.

Льяндо сложил крылья и камнем упал вниз. Джаниарса так торопился вернуть ему человеческий облик, что Льяндо чуть не расшибся оземь. Но он не обиделся.

— Что? — тормошил его принц. — Где? Нашёл?

Льяндо кивнул и отмахнулся. Джаниарса тоже не обиделся, зная, что дар речи возвращается к оборотню не сразу. Он сказал:

— Я был прав, Гнедой помог. Он очнулся пару часов назад.

Следовало понимать, что очнулся не Гнедой, а мальчишка. Льяндо снова кивнул.

— Его зовут Акреш-Шер, — сказал Джаниарса, — и по-моему, это княжеское имя. Но какого народа? Я не знаю его языка, а он не знает наших. Это логично. Языки меняются. Он говорит, возможно, не на чужом языке, а на слишком древнем. Но я пока не разобрался. Эй, Шер!.. Скажи: «Джаниарса».

Мальчишка, сидевший у костра, поднял голову и посмотрел на принца так, что Льяндо чуть не захохотал. Похоже, за эти часы Джаниарса настолько замучил парня болтовнёй, что тот был готов сбежать обратно в каменную змею.

Но вряд ли стоило звать его «мальчишкой». Он был много старше, чем казался, пока лежал без чувств. «Велидская кровь, — Льяндо почти уверился в этом. — Он из древнего Велидде или полукровка, как Джаниарса». Тонкое лицо Акреш-Шера не было лицом подростка; да и женственным, по сути, не было. Обычное лицо велидца. Узкие, чёрные, по-кошачьи скошенные глаза велидскими не выглядели, но кто помнил, каковы были с виду велидцы пару тысяч лет назад? Льяндо не помнил.

— Шанияр, — терпеливо сказал парень. Укоризненно покачал головой, показал пальцем на себя и прибавил: — Акреш. Ола Реш. Наа Шер!

Принц лучезарно заулыбался.

— Джаниарса, — потребовал он. Парень закатил глаза.

— Шания... — попытался он снова. — Ш-шани-ар... цас! Шаниарцас!

Джаниарса рассмеялся.

— Пёс с тобой, пусть будет Джан. Скажи: Джан.

— Шан.

...Разум, язык и сознание полностью возвратились к Льяндо, и Льяндо ощутил вдруг смутную тревогу. Что-то было не так. К чему-то следовало присмотреться очень внимательно; какая-то деталь, неприметная мелочь скрывала в себе слишком много... Льяндо отошёл к реке, не торопясь напился. Краем глаза он следил за Джаниарсой и его найдёнышем. Что здесь странного? Принц-маг играет в имена со своим новым знакомцем и не рвётся расспрашивать Льяндо о Собрании Камней? Нет, это похоже на Джаниарсу. Он беспечен, настроение у него быстро меняется, а если Льяндо уже нашёл Собрание, то время терпит и можно потратить ещё минуту на шутки.

Слишком долгие взгляды бросает Джаниарса на свою новую игрушку. Улыбается слишком светло и лукаво. Глаза у него блестят, и смеётся он звонко и ласково... Сердце Льяндо кольнула ревность. Акреш нравился Джаниарсе, это было правдой.

Но не было разгадкой.

Только что Льяндо слетел сюда с неба в обличье птицы, и сменил обличье. Акреш покосился на него с любопытством — и всё. Он не удивился. Не попытался спросить что-то у него или у Джаниарсы. То, что он увидел, было для него привычным. В своей жизни — той, что он вёл до заключения в Безвременье, — Акреш видывал могучих магов и сложную магию. Видел часто, много, вблизи. Магия не пугала его и даже не вызывала особенного интереса.

Что это была за страна? Что за маги?

«И почему Джаниарса этого не видит?» — Льяндо нахмурился. Принц слишком увлёкся? Не опасно ли это? Джаниарса не привык бояться за себя, его силы с раннего детства были слишком велики...

— Льяндо! — позвал принц.

Оборотень приблизился.

— Расскажи о Собрании.

Льяндо помедлил, вспоминая слова.

— Река течёт сюда с юга, — сказал он. — Круто поворачивает много раз. Те скалы, похожие на фигуры и башни. К югу они стоят чаще и чаще, а деревья растут реже. У одной излучины скалы стоят кольцом. Это правильный круг, будто его начертили. Думаю...

— Да, — перебив, согласился принц, — это должно быть Собрание. А где мы пропустили поворот? Можешь прикинуть?

Льяндо прикинул.

— Мы могли заметить реку гораздо раньше. Проезжали мимо другой излучины. Там густой лес. Но мы могли услышать журчание воды.

— А я в это время болтал какую-нибудь чепуху, — с улыбкой повинился Джаниарса. — Ладно! Поедем по берегу. Но теперь нас трое... Придётся ехать шагом, не вижу вариантов. Соль завтра кончится. А! — он махнул рукой. — Тоже мне, беда. Зато научим Реша разговаривать, и он наконец расскажет нам обо всём.

Шли быстро, но без лишней спешки. Вода в реке была кристально чиста и восхитительна на вкус, а рыбу можно было хватать руками. Льяндо не приходилось охотиться или отыскивать путь, и Джаниарса не обращал его в беркута. Первое время оборотень был доволен. Порой — почти счастлив; Джаниарса сажал Реша на Гнедого, а сам шёл пешком, рядом с Льяндо, и болтал не с Решем, а с ним — видимо, для разнообразия. Льяндо мало отвечал, но много слушал, и смотрел на Джаниарсу неотрывно, и иногда задевал локтем его локоть. Принц улыбался или не замечал. Чаще не замечал.

Льяндо не хотел думать, что любит Джаниарсу. Это было унизительно. Он желал его, только желал — до лихорадочного жара, до спазмов, до слабости в ногах. Желал прикасаться, гладить, ласкать, чувствовать, как он вздрагивает от удовольствия, слушать его дыхание. Желал обладать им, как обладают пленниками. Держать его у себя на коленях и ставить его на колени. Укладывать его в свою постель, засыпать и просыпаться с ним. Разговаривать с ним или молчать, пока он разговаривает сам с собой. И так, как сейчас, идти рядом...

Но чем дальше, тем ясней становилось, насколько принцу нравится Реш.

Реш не пытался привлечь внимание Джаниарсы, но и не шарахался от него. Не прятал глаз. Позволял трепать себя по волосам и старательно учил слова. Наблюдая за ним, Льяндо думал, что он действительно княжеского рода; возможно, королевского. Прежде всего его выдавала посадка. Гнедой был жеребцом королевских кровей и признавал единственного хозяина, но Реш ехал на нём безо всякой опаски, легко и ловко. Кроме того, с каждым часом Реш всё лучше владел собой — и всё больше становился похож на королевича. Истинные чувства его мало-помалу скрывались за улыбчивой маской. На маске были написаны уместное послушание, сдержанная доброжелательность и глубочайшая благодарность за спасение. Под маской могло быть что угодно, от ненависти до влюблённости. Льяндо был княжичем сам, потому умел видеть на людях подобные личины.

У Джаниарсы маски не было. Он не нуждался в ней. Он ничего не боялся и ни от кого не зависел. Если он и притворялся изредка, то разве чтобы не огорчать родителей или не обижать влюблённых в него девиц. Ещё и поэтому он был таким притягательным...

Льяндо всё пристальней следил за Решем.

Вскоре он заподозрил, что тот понимает намного больше слов, чем хочет показать. Слишком внимательно он вслушивался в болтовню Джаниарсы. Неприязнь в душе Льяндо росла. Пусть корнем её была простая ревность любовника, но... Кто-то когда-то счёл Реша настолько опасным, чтобы не просто запереть его под «замок Лоэтии» — чтобы загнать его в Безвременье, в земли вдали от хоженых троп. Джаниарса недооценивал опасность. Джаниарса был слишком самоуверен. Джаниарса никогда раньше не сталкивался с по-настоящему серьёзной угрозой. Джаниарса мог попасть в беду... Скрипя зубами, оборотень начал выбирать слова. Он понимал, что это не его дело и его мнение Джаниарсу не волнует. Но он должен был хотя бы предостеречь.

Сменилось несколько коротких суток. Кольцо Собрания показалось на горизонте. Льяндо так и не решился заговорить.

Он боялся за Джаниарсу. Но ещё он боялся стать помехой и оказаться в теле беркута — возможно, до самой смерти. Молчать было проще и привычней. Льяндо думал, что пожалеет об этом, и утешался мыслью, что Джаниарса не только могуч, но и умён, влечение к Решу вряд ли его ослепит. Не позабыл же он, насколько надёжно упрятали этого милого найдёныша...

— Дальше не нужно, — сказал Джаниарса наконец. — Дальше я пойду один. Льяндо, присмотри за Решем.

Льяндо покосился на юношу. Реш вежливо улыбнулся.

— Соберите костёр, придумайте ужин, — велел Джаниарса. Теперь он смотрел только на камни Собрания. — Надеюсь... надеюсь, всё будет хорошо.

Он оставил Гнедого с ними и пошёл пешком. Льяндо долго смотрел ему вслед. Джаниарса прошёл по краю песчаной отмели, оставив цепочку следов. Тихо журчала река, стеклянистый туман тёк над нею. Гнедой вздохнул. Реш стал расседлывать его. Льяндо отправился за дровами.

«Собрание Камней, — думал принц-маг, отмеряя шаг за шагом. — На самом деле все скалы Безвременья — это Собрание. Поэтому они так странно выглядят. Это не скалы. Но кто? Живые существа, иная разумная раса? Духи? Боги? А кольцо Собрания так похоже на Кольцо Башен. Башни поставили по его примеру? А! Я про это не читал, было неинтересно. Но если об этом есть книги, то в библиотеке Кольца и нигде больше. Съездить в Танг Дан? Или можно заказать копию? Что-то я сомневаюсь. Они страшно не любят делиться...»

Джаниарса шёл всё медленнее. Старейшины Собрания обладали чудовищной мощью. Она била в лицо, как штормовой ветер. Гнедой бы перепугался...

Казалось, что туман звенит. На грани слышимости плыл этот звук, нежный и чистый. Против ожиданий, он был приветливым и напоминал звон хрустальных бокалов. «В Костях Земли нет ни гордыни, ни зла», — вспомнил Джаниарса и вновь подумал, как ему нравится эта фраза, найденная в путевых записках велидской Кельфранни. В мыслях он поиграл её словами, перебирая их как самоцветы. Сейчас Кельфранни было четыреста двенадцать лет, она перестала читать лекции и учила только избранных. Когда-то Джаниарса из кожи лез вон, стремясь попасть к ней на занятие. Он добился своего. Смеясь, старуха проэкзаменовала его прямо на лестнице, сказала, что учить его больше нечему, но тут же намекнула, что у Лоэтии кроме знаменитой Большой Книги было ещё множество набросков и черновиков, и почти все они сохранились в архивах. Кельфранни была прекрасна. Джаниарса мечтал обменяться с нею хотя бы десятком писем, но для этого пришлось бы повернуть время вспять. С годами магесса всё больше замыкалась в себе и ни с кем уже не переписывалась.

Ей было всего тридцать восемь, когда она стояла здесь, в едва приметной тени камня, и готовилась шагнуть в круг Собрания.

Джаниарса глубоко вздохнул.

Он не успел сделать последний шаг. Неслышимый Голос, тяжкий и необъятный как сама земля, встретил его. Он надвинулся, неизбежный как будущее. Тысячекратное эхо трепетало в нём, беспредельное как небо. Едва удерживаясь на ногах, ошеломлённый Джаниарса всё же отметил, что он угадал верно. Говорили не только Старейшины — тех было всего несколько десятков. Говорили все камни Безвременья.

Среди них были мужчины и женщины.

Джаниарса пока не знал, чем это важно, но на всякий случай запомнил.

«Четверо, — сказал Голос. — Один, другой, третий, четвёртый. Говорит один. Один пришёл за пятого. Раз, два, три, четыре, пять. Пятый не пришёл».

Слова падали, будто целые горные хребты рушились с неба. Джаниарса привалился плечом к скале и пытался дышать. Мысли повиновались плохо. Он даже не мог вспомнить, что читал по этому поводу.

«Почему?» — спросил Голос.

Джаниарса потёр пальцами веки. Вмиг пересохло во рту. На языке появился странный прогорклый вкус. Сердце стучало так, что отдавалось в ушах. Боль пронзила виски.

Но у него было здесь дело.

Дело — прежде всего.

— Иранса... — собравшись с силами, произнёс он. — Я... пришёл говорить за него. За наследного принца Аррайсары, сына Эвеларсы и Иранни из Велидде. За Ирансу, моего брата. Некогда... маг по имени Ореллис... так же говорил за Эвеларсу... нашего отца.

«Почему четверо?» — спросил Голос.

Джаниарса напрягся.

— Трое — мои спутники. Говорить пришёл я один.

«Мы понимаем, — сказал Голос, изменившись: теперь будто женщина взяла верх. — Я, он, она, мы. Мы понимаем. Мы помним. Мы слышим».

— Я прошу, — сказал Джаниарса твёрже, — защитить корону Аррайсары. Я прошу о том, чтобы в урочное время корона мирно перешла от отца к сыну. Как сам я намерен мирно войти в Башню Аррайс, когда пробьёт час. Так пусть будет брат мой Иранса коронован.

«Аррайсара, — эхом повторили голоса Собрания, — которой не было, которая есть. Мы понимаем. Мы слышим. Мы утверждаем».

— Благодарю вас.

«Мы принимаем благодарность. Мы просим».

Джаниарса задохнулся и закашлялся. Ноги больше не держали его, он сел наземь. Об этом он точно ничего не читал. Тяжесть голосов была так велика, что он не мог даже испугаться. Он чувствовал себя мошкой, которую способны раздавить в одно мгновение. Никогда он не сталкивался с подобной мощью. И никогда, ни разу ещё никого не просило великое Собрание...

— Я исполню просьбу, — глухо выговорил он, — если это в моих силах.

«Мы сильны. Мы, которые были, которые есть. Мы помним».

— Я слушаю вас, Собрание.

«Мы, он, она, я. Собрание. Согласие. Три согласия, которые были. Одно, которое есть. Одно, которое потеряно. Я, она, он, мы. Мы помним. Мы ищем. Одно потеряно».

Джаниарса вытянул ноги. Сидеть было легче, чем стоять. Он прислонился виском к холодному камню. Казалось, что скала раскачивается. Голоса Собрания удалялись, слова распадались на звуки, но иные ещё можно было различить. Они искали. Они нуждались. Мысль о потерянном тревожила их в их каменном сне. Одно Согласие потеряно, и оттого толику сил утратили все остальные. Договор нарушен, который был, который есть. Мы, он, она, я.

«Иранса?.. — подумал принц. Сознание его рассыпалось в нескончаемом гуле — я, она, он, мы. — Я всё сделал... как надо. Я, мы... да, всё».

Стремительный вечер Безвременья наступил, потемнел, сменился ночью, осыпался чуждыми звёздами. Джаниарса, невесомый как тень, плыл в стеклянистом тумане. «Я понял, — мысли тумана плыли вокруг, — я понял, почему Собрание — Камней... мы, они, оно... Надгробных камней».

Ветер пространств подхватил его и унёс во мрак.

Гнедой коротко заржал, с силой мотнул головой и вырвал повод из руки Льяндо. Льяндо выругался сквозь зубы. «Верны хозяину королевские кони, — подумал он со злостью, — как же. Будут защищать ценой жизни. Яйца тебе надо было отчикать, принц копытный». Давно рассвело. Мелкое солнце Безвременья катилось к зениту, туман почти рассеялся и с отмели было отлично видно, что Джаниарса так и валяется у подножия одной из скал. Гнедой тоже видел его, но к Собранию идти отказывался. Льяндо и сам не горел желанием приближаться к Камням, но Джаниарсу нужно было вытащить оттуда.

— Дьяволы с тобой, — сказал он Гнедому, — пойду один.

Он не верил, что Джаниарса мёртв. Собрание никого не убивало. К тому же Льяндо приближался к нему с воздуха, в теле беркута, и не чуял в нём никакой угрозы — только громадную силу. Чувствам птицы он доверял. Джаниарса потерял сознание от перенапряжения или просто спал, но нельзя же было сидеть и ждать, пока он очнётся. Мощь Собрания давила на разум, он мог пролежать там очень долго, ему могло стать по-настоящему худо...

— Я, — сказал Реш.

Льяндо не заметил, как тот подошёл. С новым ругательством он обернулся.

— Идти, — Реш показал пальцем. — Нести.

Льяндо хмыкнул.

— Не боишься?

— Нет.

— Пошли.

Вначале Реш следовал за Льяндо по пятам. Шёл он так тихо, что пару раз оборотень косил взглядом через плечо — не струсил ли найдёныш, не сбежал ли? Нет, Реш даже не отставал. Шагал он осторожно, глядя под ноги: мягкий песок отмели сменился каменистым берегом, а рядом в траве скрывались колючки. Запасной обуви у путников, конечно, не было, да и одежды тоже. Джаниарса поделился с Решем своей сменной рубахой... Льяндо видел, что Реш не привык ходить босиком. Судя по развитым мышцам ног, он чаще ездил верхом. Само по себе это ничего не доказывало: и сейчас многие фравелы пешком ходили только до ветру, не говоря уже о настоящих южных дикарях. Но если парень был велидцем, то велидцем из родовитых.

Даже не будучи магом, Льяндо чувствовал, как велика сила Собрания Камней. Нет, она не угрожала, не отвергала, не отталкивала; она просто была непомерной. Как расстояние до звёзд. Идти к Камням значило преодолевать её — словно тащить тяжесть или встречать ураганный ветер. Становилось трудно дышать. Льяндо шёл всё медленнее. Решу, похоже, путь давался проще. Он поравнялся с Льяндо и наконец обогнал его. С минуту оборотень смотрел ему с спину. Плечи у Реша были уже, чем у Джаниарсы, рубаха сползала... Поколебавшись, Льяндо спросил:

— Ты маг?

— Наа. Наа виран.

— Не прикидывайся.

Реш остановился и оглянулся.

— Я, — ответил он напряжённо, — я теперь... не знать.

— Так не бывает.

Реш тяжело вздохнул. Вдруг, словно решившись, он ткнул пальцем в Собрание и сказал:

— Моя.

— Твоя что?

— Льяндо. Прости. Нет слово.

— Ладно. Иди тогда, раз идёшь.

К концу пути у Льяндо уже темнело в глазах. Его подташнивало. Солнце светило ярко, и от этого мутило ещё сильнее. Сквозь муть Льяндо заметил, что Реш протягивает ему руку и сказал: «Нет». Он пожалел об этом, потому что найдёныш пошёл быстрее и вскоре уже склонялся над Джаниарсой. Тот закашлялся и что-то пробормотал. Льяндо больше угадал, чем увидел, как Реш помогает ему сесть.

— А-а, — сказал принц, — Акреш... очень мило с твоей стороны.

Льяндо молча выругался.

...Обратно к лагерю они тащились как три калеки, цепляясь друг за друга. Каждый свалился раза по два. Выдержка Реша имела пределы; возможно, уходить от Собрания ему было труднее, чем идти к нему... разгадывать сейчас эти загадки Льяндо не мог и не хотел. Добравшись к костру, они втроём слегли, не размыкая объятий, и некоторое время просто дремали. Голова Джаниарсы упала Льяндо на грудь, и он чувствовал, как пахнут волосы принца — как звериная шерсть. Тыльную сторону кисти что-то щекотало. Открыв глаза, Льяндо увидел, что это грива Реша. Найдёныш прижался к Джаниарсе с другой стороны и обнимал его за талию.

Гнедой обнюхивал их и уныло, виновато пофыркивал.

Джаниарса зевнул и очнулся. Он не сразу поднялся на ноги и ещё несколько минут провёл в объятиях спутников. Льяндо нестерпимо хотелось погладить его по голове, но это было бы слишком дерзко.

Наконец принц сел прямо, а Льяндо перебрался к костру и стал разогревать еду. Он ни о чём не спрашивал — знал, что Джаниарса скоро начнёт болтать и сам всё расскажет.

— Шаниарцас, — донёсся глухой голос Реша. — Что... Камень?

— Камень говорил, Реш.

— Что?

Джаниарса скрестил ноги и уставился прямо перед собой.

— Четверо, — сказал он. — Это довольно просто. Это даже не загадка. Четыре наследника, потому что Гнедой тоже наследник. А что Акреш — чей-то наследник, можно было угадать и без Камней.

«Ну слава Матушкам! — подумал Льяндо. — Он всё видит, и понимает уж не меньше моего. Глупо было бояться».

— «Пятый, которого нет» — это, конечно, Иранса. — Джаниарса нашарил какую-то веточку и стал чертить ею на песке. — Его Согласие подтверждено и оно не может быть потерянным.

Льяндо насторожился.

Джаниарса прибыл сюда, чтобы укрепить права своего брата на трон. Судя по всему, это у него получилось. Но дело на том не закончилось? Камни сказали ему что-то ещё?

— Чьё Согласие потеряно? — спросил Джаниарса сам себя. — Ответ напрашивается. Но не всё так просто.

Льяндо сунул в костёр пару сухих сучьев. Он бросил короткий взгляд на Реша и увидел, что найдёныш сидит смурной и точно пришибленный. Вправду он не научился ещё говорить или прикидывался? Но понимать он явно прекрасно всё понимал.

— Если об Акреше было дано Согласие, значит, Акреш — Хозяин Земли. Почти наверняка его отец и мать тоже были Хозяевами. И... я знаю всех Хозяев. Которые были, которые есть. Я помню списки наизусть. С начала до конца и с конца к началу. Проклятый Родерано без этого не принимал историю. Из списков никого не вымарывали. По крайней мере, так утверждается, — Джаниарса вздохнул.

Льяндо наполнил миску и протянул ему. Некоторое время Джаниарса ел и размышлял. Потом прибавил:

— Кроме того, заклятия Хозяев созданы не настолько давно. Не настолько, чтобы язык Реша успел забыться. Он говорит либо на совсем чужом, либо на слишком древнем... Но языки-то я тоже знаю! По крайней мере узнать их могу... Загадочный исчезнувший народ. Загадочный исчезнувший язык. Династия, вымаранная из списков. И всё это — в историческое время в известных землях!

Джаниарса поставил миску наземь с размаху и остатки похлёбки выплеснулись на песок.

— Так не бывает, — сказал принц обиженно.

Льяндо встал, забрал миску, сполоснул её в реке и, наполнив снова, подал Решу. Тот сидел как неживой. Смуглая кожа посерела, губы сошлись в нитку. Он не поднимал глаз и с трудом заметил, что ему протягивают еду.

— Придётся выбрать простой ответ, — проворчал Джаниарса. — В Танг Дане я интересовался другим, читал другие книги и проглядел какие-нибудь намёки. И очевидные намёки! Ох. Пускай. Два года — слишком мало, чтобы изучить все их библиотеки, тем более, когда тебя таскают с одного экзамена на другой.

Реш медленно начал есть.

— Как там Ореллис? — Джаниарса ссутулился. — Он иногда ещё в себе, а иногда совсем плох. Если он сдастся, то шиш мне, а не Танг Дан. И... на всю оставшуюся жизнь! Дьяволы. Мне предстоит сидеть в Аррайс, как в темнице. И выпрашивать у проклятого Кольца копии книг. А они не любят делать копии. Что за тоска...

«Поэтому он собирается вытащить отсюда Реша? — Льяндо скрыл усмешку. — Чтобы жизнь была интересней?»

— Что ж! — Джаниарса хлопнул ладонью по колену. — Реш, жуй быстрее. Тебе придётся объяснить, кто ты и как сюда попал.

«Наконец-то», — подумал Льяндо. Он привык сдерживать любопытство, но Джаниарса что-то уж слишком долго тянул с началом допроса.

Реш прекратил жевать вообще.

— Не бойся, — сказал ему принц. — Собрание тревожится из-за тебя. Они... оно, мы, я... а, дьяволы. Засело в мозгах, как заноза. Камни просили меня. Такими просьбами не пренебрегают. Но я хочу знать, кто придёт в ярость, когда я вытащу тебя отсюда.

«Когда, — отметил Льяндо. — Не «если»».

Он покачал головой.

Пришло на ум, что всё это — не случайность.

Собрание Камней знало, кого просить. Многие маги были здесь. Силы Собрания невообразимо велики, вряд ли «замок Лоэтии» мог скрыть от них Реша. И если Камни тревожились о нём... Верно, они могли бы и освободить его, и вернуть в мир людей; но даже их силы не бесконечны, и они не вмешиваются в дела людей напрямую. Несчётные годы Безвременья они ждали. Должен был прийти тот, на кого Собрание сможет положиться; тот, к кому оно обратится с просьбой. Кто-то бесстрашный и любящий приключения, могущественный и самоуверенный — и добрый.

Кто-то вроде Джаниарсы.

«Может, они нарочно увели его с дороги, — подумал Льяндо. — Чтобы он увидел эту змею». Ещё он подумал, что Джаниарса наверняка уже обо всём этом догадался.

Но были ещё и те, кто вошёл сюда много веков назад. Маги, которые прошли мимо Собрания и наложили чары, заперев Реша под «замок». И Собрание позволило им. Почему? Ведь здесь, в Безвременье, оно в полной власти.

Неужели существовали люди, чья мощь превосходила мощь Собрания?

«Разве что Повелитель танг-тере», — подумал Льяндо. По спине его сбежал холодок.

...Реш поставил миску и понурился, обхватив себя руками за плечи.

— Наа виран, — жалобно сказал он.

Льяндо подумал, что это должно означать «не знаю».

— Ясное дело, — согласился Джаниарса. — Прошло очень много лет. Давай проще. Чей ты наследник?

Реш мучительно сглотнул. Он долго молчал, и принц, против обыкновения, молчал тоже. Наконец Реш разлепил губы:

— Танг Дан?.. — едва слышно произнёс он. — Танг-аод-Алиордан?

Джаниарса моргнул.

— Что?

— Танг-аод-Алиордан, — повторил Реш отчётливей.

Воцарилась тишина.

Джаниарса быстро мрачнел. Реш поднял глаза и положил руки на колени. Казалось, сомнения и слабость покинули его, в чёрных глазах проглянула сталь. Каким-то образом из Реша он превратился в Акреш-Шера, наследника исчезнувшего величия... и великого страха.

Льяндо замер, охваченный растерянностью.

Он никогда не слышал этого названия, но название «Алиордан» помнил прекрасно. Двух Алиорданов не могло быть. И если так, то...

— «Высокий замок среди цветов», — в задумчивости перевёл Джаниарса. — Кажется, я понимаю. Ты говоришь на внутреннем языке, на котором никогда не говорили с другими народами. Но тогда ты должен знать и внешний. Реш, ты мне врал!

Реш дёрнулся и иллюзия растаяла.

Танг-тере исчез. Остался юноша с лицом велидца и смуглой кожей фравела. И он был близок к отчаянию.

— Я понимаю, — повторил Джаниарса мягче. — Я бы на твоём месте... тоже никому не доверял. Нор алао, но милла?

Реш закусил губу.

«Спрашивает, кто его отец и мать», — понял Льяндо.

— И... — начал Реш будто через силу. — И... наа кон танг-тере. Шарта.

Джаниарса хмыкнул.

— Полукровка ты или нет — не имеет значения, если ты наследник. Эдак мы с братьями все наполовину велидцы.

Реш вдруг быстро закивал.

— Вельяд, — сказал он.

— Велидде.

— Вельяд. Ара-кон Вельяд.

— Да, раньше было — «Высокий Вельяд», — Джаниарса вздохнул. — И что?.. Ладно. Я стараюсь вспомнить ваш внешний язык, но если что, буду переходить на свой. Слов помню много, мне было интересно, но сложные фразы строить не умею. Те но милла Вельяда, Акреш?

«Надо же, я угадал, — подумал Льяндо. — Велидская кровь. Но... что за дьявольщина? Танг-тере разбили велидские армии, осадили столицу и взяли её. На этом всё. Если бы Повелитель женился на велидской принцессе... да вообще хоть на какой-нибудь принцессе женился... этого бы точно не забыли. Об этом бы сказки рассказывали. Повелителя танг-тере никто никогда даже не видел».

— Наа, — сказал Реш.

Джаниарса рассердился.

— Хватит мне голову морочить, — сказал он. — У тебя были отец и мать. Кто они были?

Реш посмотрел на него. Джаниарса сделал суровое лицо. Льяндо видел, что сердится он не всерьёз, что Реш ему очень нравится и что Реша принцу жалко. Но лицо тот сделал очень убедительное. Глаза так и полыхнули. По синим прядям на висках ссыпались голубые искры. Реш не настолько хорошо знал Джаниарсу. Испугавшись, он сдался.

— И ан тер, — сказал он обречённо. — И милла танг-тере ашанна-цас, ишир шакора. Ао-нор-алао эс-каан Тенгер. Амилл Эстрео.

Льяндо ничего не понял. Зато он видел, что Джаниарса понимает всё, и что глаза у принца потихоньку лезут на лоб.

— Эстрео ди Вельяд?!

— Эт.

Повисло молчание. Реш не поднимал глаз. Джаниарса пялился на него, как на чудище. Охваченный жгучим любопытством Льяндо держался из последних сил. Он сознавал, что разговор вот-вот продолжится, но не мог даже упомнить, когда в последний раз ему настолько хотелось задавать вопросы.

— Амилл-и-милла? — спросил Джаниарса осторожно.

Акреш-Шер усмехнулся.

— Алиор эс-тере, эс сангийя-тере, эс ан-танг.

— М-мать!..

— Что? — не выдержал Льяндо.

Его не услышали. Джаниарса вновь зачастил что-то на внешнем языке танг-тере. Реш смотрел в землю, изредка бормотал «эт» или «наа». Льяндо понимал только, что Джаниарсе нравится язык и он пользуется случаем, чтобы поболтать на нём. Может, он рад был поговорить с Решем на его языке, а может, для него это тоже было приключение — говорить на древнем забытом языке с единственным человеком, для кого он оставался родным и разговорным.

— Ух! — наконец выдохнул Джаниарса и провёл по лицу ладонью. — Это... это просто убийственно!

— Что? — невольно повторил Льяндо. Он не ждал ответа, но принц объяснил:

— Реш сын трёх родителей. У него полторы матери и полтора отца.

— Убийственно, — согласился Льяндо.

Очень хотелось спросить, как это было устроено и кто эти отцы и матери, но он молчал. Если Джаниарса захочет рассказать, то расскажет, а если нет, и просить нет смысла.

— Это довольно жуткая и не вполне человеческая магия, — сказал принц, — как почти вся магия, которой пользовались танг-тере. Сейчас она наполовину забыта. Остались книги. По книгам её вряд ли можно восстановить. И слава Матушкам. Но... так всё становится ещё сложнее.

***

— Что ж! — сказал принц. — Нам пора возвращаться к Порогу. Это займёт время, потому что втроём мы идём медленнее. Да, Реш, идём втроём.

Танг-тере молча кивнул.

— Заодно поговорим, — закончил Джаниарса, — и подумаем.

Это следовало понимать так, что думать будет он, и говорить тоже. Льяндо усмехнулся. Ожидания его оправдались: очень скоро Джаниарса вновь начал болтать сам с собой. По обрывкам фраз Льяндо сумел восстановить часть истории.

...Повелитель танг-тере бесплоден, потому что бесплотен. Восходя на трон, он отказывается от имени и от тела, взамен обретая могущество. Пока существовала династия, Повелителям наследовали племянники. Но сестра последнего Повелителя умерла, не родив дитя.

Охваченный глубокой скорбью, Повелитель заключил тело сестры в шакору — вечноцветущее магическое дерево в садах Танг-аод-Алиордан. Дерево питало его своими соками и тело оставалось живым, хотя человека в нём уже не было. Но ни люди, ни книги не могли подсказать Повелителю, как получить здоровое дитя от такого тела. Долгое время владыка танг-тере искал способ. Казалось, что проще всего прибегнуть к помощи другой женщины. Однако магическое дерево могло выносить ребёнка, но не зачать. Сын родился бы сыном этой женщины, а не сестры Повелителя.

В то время Тенгер, военачальник танг-тере, приехал в Алиордан и привёз с собой своего пленника и обручённого, бывшего короля Вельяда, Эстрео. Он всего лишь хотел показать Эстрео столицу танг-тере. Но вид этой пары натолкнул Повелителя на мысль.

Преданность танг-тере Повелителю была абсолютной. К тому же Тенгеру предстояло стать отцом нового Повелителя — великая честь, от которой не отказываются. Быть может, он не хотел подвергать Эстрео столь чудовищному обращению; быть может, чувствовал себя предателем... но воспротивиться он не мог.

Повелитель танг-тере приказал Эстрео явиться в сады Алиордана — одному, в полночь, при растущей луне. Там, соединив мощь своей магии с вечно юным природным волшебством шакоры, Повелитель разделил тело сестры. Он извлёк из плоти дерева её женственность и поместил в тело Эстрео, а после вернул Эстрео Тенгеру с приказом зачать дитя.

...Вынашивало Акреша, насколько уловил Льяндо, всё-таки дерево.

— Шакора, — задумчиво повторил Джаниарса, глядя, как пляшет пламя костра, — шакора... Помню из бестиариев, она там проходит как волшебное животное. Неужели такая была в Танг Дане? Настоящая? И куда она пропала? О-о-о, нет. Сгорела вместе с городом. Такое прекрасное и безобидное существо.

Реш вздохнул.

— Там много... чудо. Было, — сказал он.

— Понимаю. И библиотеки. По слухам, они были огромные. Целые дворцы с книгами. Несколько дворцов. Кольцо Башен потом пыталось восстановить их, но получилось меньше в разы. По-моему, даже сейчас их меньше, чем было.

Реш пожал плечами.

Джаниарса поднял взгляд в небо Безвременья. Звёзды высыпали в нём. Они щедро одаривали светом текучий туман. Путники уже вошли в лес. В этих местах туман не рассеивался ни днём, ни ночью. Ночью он светился ярче Луны.

— А Луна так ни разу и не появилась, — вслух подумал Джаниарса. — Стало быть, здесь её просто нет. Всё-таки где находится это место?.. Я готов поверить во что угодно. Но что ни возьми, везде будут логические противоречия. Другая планета? Другая эпоха? Тогда откуда здесь дубы? И зайцы? И чертополох? Другое измерение? Другой мир? Красиво звучит и ничего по сути не значит. Нужна формулировка. Обоснование... А, ладно. Пора спать. Честно говоря, я устал от местных суток. Хочу вернуться в нормальные дни и ночи.

Гнедой в стороне дремал стоя. На спине у него, роняя с крыльев медленный свет, сидел огромный ночной мотылёк. Джаниарса посмотрел на него и улыбнулся.

Не говоря больше ни слова, принц подтянул Реша к себе и улёгся с ним в обнимку, накрывшись плащом. Реш не сопротивлялся. Он даже не выглядел смущённым. Впрочем, Джаниарса не тискал его и не оглаживал. Объятия его казались братскими.

Льяндо отвёл взгляд.

Он был не против оказаться на месте Реша. Сейчас. В эту минуту. Оказаться же наследником танг-тере... Наследником исчезнувшей династии Льяндо и так был. Племянником Повелителя танг-тере он точно не хотел бы оказаться. Спустя много веков Повелителя всё ещё боялись. Страх перед танг-тере и ненависть к ним жили в летописях городов и деревенских сказках. Джаниарса знает об этом, а Реш наверняка догадывается. Что дальше?

Льяндо подумал, что Джаниарсе придётся сочинить какую-нибудь легенду. Не может он прямо объявить, что явился из Безвременья с наследником танг-тере. Реша просто убьют. Даже Джаниарса не сумеет долго его защищать.

И мурашки сбежали по спине. Льяндо вдруг пришло в голову, что если... если Джаниарса недооценит опасность... Если он, с его самоуверенностью, выступит один против всего мира, — весь мир обратится против Аррайсары. Джаниарса не безродный одиночка, он принц и будущий королевский маг. Его слово — это слово его династии.

«Эвеларса окажется по уши в дерьме», — подумал Льяндо. Холодное волнение поднялось в груди. Нынешнего короля Аррайсары Льяндо ненавидел. С виду Эвеларса казался добродушным отцом семейства... да он и был отцом семейства. Рачительным. Прижимистым. И в рачительности своей он сожрал Лагету, не подавившись. Позарился на зимние ярмарки. Обрёк Льяндо и его родных на участь оборотней. Джаниарса не сражался с лагетанцами, он в то время был в Танг Дане...

Весь мир обратится против Аррайсары. Эвеларсе придётся изгнать сына. Он лишится своего главного мага, оставшись с безумным Ореллисом. А Джаниарса не только маг. Он ещё и главный народный любимец. Многие мечтают увидеть его королём, пусть это и против установлений. В Аррайсаре поднимется беспокойство. Одни примут сторону короля, другие не смогут отречься от Джаниарсы. В ослабевшее, раздираемое бунтами королевство вторгнутся с двух сторон Эдрина Фравельская и наёмные армии Трёх Берегов...

Не стоило надеяться, что они вернут независимость Лагете. Никто в этом не заинтересован.

Но месть...

Льяндо не мог решить, хочет ли он это видеть.

Он не желал зла Джаниарсе. Он желал бы поменяться с ним местами, но на это не было ни единого шанса. Таких, как Джаниарса, не оставляют в живых, и если принца не станет, дорога Льяндо одна — в тело беркута до самой смерти. Но падение Аррайсары...

«В любом случае, — подумал он, утихомиривая бьющееся сердце, — это решаю не я. Если Джаниарса хочет прыгать с башни, никто его не удержит. Я... Но я могу рассказать людям, кто такой Акреш-Шер. Или промолчать».

Льяндо тяжело вздохнул. Решать сейчас он не хотел. Обстоятельства вскоре начнут меняться. Они будут меняться быстро, и сложиться могут самые удивительные. Но он предполагал, что, скорей всего, промолчит. Ради сохранения собственного рассудка и человеческого облика.

...Ночной мотылёк проплыл над спящим Джаниарсой в тумане. Шлейф синего пламени тянулся за ним, истаивая, и край его коснулся седых волос принца. Крашеные пряди переняли пламя и засияли собственным светом.

Реш, не просыпаясь, поморщился и чихнул.

В урочный час магическое дерево разрешилось от бремени здоровым младенцем мужского пола. Повелитель смог, наконец, предать тело сестры земле. Приближался час, когда сам он должен был вознестись. Армиями танг-тере в то время командовал Арангер Чёрный. Спустя ещё много веков об Арангере рассказывали сказки, и это были не те сказки, какими пугают детей. Арангер прославился благородством и умел привлекать сердца. Многие из побеждённых им вскоре становились его верными союзниками. Повелитель считал, что может положиться на двух своих полководцев, оставить им народ и страну — до той поры, когда Акреш-Шер станет взрослым, откажется от имени и плоти и примет власть.

Он ошибся.

Нет, Арангер оставался блестящим военачальником, и друг его Тенгер зорко следил за делами мира в Алиордане. Но с уходом Повелителя магия танг-тере, источник их ужасающих сил и непостижимых знаний, стала рассеиваться. Падение Вельяда устрашило королей и владык. Множество их объединилось против танг-тере. Спустя два года скрытый убийца пробрался в лагерь и зарезал Арангера. Этого просто не могло случиться, пока магия танг-тере была в прежней силе, и танг-тере пали духом. Руагар, сменивший Арангера, стремительно отвёл войска и закрепился в надёжных границах... но покорённые народы уже увидели слабость танг-тере. Судьба их была предопределена.

Алиордан держался ещё много лет. Танг-тере надеялись дождаться часа, когда явится новый Повелитель. Однако враги их понимали, что допустить этого нельзя. Неприступную столицу всё же взяли. Победа эта далась дорогой ценой. Тысячи и тысячи не вернулись к своим домам.

Войны с танг-тере опустошили земли. Целые города захирели и исчезли в последующие десятилетия. Под набегами южных варваров пали многие княжества и королевства — их некому было оборонять. И тогда слово взяли маги.

— У меня нет выбора, — сказал Джаниарса утром. — Собрание Камней просило меня. О таких просьбах не забывают.

Он отнюдь не выглядел человеком, которого угнетает отсутствие выбора. Напротив. Казалось, что всё это ему по душе.

— Порог близко, — сказал он. — Я чувствую его.

Близость Порога чувствовал даже Льяндо. Он подозревал, что его чует и Гнедой. Конь повеселел и всё норовил порысить. Безвременье ему не нравилось и он рад был возвращаться домой.

— Реш, — сказал Джаниарса, — продолжай, как начал. Кто-нибудь из учёных может узнать внешний язык танг-тере. Внутренний — нет. Пройдёт ещё много времени, прежде чем ты заговоришь на нашем, и пусть это будет действительно много времени. Я не стану лгать. Я скажу, что ты — дар Собрания Камней, потому что это так и есть.

Реш кивнул.

— Льяндо? — спросил Джаниарса.

Оборотень усмехнулся и развёл руками.

— Хорошо, — заключил принц. — Поселю вас в моём охотничьем домике. И буду искать... пытаться понять, как выполнить просьбу Собрания. И о чём оно на самом деле просило... Сколько непонятного! Начать хотя бы... Почему Согласие? Реша заперли там задолго до изобретения Хозяев Земли. Тогда просто не существовало никаких Согласий. Если только у Повелителей не было чего-то подобного...

Джаниарса дёрнул плечом, явно поражённый этой мыслью. Реш покосился на него и тихо вздохнул.

— Реш, — сказал принц, — почему тебя заперли там? Кто это сделал? И почему тебя просто не убили?

Танг-тере помолчал. Уставился в стеклянистый туман над головой, обвёл задумчивым взглядом лес и выветренные скалы. Губы его кривились не то в сомнении, не то в усмешке.

Льяндо подумал, что он сейчас заговорит по-человечески.

Он угадал.

— А как ты думаешь? — спросил Реш с сильным акцентом, но внятно.

Джаниарса не выглядел удивлённым.

— Я никак не думаю, — сказал он. — Я спрашиваю.

Реш взял сук покрупнее, поворошил им костёр и несколько мгновений смотрел, как сыплются искры.

— Шаниарцас, — сказал он, — я был... счастливый мальчик. Мой отец любил меня. И... полуотец. И... они любил один одного.

— Один другого.

— Да. А когда я упал с конь, моя сестра-мать...

— Тётка.

— Да. Невидимый тётка, который может всё. Смешно. Я упал с конь, и она держал меня в воздух, чтобы я не разбил.

У Джаниарсы отвисла челюсть.

— Что?!

Реш засмеялся.

— Да. Последний Повелитель был она. Не один такая Повелитель. Но... теперь всё равно.

— Не всё равно! — воскликнул Джаниарса. Глаза его загорелись.

Реш пожал плечами.

— Кто волнует?

— Историков, — сказал Джаниарса. — Историков очень волнует. Я не историк, но... ладно, немного историк. И у меня куча вопросов. У неё ведь было имя? Когда-то она была человеком во плоти. Почему Повелитель не мог завести собственного ребёнка? До того, как стать бесплотным? Насколько я знаю, танг-тере неплохо умели читать будущее. Наверняка Повелительница умела это ещё лучше своих военачальников. Как случилось, что она так... промахнулась? Она не могла остаться со своим народом подольше? О танг-тере сохранились по большей части легенды, а из них не всё можно понять.

Реш состроил жалобную гримасу.

— Очень много слов.

— Говори на внешнем! — Джаниарса даже подобрался весь, так снедало его любопытство.

«Дьявол!» — подумал Льяндо с досадой. Ему тоже хотелось услышать ответы. Реш покосился на него, улыбнулся вдруг и переходить на язык танг-тере не стал.

— Моя мама — Ануш-Шер. Моя тётка до трона — Аш-Шерийяр. Повелитель могли завести собственного ребёнка. Мужчины часто... завести. Это просто. Женщины нет. Сложно. Сестра, брат завести ребёнка. Читать будущее сложно. Я не знаю, как тётка промахнулась. Я не знаю, что она видел и не видел. Она могла остаться, но очень сложно. И больно. Ещё день — ещё больно. Я знаю, что она верил Арангер и мой отец. Они великий меч, великий ум. Она так говорил.

— Ясно, — сказал Джаниарса. Щёки и лоб его раскраснелись от волнения. — Невыносимо, что мне придётся хранить всё это в тайне. Никому даже не написать. Иначе все маги земли вцепятся нам в глотку...

— Почему — все? — сказал Реш.

«А кто должен?» — мысленно спросил Льяндо.

Джаниарса усмехнулся странной усмешкой.

— Найдутся люди, которые объявят тебя наследником Эстрео и трона Велидде. Сейчас Велидде слаб, многие мечтают о прежнем Высоком Вельяде, который на равных спорил с Рагнатхом. Вокруг Танг Дана живут потомки танг-тере, и они тоже вспомнят о великом прошлом. Но это полбеды. Согласие Камней — вот загвоздка. Хозяева Земли спросят у Кольца Башен: а чего ради мы повиновались вам и платили вам — дорого платили! — если Согласие потеряно и у договоров нет полной силы? А Хозяев много. И Кольцу нечего будет им ответить.

«У договоров давным-давно нет полной силы, — подумал Льяндо. — Эту крепость обошли с флангов». Может, маги считают иначе? Скорей, они предпочитают закрывать глаза на то, что многие короны передаются нынче среди бессловесных животных. Но последний камень вызывает лавину...

— Реш, — сказал Джаниарса тише, — тебя же заперли там свои.

Уголки губ танг-тере дрогнули — отражением усмешки принца.

— Я с самого начала думал, — продолжал Джаниарса, — что так прячут сокровище, а не побеждённого врага. Тебя укрыли свои, чтобы однажды ты вернулся. Повелитель танг-тере.

Льяндо подумал, что кто угодно другой произнёс бы эти слова с ужасом. Джаниарса говорил вдохновенно. Почти с восторгом. Он действительно никого и ничего не боялся. Даже Повелителя. И больше того... «Да он в него влюбился», — подумал оборотень и затосковал. Ему придётся быть рядом. Всё время. Наблюдать за тем, как Джаниарса губит себя... или меняет мир. Не потому, что его не устраивает старый, а потому что менять мир — замечательное приключение.

И он никогда больше не позовёт Льяндо к себе.

Больше не позволит к себе прикоснуться.

У принца-мага Джаниарсы есть избранник, достойный его.

Льяндо отвёл взгляд и сцепил зубы. Меньше всего он хотел бы выдать сейчас свои чувства. Впрочем... вряд ли его чувства кого-нибудь волновали. Джаниарса и Акреш-Шер смотрели друг на друга.

— И что с тобой делать, Реш? — проронил Джаниарса едва слышно.

— Я должен ответ?

— А есть ответ?

Повелитель танг-тере засмеялся ровно и безрадостно.

— Есть просто, Шаниарцас. Назад. Магия. Камень змея. Здесь. Вечно.

Джаниарса подскочил. Глаза его метнули синие молнии.

— Нет!

— Это просто.

— Нет, — сказал Джаниарса. — Этого я не сделаю.

Глава вторая

В юности принц Эвеларса вёл жизнь разгульную и беспутную.

Аррайсара процветала в те годы. Торговля приносила небывалый доход. Нескончаемые караваны шли зимой по Зимней дороге и летом — по реке Аданн. Возводились дворцы и храмы. Король Моренса снёс приречные трущобы, что веками уродовали облик столицы, отстроил на их месте великолепную набережную и разбил Королевский парк.

В Аррайс к Моренсе Строителю ехали скульпторы и архитекторы. Супруга его повсюду разыскивала лучших витражников и живописцев. Рассеялись последние сомнения в том, что «королевское благословение Аррайсары» действительно существует: всякий видел, как счастлив в браке славный король. Улидис из Диюрагнатха была мужу соратницей и верным другом. Она до безумия любила витражи и изготавливала их сама. Скромная и терпеливая, Улидис стремилась учиться у мастеров. Большие работы не удавались ей, но несколько малых по праву украсили храм Полусолнца.

Если к родителям Эвеларсы в Аррайс стремились художники и ваятели, то к самому Эвеларсе со всех концов света рвались повесы и куртизанки. Все они мечтали хотя бы на пару дней завладеть вниманием королевича. Эвеларса был щедр, весел, неутомим, хорош собой и — редкостное, ценнейшее качество! — умел вовремя останавливаться. Благодаря этому за годы буйного разгула он не приобрёл ни одного настоящего врага, не подорвал здоровье и даже ни разу всерьёз не огорчил родителей.

Какое-то время принц наслаждался свободой. Ожидалось, что наследницей трона объявят принцессу Леверенн, его старшую сестру. Но Леверенн предпочла духовный путь. Когда она приняла Полусолнце и удалилась в дом Восточной Матушки, Ореллис отправился в Безвременье, чтобы утвердить права Эвеларсы на трон, а королева весьма настойчиво попросила сына избрать, наконец, невесту.

Эвеларса не стал спорить. По обычаю ему доставили портреты родовитых девушек на выданье и в их числе — портрет Иранни из Велидде.

...От времён бурной молодости нынче осталось единственное. Когда король гневался, то изрыгал ругательства, от которых краснела даже дворцовая стража.

Его Величество просклонял Джаниарсу и Льяндо в таких видах, какие Джаниарсе и в голову не приходили, и, кажется, собирался присоединить к ним Гнедого.

Джаниарса слушал отца смиренно и изо всех сил старался не захихикать. Он понимал, что отец по-настоящему зол и что у него есть на это причина. Но настолько витиеватые проклятия просто невозможно было принимать за чистую монету. Они звучали как... баллада менестреля! Когда это сравнение пришло Джаниарсе на ум, он чуть не лопнул от сдерживаемого хохота.

Он мог рассмеяться. Он не боялся отца. Он вообще никого не боялся. Но любовь и уважение к отцу удерживали сына прочней, чем держал бы страх.

С трудом Джаниарса перевёл дыхание.

Раздражённый Эвеларса мерил шагами высокий покой. Комната была двусветной. Солнечные лучи наполняли её, и в лучах плыли пылинки. В одном из окон горел многоцветьем маленький витраж королевы Улидис: Полусолнце восходило над реками и лугами и люди, облачённые в белое, благоговейно простирали руки к нему.

— Папа.

— ...щипаная ворона, блохами отъетая, да он же свои кишки проглотит и выблюет...

— Папа!

— Что? — Эвеларса остановился на полушаге.

...В Аррайсе объявили праздник по случаю утверждения прав наследника.

Маг побывал в Безвременье и доставил в столицу счастливую весть. Собрание Камней признало и поддержало принца Ирансу. Готовилось грандиозное торжество. Среди Святых Радостей, благословенных Матушками, оно числилось третьим, в одном ряду с освящением большого храма, рождением принца или принцессы и восхождением королевского мага. Вторыми радостями считались королевская свадьба и победа в войне, а Первыми — восхождение великой жрицы и коронация.

«Скоро будет ещё одна Третья Радость, — подумал Джаниарса и веселье внезапно покинуло его. — Ореллис...» В час ясности ума старик предупредил Джаниарсу, что на праздник не пойдёт. Эти часы ясности становились всё реже. Ореллис боялся безумия. Когда разум его слабел, страх оставался и распространялся на всё окружающее. Старому магу мерещилось, что где-то рядом враг и злоумышленник, что его собираются зарезать или отравить. Всякий праздник — это шум, сутолока и суета. Какая-нибудь невинная мелочь могла напугать Ореллиса, и Ореллис начал бы защищаться...

А сила его, словно по злой насмешке, почти не умалилась.

— Папа, — сказал Джаниарса терпеливо, — я понимаю, что это важно. Но моё дело важнее.

— Какое дело?

— Это дело моё и Собрания Камней, — проговорил Джаниарса негромко, но с нажимом. — Дело мага. Я всё расскажу тебе потом. Когда оно превратится в сказку. Не сейчас.

— Мне это не нравится, Джан.

— Я понимаю.

— Я тоже понимаю, что такое дело мага, — бросил Эвеларса с досадой. — Но моё дело, видишь ли, Джан, дело короля!

Праздничные церемонии по обычаю начинались с шествия. Под громы серебряных труб и звон колоколов проезжал по Аррайсу король, а рядом ехал объявленный наследник с супругой. За ними несли в паланкинах великих жриц. Дальше в строгом порядке следовали члены королевской семьи, придворные и министры, военачальники и жрецы, послы союзных держав, вельможи и знатные дамы Аррайсары... Процессия была длинной. К концу её мог присоединиться любой, и простолюдин, и бедняк. Порой случалось, что аристократы уже рассаживались за пиршественными столами, а жрицы Матушек с пением и улыбками всё водили шествие по Аррайсу — народ не хотел расходиться.

Эвеларса намерен был выезжать на коне королевских кровей, держа на седле беркута — бывшего лагетанского князя, своего повергнутого врага. Княгиню Лагеты, грозную воительницу, не сумели взять живой, но в руки аррайсарцев попали дети князя. Его дочь Алинда, также в птичьем облике, досталась Ирансе. Иранса отдал её своей жене, страстной охотнице, но во время праздника Алинда должна была сидеть на его седле. Льяндо принадлежал Джаниарсе.

И Джаниарса своего беркута куда-то подевал.

— Я понимаю, — повторил Джаниарса. — Но мне нужен был надёжный слуга. Для важного тайного поручения.

Король неверяще покачал головой.

— И на эту роль ты выбрал лагетанского оборотня? Да он спит и видит, как тебя...

Но едва слышно скрипнула дверь. Послышался лёгкий стук каблучков. Зашелестели занавеси. Эвеларса смолк, как воды в рот набрав.

Вошла королева.

…Согласно обычаю, принцу доставили портреты королевен и княжон подходящего возраста. В их числе был портрет юной Иранни, пятой дочери велидского короля.

Увидев его, Эвеларса рассмеялся.

— Что это за художник? — спросил он. — Можно ли быть одновременно таким искусником и таким глупцом?

Он решил, что живописец бессовестно польстил модели. Велидка на холсте выглядела как сказочная небесная душа, а не живая девушка. В то время художник заинтересовал Эвеларсу больше, чем вымышленная, как он думал, красавица. Стройки короля Моренсы были в самом разгаре, руки королевы загрубели от трудов над витражами, и все при дворе Аррайса увлекались искусством. Принц пожелал выписать мастера из Велидде, чтобы тот украсил для него новый загородный дворец, а для его почтенной сестры Леверенн — новый храм.

Однако ему стало любопытно, какова же Иранни на самом деле. Немного спустя Эвеларса пришёл с просьбой к Ореллису. Поразмыслив, маг согласился помочь. Он взял большое зеркало и перенёс в него отражение из зеркала в велидском дворце.

(Эвеларса, конечно, просил Ореллиса заглянуть в купальню принцессы, и Ореллис, конечно, отвесил ему отеческую затрещину.)

В изумлении принц смотрел в зеркало.

Жители Велидде славились стройностью и изяществом. И если мужчинам подчас не хватало мужественности, то женщины слыли первыми красавицами на всём свете. В объятиях Эвеларсы перебывало немало прекрасных гостий из тех краёв; немногим меньше того — прекрасных гостей. И всё же облик Иранни потряс его. Она в самом деле выглядела как небесная душа, спустившаяся на землю. Кроме того, принцесса обладала изысканными манерами, а в глазах её светился живой ум. «Что, если она отвергнет меня?» — подумал Эвеларса. Мысль испугала его, и он понял, что выбор сделан.

Аррайсарские послы помчались в Велидде.

Впрочем, казалось невероятным, чтобы мужчина настолько темпераментный превратился вдруг в верного мужа. И самому Эвеларсе подобное не могло прийти в голову. Опытный в любовных делах, он рассчитывал, что сумеет завоевать сердце принцессы. На брачном ложе он будет внимательным и нежным, и откроет юной супруге мир плотских радостей. Затем он приучит красавицу ко всем изощрённейшим видам любви и сделает законную жену звездой своего гарема. Принц находил это отличной идеей.

Но в тот день, когда он встретил Иранни, всё изменилось.

Эвеларса стоял как громом поражённый.

Позже иные подозревали, что велидка использовала какую-то магию. Ореллис был рядом, старость в ту пору ещё не подточила его, и он, несомненно, развеял бы любое заклятие. Но слишком странно всё это было. Возможно, излишества всё же утомили принца?.. Люди верующие говорили, что так явилось благословение Матушек, ибо по воле их все правители Аррайсары счастливы в браке.

Написанный мастером портрет Иранни хранил часть её очарования. Но ни портрет, ни движущееся изображение в зеркале не могли передать дивный аромат её кожи, напевность её речи, сияние её глаз и её необычайную чувственную притягательность... Правда в том, что Эвеларса полюбил её всем сердцем в тот час, так глубоко, что более никто и никогда не вызывал у него интереса.

— Джан, — сказал отец совершенно другим голосом. — Ты понимаешь, что праздник объявления наследника — не просто повод выпить и поплясать? На нём будут все наши враги. Мы обязаны показать им силу. Непреклонную. Несокрушимую. В этом деле не может быть мелочей.

— Поэтому я остаюсь на праздник, а не уезжаю сейчас.

— Что!? — лоб короля побагровел. — Уезжаешь? Ты?! Сейчас, когда Ореллис...

— Пока Ореллис ещё держится, — отрывисто сказал Джаниарса. — Пока я ещё могу уехать. Каждый день на счету.

— Я запрещаю.

— Папа, прости. Никто не может запрещать Собранию Камней.

— Джаниарса, — тяжело уронил король.

Несколько мгновений отец и сын смотрели друг другу в глаза. Ни один не отводил взгляда. Глаза Эвеларсы сузились от ярости, он тяжело дышал. Джаниарса был бледен и холоден.

— Ах, Эв! — вздохнула королева. — Он до такой степени твой сын! Иногда я сомневаюсь, что вообще принимала в этом участие.

Оба словно очнулись. Эвеларса выдохнул, провёл ладонью по лицу и коротко улыбнулся жене. Джаниарса поклонился матери.

— Что случилось? — спросила Иранни.

Она прошла к окну и села в маленькое кресло, сложив руки на коленях. Огнистый свет от витража лёг перед нею на полу, точно яркий ковёр, а платье Иранни было белым с серебром. Она носила головное покрывало, будто жрица, только не скалывала его под подбородком. Иранни уже стала бабушкой, но сияние её красоты не померкло, лишь казалось печальным порой.

— Да, Джан, — король потёр переносицу. — Объясни матери, что случилось. Почему ты избрал для тайного поручения лагетанца, а не одного из офицеров гвар-рдии... вер-рнейшего... пр-рисягавшего...

Иранни предостерегающе вскинула ладонь.

— А также, — закончил Эвеларса, — куда и почему ты так рвёшься уехать, когда ты нужен здесь.

Джаниарса кивнул. Помолчал. Мать смотрела на него пристально, но не торопила его. Собравшись с мыслями, принц заговорил.

— Собрание Камней обратилось ко мне, — сказал он. — Они просили меня... или дали мне поручение. Когда речь о Собрании, это разумней понимать как приказ. Быть может, я не сумею его выполнить. Но мне даже думать не хочется, что произойдёт, если я откажусь его выполнять.

Иранни и Эвеларса переглянулись и Иранни сказала:

— Мы понимаем.

«Мы, она, он, я», — всплыло вдруг в памяти Джаниарсы, и он вздрогнул. Выветренные камни в стеклянном тумане. Гул под землёй. Звон над сводом небесным... Джаниарса облизнул пересохшие губы.

— Много веков, — продолжил он, — Собрание никого и ни о чём не просило. Возможно, никогда не просило.

— Мы знаем.

— Я ещё не начал изыскания, — сказал Джаниарса.

Тотчас ему подумалось, что это не вполне правда. Он уже расспрашивал Акреш-Шера.

Взгляд матери стал пристальней.

Иранни не имела дара к магии и не читала мыслей, но прозорливостью могла сравниться с великими жрицами.

— Начал, — поправился Джаниарса, — но самые общие. Толком я ничего ещё не узнал. Сейчас я не могу даже составить связный рассказ о беседе с Камнями и об их желании. Я хочу, чтобы их поручение оставалось тайным — поэтому, и ещё... ради безопасности королевства.

— Так, — сказал король.

Это означало «так будет». Джаниарса не сдерживал облегчённого вздоха.

— И я стремлюсь, чтобы как можно меньше людей знало о об этом, — сказал он. — Когда я говорил с Камнями, Льяндо был рядом. Он всё узнал сразу.

— Тайну, которая угрожает безопасности Аррайсары? — процедил Эвеларса. На лице его появилась кривая усмешка. — Джан! А я-то всегда считал тебя умником. Да простит меня моя госпожа, но в таких случаях свидетелей устраняют. Он сейчас опасен даже птицей, а ты держишь его в человеческом облике.

— Нет.

— Верни его в Аррайс и покончим с этим.

Джаниарсу охватили тоска и усталость.

— Нет.

Отец шагнул к нему и цепко взял его за плечо. Джаниарса отвёл взгляд.

— Джаниарса, — тихо сказал Эвеларса, — я не только твой отец, но и твой король. И я приказываю.

— Лагетанская магесса говорила о Льяндо с Камнями. Его Согласие утверждено. Камни уже недовольны. Если сейчас убить Хозяина Земли, это будет оскорблением Камней. Они разгневаются. А когда гневается Собрание... — Джаниарса обвёл взглядом родителей. — Мы ведь все знаем, что бывает тогда.

Эвеларса беззвучно выругался и отпустил рукав сына. В молчании он прошёлся по комнате и остановился у кресла Иранни. Он был мрачен; королева — печальна. Они снова переглянулись, будто разговаривали в мыслях, и Иранни сказала:

— Джан, но разве не безопасней всего оставить птицу в клетке?

...Она была права.

Его мудрая, прекрасная, проницательная, идеальная мать была права. Плечи Джаниарсы опустились. Обычно он легко находил слова, но сейчас не мог подобрать разумных доводов — таких, что были бы понятны королевской чете. Всё зиждилось на зыбких впечатлениях и смутных догадках. Джаниарса думал, что Акреш-Шер начал доверять ему, что юный танг-тере видит в нём благородного человека. И если сейчас Джаниарса избавится от Льяндо и заменит его на какого-нибудь солдафона... С отцовскими солдафонами Джаниарсе не хотелось иметь дело. Присягали эти замечательные парни Эвеларсе, а не Джаниарсе. Если гвардеец узнает, что перед ним наследник Повелителей, куда поведёт его верность присяге?

Несомненно, Собрание Камней желало Акрешу блага. Быть может, оно желало видеть его на троне? И если так, разве не лучше иметь Повелителя другом и союзником?

Но этого Джаниарса родителям сказать не мог.

Не сейчас.

Он искал, искал, что сказать им... Правду? Но правда совсем никуда не годилась. Правда заключалась в том, что Джаниарса привык к Льяндо и не хотел ничего менять. Льяндо был хорошим спутником. Он внимательно слушал, а сам говорил редко, но толково и вовремя. Он мало спрашивал и быстро действовал. Он принимал верные решения — как тогда, совсем недавно он пошёл к Камням, чтобы вытащить Джаниарсу оттуда... Наконец, Льяндо знал, как подойти к Джаниарсе и как прикоснуться... Может, всё это было глупо. Но Джаниарса родился магом и с детства выучил, что должен полагаться на свои предчувствия. А предчувствие говорило, что лагетанскому оборотню можно верить.

— Сейчас, — сказал Джаниарса утомлённо, — тайна не угрожает ничему. Я сделаю всё, чтобы так и оставалось. И мне нужен... беркут. — Мысль его ожила и подсказала удачную ложь: — Мне нужна птица, чтобы отправить быструю весть. То, что я найду в Танг Дане... это может быть срочным.

— Чем дальше, — заметил король, — тем меньше мне хочется тебе доверять и на тебя полагаться.

Джаниарса мысленно застонал. Он знал, что поступит по-своему. Немногие люди на земле могли что-то ему запретить, и родители не принадлежали к их числу. Но их поддержка была важна, и он отчаянно не хотел размолвки. «Как же трудно, — подумал он, — объяснить некоторые вещи... немагам».

— Мы пытаемся тебя понять, — сказала мать.

Джаниарса покусал губу.

— Я сам не всё понимаю в воле Камней, — сказал он. — Их важно понять. Чтобы понять... и чтобы исполнить их волю, я должен ехать в Танг Дан. Пока Ореллис держится, я могу покинуть Аррайс. Позже это будет уже невозможно.

— Хорошо, что ты это осознаёшь, — сказал отец.

— Тебе ведь нужны книги, — сказала мать. — Ты едешь в Танг Дан рыться в библиотеках. Джан, ты не обязан делать это сам. Ты не единственный маг в Аррайсаре. Ты можешь отправить туда верного посланника из магов...

— Не могу.

— Почему?

Джаниарса тяжело вздохнул.

— Боюсь, я сам ещё не знаю, что я ищу.

Покидая отцовские покои, Джаниарса чувствовал себя выжатым досуха. Хуже бесед с разгневанным королём были только беседы с Ореллисом в приступе слабоумия. Тот ровно так же не желал ничего понимать, но был ещё опаснее.

Не находя себе места, принц бродил по дворцу. Мысли были в беспорядке. Его приветствовали, и он не всегда успевал ответить. Джаниарса забрёл в библиотеку, тронул пальцем корешок огромной книги — «Хроники войн танг-тере» с комментариями Эдеро из Могадирагнатха — и не стал открывать. Спустился вниз, в конюшни, собственноручно заседлал Гнедого — и оставил его ждать в стойле. Пришёл, сам не поняв как, на кухню и что-то сжевал из радушно предложенного угощения. Выбрался в сад и сел над прудом, смотреть на карпов. Солнце клонилось к закату. Похолодало.

Джаниарса отправился к матери.

— Конечно, милый, входи.

Королева вышивала в обществе придворных дам. Равийская княгиня Эстенн у окна ловила закатные лучи и в их свете читала из стихов Аруэнсы Серебряного. Поэт приходился ей далёким предком. Джаниарса поклонился дамам, и Эстенн закрыла книгу.

— Оставьте нас, — распорядилась Иранни.

Зашелестели платья. Дама, что шла последней, тихо затворила дверь.

— Не сердись на отца, Джан.

— Я не сержусь. Мне грустно. Я хотел бы рассказать вам всё как есть. Но не могу.

— Нелегко быть родителями мага.

— Магом тоже быть нелегко.

— Ты действительно не хочешь больше ничего рассказать о Камнях?

Джаниарса взял с кресла подушку, бросил на пол у ног матери и сел.

— Они вручили мне дар, — сказал он, не поднимая взгляда. — И с этим даром я тоже не знаю, что делать.

— Ты сам когда-то читал мне те выписки из госпожи Кельфранни. «В Костях Земли нет ни гордыни, ни зла». Я уверена, что их дар — ко благу, каким бы он ни был.

Джаниарса улыбнулся.

— Спасибо, мама.

— Джан, — ласково сказала Иранни, — что тебя привело? Ты ведь ничего не делаешь просто так.

— Неужели?

— Я знаю тебя всю твою жизнь, — Иранни заколола иголку в вышивке. — Сейчас ты скажешь, что хотел только побыть с матерью, но пройдёт немного времени, и окажется, что у тебя какое-то важное дело.

— О, мама! — он рассмеялся. — Ты мудрее всех жриц на свете. Что сказать... Всё и так, и не так. Я правда хочу побыть с тобой и поговорить с тобой. Мы так редко разговариваем. Но, возможно, ты расскажешь мне что-то важное. Дашь подсказку для моих поисков. Я чувствую.

— Я буду рада, если смогу помочь, Джан.

— Мама, расскажи мне о короле Эстрео.

Брови Иранни приподнялись.

— Что?

— Почему ты так удивилась?

Иранни отложила вышивку и сплела пальцы на коленях. Полуулыбка, словно лёгкий блик, возникала и исчезала на её губах. Солнце скрылось за горизонтом, сгустились сумерки, и Джаниарса коротким заклятием зажёг в подсвечнике три свечи. Золотые нити замерцали в гобеленах. Розовый отсвет оживил расписных птиц на круто выгнутых боках могадирской вазы. Сверкнул единственный бриллиант в ожерелье на шее королевы. Иранни размышляла.

— Тебе никогда не рассказывали сказок, Джан.

Джаниарса кашлянул в недоумении.

— Я и сейчас не о сказке просил.

— Ты научился читать едва ли не в колыбели, — объяснила Иранни. — И с тех пор обо всём только читал. Тебе неинтересно было спрашивать взрослых. Учителя приходили давать тебе уроки, а ты уже обо всём прочёл и всё запомнил. Ты слушал только Ореллиса. А я не находила себе места от тревоги. Ты мой первенец. Для меня всё было внове, я боялась, с тобой что-то не так... Ореллис успокаивал меня. Он-то видел множество юных магов. Я до сих пор благодарна ему за его доброту.

Джаниарса почесал в затылке.

— А мне казалось, всё только так и должно быть.

— Ты был очень сосредоточен на себе, — сказала королева и, помолчав, прибавила: — Иногда это пугало. Но вернёмся назад. Почему ты спрашиваешь, Джан? Почему ты не прочёл об этом в книгах, как обычно?

Джаниарса поколебался.

— В книгах, — ответил он медленно, — сохраняется то, что было решено сохранить. Кто-то обдумал историю, выбрал то, что казалось важным или удобным, отбросил всё остальное... и налгал там, где считал нужным. Иногда книги противоречат друг другу. Тогда можно узнать больше. Но в любом случае — кто-то выбирал и принимал решение. В памяти народа вещи сохраняются и утрачиваются свободно.

— Ты повзрослел.

— Я давно взрослый, мама.

— Это происходит не так, — Иранни чуть сощурилась. — Что тебе рассказать?.. Эстрео был последним в династии. Люди любили его. Он был похож на тебя, только магией не владел.

— Да?..

— Молодой книжник. Заботливый правитель. Легендарный красавец.

Смущённый Джаниарса потупился, улыбаясь. С нежностью мать погладила его по седой голове.

— Эстрео не ожидал, что так рано унаследует трон. Он не успел жениться. Его отец, король Герео, был ещё не стар, выглядел здоровым и крепким. Но сердце его подвело. Иногда так бывает. У сильных людей оказывается больное сердце... Что ж, речь не об этом. Это ты мог прочитать в книгах.

Джаниарса поднял глаза.

— А о чём, — спросил он почти завороженно, — о чём я не мог прочитать?..

Иранни помолчала.

— Господин Тенгер осаждал Высокий Вельяд и взял его. Военачальников танг-тере всегда называли так: «господин Тенгер», «господин Арангер». Прошли века, все они были давно мертвы, но люди по-прежнему говорили — «господин»... Рядовые танг-тере казались чудовищами, о них думали, что это демоны или живые мертвецы. Но командиры их были людьми — и поразительными людьми.

— Я помню, — сказал Джаниарса. — Это я читал. Об Арангере Чёрном. Прошли века, он был давно мёртв, поэтому историк спокойно записал песни о его благородстве.

— Они были такими, — сказала Иранни. — Притягательными и полными огня. Мудрыми и весёлыми. Милосердными, насколько могут быть милосердны завоеватели. Поэтому так трудно было противостоять танг-тере. Не все понимали, ради чего сражаться. Танг-тере ужасные противники, но добрые господа...

— Что случилось с Эстрео?

— Повелитель танг-тере отозвал Арангера, чтобы возложить на него венец наместника. Господин Тенгер возглавил армии. При Дараяде он рвался вперёд и едва не захватил ставку. Он прорубился сквозь телохранителей Эстрео, и самому Эстрео пришлось взяться за меч. Тенгер позволил ему уйти. Поэтому в глазах танг-тере с тех пор жизнь Эстрео принадлежала Тенгеру.

Джаниарса нахмурился.

— Почему это важно?

— Эстрео должны были убить, чтобы власть перешла к Арангеру. Но Тенгер страстно желал сохранить ему жизнь. Он изобрёл хитрость. Эстрео-короля ритуально казнили и оставили в живых Эстрео-книжника. Тенгер увёз его в Алиордан.

— Вот как.

— Что было потом, никто не знает. Ходили только страшные сказки. Как будто Повелитель прогневался на Тенгера за эту хитрость и ужасно покарал его. Много лет спустя, когда Алиордан пал, никого из них не нашли. Ни Эстрео, ни Тенгера. Даже мёртвыми.

Джаниарса молчал, погружённый в задумчивость. Потом спросил:

— Так, значит, Эстрео отрёкся от трона?

— Нет! — воскликнула Иранни. — Это был ритуал танг-тере, а не обычай Вельяда. Когда князь Дарио, мой и твой предок, взошёл на трон, то первые годы он даже не носил корону. Он клялся народу, что уступит престол, если окажется, что Эстрео жив или жив хотя бы его потомок.

Джаниарса открыл рот, набрал в грудь воздуху — и осёкся.

— Почему так? — спросил он неуверенно. Голос его дрогнул.

Иранни вздохнула. Испытующе она взглянула на сына, но тот смотрел в сторону, и ничего нельзя было прочесть по его лицу.

— Эстрео любили, когда он был принцем, и любили, когда он стал королём. Потом, во время войны, осады и плена он держался безупречно. Не допустил слабости. Не уронил достоинства. Им стали гордиться. Сочли, что он — образец истинного короля. Когда он исчез, вера в его истинность только укрепилась. Я думаю, и сейчас кто-то верит, что Эстрео или его наследник может вернуться.

— Да, — отрывисто произнёс Джаниарса. — Это я знаю. Я читал.

— Когда я росла, — задумчиво сказала Иранни, — было... тяжело. Мне, моим сёстрам и братьям постоянно напоминали, что нас будут сравнивать, нас будут оценивать... и если мы окажемся недостойными, может случиться ужасное. В Велидде не было самозванцев, но мы знали, что такое бывает. Ты, конечно, читал о ложной наследнице рагна в Терагнатхе.

— Она едва не объединила Рагнатх заново.

— История лже-рагни была кошмаром всех потомков Дарио. Нам повторяли, что если народ разочаруется в нас, то не замедлит появиться лже-Эстрео. Это будет тяжёлое испытание для Велидде, настолько тяжёлое, что Велидде может вовсе исчезнуть... Мы были детьми, но на нас уже возложили ответственность. Я так радовалась, что уезжаю в Аррайс. Так легко становилось при мысли, что я больше не велидка.

— Ох, мама...

— Собрание Камней отвергло лже-рагни, — сказала вдруг королева. — Это, насколько я знаю, нигде не записано.

Джаниарса вскинулся.

— Что?

Иранни коснулась его плеча. Губы её больше не улыбались.

— Как ты и сказал, записывается лишь то, о чём приняли решение. В Терагнатхе записали, что Амера была недостойна короны, что она рассорилась со всеми сатрапами и прогневила Полусолнце. Всё это ложь.

Джаниарса неотрывно смотрел на мать. Глаза его горели, он затаил дыхание.

— Наш род, — сказал Иранни, — был одержим этой историей. Наши предки стремились узнать о ней как можно больше. И узнали правду.

— Да?..

— Они так и не дознались, из какой семьи происходила Амера на самом деле. Позже её называли простолюдинкой, но она была слишком учёной для этого. Она была великой рагни и действительно объединила уцелевшие сатрапии. Никто из сатрапов не осмеливался выступить против неё, а многие искренне её поддерживали. Её подвела её собственная выдумка.

— Она поверила в то, что она наследница последнего рагна?

— Да. Она пожелала исправить ошибку предка и стать Хозяйкой Земли. Она отправила мага в Безвременье. Если бы она честно сказала, что намерена стать первой в династии, скорей всего, Собрание утвердило бы её. Но она солгала магу, а маг передал эту ложь Собранию. И Собрание её отвергло. После этого... всё, что она строила, рассыпалось. Когда ты сегодня заговорил о гневе Собрания, я вспомнила о рагни Амере.

— Зря я не задавал тебе вопросов в детстве, мама.

Иранни улыбнулась.

— Что ж! — ответила она. — Некоторые вещи рассказывают только взрослым мальчикам, Джан.

***

— Имя значит «сын благородный женщина», — сказал Акреш-Шер. — Тётка назвать. Она очень любить сестра. «Реш» — это «сын».

— А «шер» — женщина?

Реш ухмыльнулся.

— И как ты догадать?

Льяндо ответил усмешкой.

— Поэтому ты так ершился, когда Джаниарса звал тебя Шером.

— Ну.

— А остальные имена что значат?

— Остальные — какой?

— Ануш-Шер — это какая женщина?

— Вечно красивый.

— А Аш-Шерийяр тогда... стой, дай угадаю... Повелительница всех женщин?

— Нет, — сказал Реш. — Не женщин. Всех человек.

Он вдруг опечалился и повесил голову. Взял полено подлинней и потоньше и сел ближе к камину: ворошить дрова и смотреть на искры. Льяндо понял, что это привычка, которая Акреша успокаивает.

Танг-тере говорил быстро и сильно путался в окончаниях слов. Но самих слов он запомнил уже множество и почти не запинался. Когда он говорил медленно, с вниманием к каждой фразе, то речь его становилась почти совершенно правильной. Только акцент оставался неистребимым.

Оба они сидели у камина, как привязанные. Погоды стояли не по-летнему зябкие, и каждый вечер был холодней предыдущего. Но лесник-смотритель нарубил дров на несколько лет вперёд. Он старательно стаскивал к охотничьему домику все больные и сухие стволы в округе. Льяндо жёг их с лёгким сердцем.

Охотничий домик Джаниарсы не был охотничьим на деле. Прадед принца-мага выстроил его, чтобы уединяться и спокойно рыбачить. Дом был бревенчатый, одноэтажный, три комнаты и пристройка — всё как водилось в Минрае, на родине того прадеда. Пару дней в месяц тут жил лесник, следил за порядком, остальное время дом пустовал. Джаниарса часто уезжал сюда в юности, упражняться в магии. Невдалеке от озера до сих пор не заросла плешь, выжженная каким-то слишком мощным заклятием. Озеро кишело рыбой. Из дичи тут водились только птицы.

— Реш, — сказал Льяндо.

— Что?

— Убери волосы, подожжёшь.

Танг-тере пожал плечами, но послушался. Огонь в камине пылал высоко и веял жаром. Реш сунул полено глубже.

— Никогда больше, — сказал он, глядя в пламя. — Никто.

«Никогда больше, — подумал Льяндо. — Никто». Непрошеным вспомнился вдруг отцовский дом. У лагетанского князя не было дворца, просто большой дом на холме, высоко над портом. Когда отец просыпался, то выходил на галерею и смотрел с неё на мачты корабля матери. Каждый день будто проверял, не снялась ли она с якоря, не покинула ли его в ночи... Несколько раз так и бывало, но ещё до рождения Льяндо. Он знал об этом по рассказам.

Когда аррайсарцы были уже на подступах, отец умолял мать уйти, поднять паруса и исчезнуть в море, как она это умела. Но она не ушла. И никто из моряков не ушёл. «Лагета — наш порт», — сказал Давен, один из её капитанов. Они бились на земле, морские волки, на стенах города.

Льяндо представил, как Реш с магами и военачальниками Аш-Шерийяр уходит в Безвременье из осаждённого Алиордана, зная, что никого больше никогда не увидит. Никого из тех, кого знал и любил.

Зачем теперь всё?..

Реш тяжело вздохнул.

Отодвинувшись от камина, он перекинул через плечо вьющуюся гриву и стал заплетать косу.

Джаниарса велел Льяндо присматривать за ним и давать ему какую-нибудь работу. «Это только кажется, что он уже проснулся, — объяснил принц, собираясь в Аррайс. — Тысячелетия сна не проходят бесследно. Нужно, чтобы он как можно больше говорил и чтобы чем-то занимался. Вспоминал, что умел, учился чему-нибудь». Это поручение оказалось легче, чем ожидал Льяндо. Он много дней подряд не превращался в птицу и чувствовал себя превосходно. Кроме того, пока Джаниарсы не было рядом, он забывал о своей ревности, а возня с Решем его развлекала.

Реш был чем-то похож на Джаниарсу. Или очень хорошо притворялся. Но Льяндо полагал, что никто не мог бы притворяться днями напролёт, а значит, принц танг-тере и в самом деле был таким: словоохотливым, дружелюбным и напрочь лишённым высокомерия.

Но глупцом он не был. Ни глупцом, ни наивным. Он и словом не обмолвился о способности Льяндо превращаться в беркута. Не спросил его о матери и отце. Об истории мира спрашивал, о том, что произошло после того, как пал Алиордан, и кто теперь где правит... Они удили рыбу и варили уху. Ставили силки на птиц, ощипывали и потрошили добычу. Реш набрал пёстрых перьев и попытался сделать какое-то украшение. Наблюдая за ним, Льяндо понял, что Джаниарса был прав, и Реш проснулся ещё... не целиком, что ли? Его пальцам неплохо удавалась простая работа, но хитроумная поделка валилась из рук. Ни одно перо он не смог располовинить аккуратно. Реш чуть не расплакался от досады, объяснив Льяндо, что это детская забава и раньше он мог мастерить такие ленточки с закрытыми глазами. Льяндо пообещал, что если упражняться, скоро станет лучше, и сослался на Джаниарсу.

К ним пришёл из леса полудикий местный кот. Не мурлыкал и гладить себя не давал, но преподнесённую ему рыбу ел и спал в доме.

— А куда уйти Шанияр? — сказал Реш.

— На праздник. Его младший брат теперь наследник, Хозяин Земли. Камни утвердили его. Все будут праздновать.

— Праздник? — переспросил Реш.

— Большой праздник в городе.

— А что мы тут?

Льяндо усмехнулся.

— Джаниарса прячет тебя, а я за тобой присматриваю.

Реш потеребил вьющийся кончик косы.

— Шанияр не прийти ещё день, два? Много?

— Дня два точно.

Реш вдруг улыбнулся.

— Льян. А идти на праздник? Тихо-тихо.

Не без подозрения Льяндо на него покосился.

— Чтобы ты сбежал?

— Куда? — искренне удивился Реш. — Не знать язык. Не знать люди и место. Нет деньги. Куда сбежал?

Льяндо задумался.

Вначале мысль показалась ему дикой, затея — опасной. Но чем дольше он размышлял, тем больше светлел лицом. Кто в Аррайсе мог узнать его, не считая Джаниарсы, короля и верховного мага? Разве что те солдаты, которые брали его в плен. И, может, несколько торговцев, которые видели его ещё в Лагете. Но прошло много лет. Он теперь выглядел иначе. К тому же он принадлежал Джаниарсе, это знали все. Даже если его узнают и схватят, то немедленно отведут к Джаниарсе. Тот, конечно, рассердится. Но он отходчивый и быстро Льяндо простит... Реш с виду похож на фравела. Фравелов в Аррайсе много, никто ничего не заподозрит. А бежать ему действительно некуда. Он сможет затеряться в толпе, это верно; а дальше? Разве что забьётся в какой-нибудь закуток и просидит там до вечера. Джаниарса легко его отыщет, на то у него есть заклинания.

— Льян? — окликнул Реш. — Ну?

— На виран, — глубокомысленно сказал Льяндо на языке танг-тере.

Реш расхохотался. Немного визгливо, до всхлипов, как будто ему больше хотелось расплакаться. Но он не расплакался.

— Чего? — недоумевал Льяндо.

— «Наа виран», — поправил Реш. — Наа виран — это «не знать». А «на виран» — знать про тебя какой-то глупый вещь. Смешно. Ну... как боять мышь!

Улыбаясь, он смахнул слезинку с ресниц и шмыгнул носом.

— Боять мышь, — усмехнувшись, повторил Льяндо.

Он подумал, что очень давно не был в городе — то есть не был человеком. Проезжать по улицам птицей на седле Джаниарсы, с глазами, закрытыми клобучком... удовольствия мало. Даже если они с Решем ввяжутся в неприятности, это будет развлечением. И он наконец снова поступит по собственной воле и желанию. Как раньше. Как живой человек.

Как человек.

— А пойдём, — сказал Льяндо.

Стоило им решиться, как оба развеселились, точно опрокинули по чарке. Льяндо придирчиво осмотрел Реша и заметил, что рубаха Джаниарсы на нём хоть и старая, всё же шёлковая и подозрительно дорогая. «Придётся обобрать лесника!» — заявил он и отправился в пристройку искать длинный гвоздь или ещё что-нибудь, чтобы отпереть сундук. Реш побежал за ним по пятам. Пока Льяндо мастерил отмычку, Реш пялился на него с восторгом. «Да он на Джаниарсу такими глазами не смотрел», — подумал Льяндо и самодовольно ухмыльнулся. Племянник Аш-Шерийяр уж точно навидался в своей жизни достаточно самой могучей магии. А вот взламывание замков видел впервые!

— Так! — сказал Льяндо Решу. — Слушай внимательно. Меня зовут Ланса. Тебя — Креса. Ты мой сводный брат, мы оба похожи на своих матерей. И ты немой. Ясно?

Реш разулыбался и кивнул.

Замок поддался. Крышка сундука поднялась, прозвенев сигнальным колокольчиком. Льяндо влез внутрь.

Аррайсарцы носили штаны и рубашки необъятной ширины. Их перехватывали и собирали тем, что было в моде или казалось удобней — когда шнуровкой, когда ремнями или браслетами из металла и кожи. Даже Решу пришлось ослаблять шнуровку на шёлковых рукавах, затянутую под тонкие запястья Джаниарсы. Льяндо нашёл рубаху из простого полотна, застиранную и аккуратно заплатанную, сунул её Решу. Ветхий рабочий кафтан лесника окончательно превратил Повелителя танг-тере в чучело. Вид чучела Льяндо одобрил. Как-никак, они должны были сойти за людей небогатых. Реш хихикал и подпрыгивал. Льяндо поколебался, разглядывая собственный кафтан — тоже с плеча Джаниарсы, заношенный, но из лучшего сукна и с такой вышивкой по вороту, точно её делала королева. Раздеваться не хотелось — было холодновато. Со вздохом Льяндо оставил кафтан, надел две рубашки одну на другую и накинул старый плащ.

Напоследок он вспомнил, как аррайсарская деревенщина повязывает голову полотенцами и захватил полотенца тоже.

Поспешно доев то, что оставалось в котелке, они отправились в путь. К большаку вела заросшая, едва приметная тропа. По лесу Реш, конечно, ходить не умел: цеплялся ногами за корни, а волосами — за ветки. Льяндо приходилось останавливаться и поджидать его. «Не спеши, — ворчал он, — глаз на ветку нанижешь». Реш не унывал, но исцарапался и окончательно обтрепался. Теперь только самый проницательный взгляд заподозрил бы неладное — руки у танг-тере всё же были не деревенские. «Прячь руки в рукава», — велел Льяндо.

По пути он узнал, что у танг-тере были горные кони-нэме, умевшие прыгать по склонам точно бараны-амулу, и на нэме Реш катался по предгорьям Аодренны, а звали того нэме Тер-Яш, но густых лесов там не было, да и пешком Реш не гулял.

— А правда, что ваши кони были говорящие? — спросил Льяндо, уверенный, что это сказки. Но Реш призадумался.

— Как сказать, — ответил он. — Наа виран. Как-то... Они другие. Были. Сложно.

— Ладно. Потом расскажешь.

Показался большак.

— Всё, — распорядился Льяндо. — С этой минуты ты — немой!

— М-м-гум, — согласился Реш.

Тут им повезло. Их согласился подбросить до города первый же возчик, что встретился на пути. Вид его удивил Льяндо. Возчик был самый фравелистый фравел, какого Льяндо встречал, но Фравелла-то находилась в другой стороне.

И телега у него была странная — лёгкая и быстрая, она смахивала на колесницу. И лошадей его, хоть и деревенских с виду, одно-два поколения назад точно кровили рысаками, шли они машисто. Льяндо даже насторожился. Но дело быстро разъяснилось: возчик был неутомимый болтун и всю дорогу изнывал от одиночества. Он только и ждал случая подхватить попутчиков.

Он вёз в Аррайс дорогие лакомства на меду из большого хозяйства. Сундуки местный маг расписал заклинаниями от затхлости и прочих бед, но маг был слабоват, а стоил товар дорого. Затем и понадобились в хозяйстве хорошие кони и телега. Обходились они всё же дешевле, чем работа настоящего мага.

Затем Льяндо и Реш выслушали длиннейшую повесть о том, как фравел оказался в Аррайсаре. Действующими лицами в ней были пять поколений огромной семьи — всего человек, наверно, под сто. Льяндо даже и запоминать не пытался бесчисленных шуринов, ятровок и кумовьёв. Утомился возчик, когда вдали уже показались предместья Аррайса. Тогда, подхлестнув коней, фравел начал задавать вопросы, а Льяндо принялся вдохновенно врать.

Он забыл, когда в последний раз говорил так долго. Ему было весело. Реш внимательно его слушал, вовремя мотал головой и утвердительно мычал. Возчик охал и ужасался. Льяндо выдумал их с Кресой злополучного отца Тенорсу, когда-то богатого купца. Тенорса ездил по разным странам и первую жену привёз из Лагеты. Она умерла, рожая Льяндо младшую сестру. Отец не скупился на лекарей и нянек, но девочка родилась болезненной и угасла в полгода. Тенорса долго горевал, но потом женился на девушке из Фравеллы.

Здесь Льяндо разлился соловьём, расхваливая мачеху. Была она красива и добра, как небесная душа, и чужого сына приняла как родного. Юный Ланса долго дичился, но потом и сам полюбил её как мать.

Фравел удовлетворённо кивал.

Но бедная фравелка тоже умерла родами. Ребёнок на этот раз выжил, но оказался немым. Несчастный Тенорса решил, что на нём проклятие. Сначала он запил. Дело его быстро развалилось. Пил он так страшно, что Ланса и Креса уже гадали, что случится первым — семья окончательно разорится или отец умрёт. Но в один день Тенорсу будто по голове ударило. Он перестал пить, продал то, что ещё можно было продать, расплатился с долгами и оставил сыновьям немного серебра и небольшое хозяйство, сам же ушёл в монастырь. Там, в монастыре, он и умер через год.

— Ох беда! — сказал фравел. Он выглядел довольным, словно сытно наелся.

— Да что! — Льяндо махнул рукой. — Дело былое. Я пруды завёл, зарыбил. Хорошо пошло. Может, женюсь теперь.

— Бери фравелку, — посоветовал фравел со знанием дела.

— Да пойдёт ли? — огорчился Льяндо. — Вон, брат. Так-то здоров, работает. А кому в доме немой нужен?

— Так не слепой же! Руки-ноги на месте. А знаешь, что? Ко дню Восточной Матушки заезжай к нам. Камалиново хозяйство, нас все знают, да ты тоже слыхал, не отпирайся. Я тебе племянниц покажу. У меня такие племянницы — о! — и фравел поцеловал щепоть.

— Так это ж ты с Камалинова? — изумился Льяндо. — Конечно, слыхал!

Они поговорили о Камалиновом хозяйстве, про которое Льяндо слышал впервые, а потом замолчали, потому что телега проезжала через распахнутые городские ворота. Подошли двое стражников, возчик расплатился за въезд. С телеги и товара по случаю праздника налога не брали, но брали за лошадей. «Эти с тобой, что ли?» — стражник кивнул на Льяндо и Реша. «Соседи!» — уверенно ответил фравел и поехал дальше.

На перекрёстке Льяндо поблагодарил его, спрыгнул с телеги и вытащил Реша. За углом «братья» посмотрели друг на друга, расхохотались и хохотали, пока не охрипли. Реш изъяснялся жестами. Получалось это у него на редкость ловко. Так, на пальцах он сообщил, что Льяндо отличный парень и внушает самые добрые чувства.

Отсмеявшись и отдышавшись, Льяндо призадумался. Куда теперь? К торговым рядам и всяким увеселениям? Но денег у них нет ни гроша. Пойти к храму Восточной Матушки, где сейчас кормят бедняков? Туда, где гуляет знать, им в их деревенских нарядах лучше не соваться... Донёсся сладкий мясной запах, а следом мимо прошёл разносчик с подносом пирожков. Окликнул их. Льяндо покачал головой. Реш проводил разносчика голодным взглядом и выразительно потёр кулаком живот. Льяндо улыбнулся. Ему пришла хорошая мысль.

— Эй, Креса, — сказал он, — есть хочешь?

Реш печально помычал.

— Потерпи, — сказал Льяндо. — Сейчас добудем монету. Идём.

...Там, где торговая площадь смыкалась с храмовым садом Западной Матушки и Рощами королевы Сиренн, шли лучные состязания. Скоро должен был объявиться победитель. Лучников оставалось трое. Распорядители заменяли мишени: унесли щиты, принесли шары, грубо свалянные из шерсти. Один из шаров подвесили на канате, как маятник. Льяндо застыл на мгновение: шар запустили, лучники целились. Удары тетив, дружный вздох толпы... По маятнику промазали все.

Победителя ожидал завидный приз. Но связываться с оружием было опасно. За состязанием следили гвардейские командиры, победителю причиталась не только звонкая монета, но и приглашение на королевскую службу. Льяндо могли узнать.

Не без сожаления он направился к «ледяному столбу». Ледяным тот, конечно, не был — всего лишь полированное дерево. Жадные хозяева порой смазывали столб маслом, но и без масла забраться наверх могли немногие.

Реш пялился по сторонам как настоящий деревенский парнишка. Притворялся ли? Льяндо подумал, что нынешний Аррайс наверняка сильно отличается от Танг-аод-Алиордана тысячелетней давности. Другие наряды, другие лица, другие дома. Есть на что посмотреть и принцу танг-тере.

— Эге! — сказал хозяин столба. — Новые молодцы подоспели. Приятели? Оба полезете? Или кто?

— Братья, — сказал Льяндо. — Я полезу. Чего, хозяин, порядок тут у тебя обычный?

— Чего придумывать-то? Обычный порядок.

— Ну так я попробую.

— Удачи! — почти искренне пожелал хозяин и, посмеиваясь, вернулся на свой стул в тени навеса.

Льяндо пощупал столб. Масла не было. Он сбросил башмаки, отдал Решу плащ и рубахи. Глянул вверх: на вершине столба, как обычно, закрепили тележное колесо, а к ободу подвесили две пары сапог и лисью шкуру. Льяндо знал, как устроены подобные развлечения. Одни будут лезть на столб и падать с него, другие — глазеть на них и смеяться, водоносы и пирожники продадут зевакам свой товар, а хозяин у разносчиков и забавы один. Поэтому он не станет жульничать и зажимать награду. Кто-то должен столб одолеть, иначе на него и лезть перестанут. Свой доход хозяин имеет со зрителей.

Льяндо потёр ладони, мотнул головой, крякнул и полез вверх.

Это было не так уж сложно. Много кораблей ходило за флагом матери, и в детстве Льяндо не пропустил ни одной мачты. Отец хватался за голову, мать смеялась, сестра лезла следом... Рука Льяндо дрогнула, когда лицо матери встало перед его глазами, но он удержался.

К концу пути зеваки уже подбадривали его радостными воплями. Льяндо перехватил колесо за спицу, протянул руку и снял сапоги с крюка. Толпа восторженно взвыла.

Осторожно Льяндо соскользнул вниз.

Разукрашенные сапоги для верховой езды ему были не нужны. Да они вовсе никуда не годились — так, грубая поделка в виде сапогов, с яркими голенищами, чтобы издалека хорошо смотрелось. Хмурясь, Льяндо подошёл к хозяину и протянул негодные сапоги. Тот, не чинясь, полез в кошель и достал вначале серебряную монету. Раздосадованным он не выглядел, даже улыбался. Льяндо уставился на монету взглядом простака, который не знает, куда и деть такое богатство. Хозяин улыбнулся, спрятал серебро и ссыпал ему горсть медяков в подставленные ладони. Медяков было меньше, чем стоила серебрушка, зато это были честные деньги, какие могли водиться в кошелях деревенских парней.

Довольный Льяндо ссыпал деньги в карман Решева кафтана и отправился к пирожникам.

...Они не прикасались к хмельному, опасаясь спьяну выдать себя или привлечь внимание стражи. Но трудно было оставаться настороженными в праздничном городе.

Реш, не говоря слова внятного, раскусил жулика-напёрсточника и сдал его ватаге батраков, которых напёрсточник только что обобрал. Костеря Реша сквозь зубы, Льяндо отволок его подальше, за лавки. К счастью, бить жулика батракам было интереснее, чем присматриваться к слишком ловкому пареньку. С другой стороны к потасовке уже продирались сквозь толпу стражники.

Гомон вдруг стих — и поднялся вновь, громче прежнего.

Площадь славила короля.

Зеваки побежали с площади к улице, спеша занять лучшие места. От улицы их погнали гвардейцы, началась давка — и быстро рассеялась. Загремели трубы. Откликнулись золотым звоном колокольни Западной и Восточной Матушек. По мощёной улице застучали подкованные копыта. Гвардейцы останавливали и разворачивали своих огромных коней, вставая живым заслоном.

«Старая погань, — подумал Льяндо. — Чтоб ты сдох».

Вдали, за несчётными спинами подданных, за сверкающими доспехами гвардии, величественный и спокойный, ехал король Эвеларса. На передней луке его седла дремал беркут.

Чуть отставая, следовал за отцом принц Иранса. Это был его праздник, но славлений ему доставалось меньше всех. Жену его, Тайаро из Могадирагнатха, приветствовали горячее, и много радостнее встречали королеву Иранни. Велидку в Аррайсаре любили за сказочную красоту и королевское благородство. Она и сейчас, в годах, была красивей своей невестки, носатой и смуглой. Но могадирку тоже любили — за весёлый нрав и не свойственное принцессам умение объезжать лошадей. Под седлом у Тайаро приплясывала могадирская кобылка, простых, не королевских кровей и похожая на саму Тайаро: такая же огненная, поджарая, тёмно-гнедая.

Пронесли в паланкинах великих жриц.

Потом стало тихо.

Будто морская вода отхлынула от берега, чтобы вдалеке подняться гигантской волной, в пене и мути обрушиться на скалы...

По брусчатке цокали подковы Гнедого.

Среди ликующих толп ехал Джаниарса, Любимый Принц.

Льяндо оглох от воплей. Слегка кружилась голова. Джаниарса широко улыбался и вертелся в седле, время от времени махал рукой кому-то. Двуцветные его волосы сияли, ярким огнём сверкали голубые глаза. Кругом уже выли от восторга... Сердце Льяндо оборвалось: на миг показалось, что Джаниарса встретился с ним глазами. Но нет, принц не заметил его в толпе...

— А Ореллиса-то нету, — сказал кто-то рядом.

— Стар Ореллис. Пора на покой.

— Да и я о том же. Вишь, какой у нас нонче вместо него красавчик.

— А то! Дочка моя по нему сохнет, дурища. Веришь ли, взялась портрет вышивать. И такую кривую рожу изобразила, что спаси Матушки!..

Мужики зычно расхохотались. По виду они были работники, но подстриженные на городской манер и приодетые — браслеты над локтями, литые узорные хвостовики на поясах.

— А зря всё-таки, — заметил другой голос.

— Что — зря?

— Зря Ирансу на трон потянули. Он славный парень, конечно, но славный парень — ещё не король.

Говорил это монастырский книжник с золочёным Полусолнцем на груди. Работники уважительно расступились и покивали.

— Джаниарса-то старший сын, — мудро заметил один.

— Старший, — кивнул монастырский. — И умный.

— Это да! — согласились работники. — Соображает!

— Корону след надевать на умную голову, — пошутил книжник, но слова приняли всерьёз.

Льяндо перевёл взгляд на Реша.

Изумлённый Реш единожды обернулся на горожан и вновь уставился на Джаниарсу. Он казался околдованным. О чём он думал? Кого могли так же приветствовать в Алиордане? Победоносных полководцев Аш-Шерийяр? Или у танг-тере вовсе не было такого обычая? Льяндо покусал губу. Возвратилась забытая ревность. Кольнула неприязнь к Акреш-Шеру. «А он виноват? — напомнил себе Льяндо. — Кто его сюда привёл?» Джаниарса уже скрылся за поворотом, но его имя ещё повторяли кругом и над площадью неслась слава...

Льяндо взял Реша за полу кафтана и повёл прочь.

Обратно в охотничий домик они добирались долго и медленно, почти всё время пешком, и добрались глухой ночью, смертельно уставшие и продрогшие. Через лес Реша пришлось вести за руку, и он не на шутку перепугался. Не сразу сумел поверить, что Льяндо действительно знает, куда идёт. В домике Реш со стоном повалился на узкую скамью, застланную старыми коврами, а Льяндо присел у камина и разжёг огонь. Не раздеваясь, танг-тере завернулся в ковры и засопел. Льяндо решил было, что он уснул, но вскоре Реш приподнялся.

— Льян.

— Что?

Реш поколебался.

— Слушай. Откуда ты всё умеешь?

Льяндо улыбнулся.

— Что — всё?

— Столько! — Реш сел прямее и стал загибать пальцы: — Рыба, птица, замок, столб, лес, ночь. Всё!

Льяндо помолчал. Отражённые огоньки блестели в тёмных раскосых глазах танг-тере. В полумраке, лохматый и завёрнутый в тряпьё, он смахивал на какого-то дикого лесного духа.

— В тот день, когда мои родители встретились, — сказал Льяндо почти весело, — моя мать командовала флотом. — И, понизив голос, прибавил: — Пиратским.

***

Джаниарса ехал не спеша и размышлял в пути.

Ему всё же пришлось явиться на праздничный пир, принять благодарность Ирансы и провозгласить здравицы брату и Тайаро. Он хотел покинуть дворец сразу после этого, но дела задержали. Отказать родным он не мог — это было бы попросту некрасиво. К счастью, Ореллис заранее подготовил зеркало, иначе Джаниарсе пришлось бы потратить на него ещё несколько часов...

Так что Джаниарса временно принял на себя обязанности королевского мага и устроил королю и наследному принцу Аррайсары «зеркальную встречу» с владыками Велидде и Могадирагнатха. Тайаро была так рада увидеть родителей, что раздражение совсем оставило Джаниарсу. Потом пришёл черёд вдовствующей королевы Наренни, бабушки Джаниарсы, и его дяди короля Ангеро, который правил теперь в Велидде... Ореллис бы скоро выдохся. Джаниарсе ничего не стоило поддерживать связь часами, и он не решался прервать мать, которая наконец-то могла вдоволь наговориться со своей матерью.

Но время близилось к полночи и уезжать было уже поздно. Джаниарса выбрался из дома только поутру.

...У развилки, где одна дорога вела к переправе через Аданн, другая сворачивала на запад, а третья убегала к владениям Трёх Берегов, принца-мага обогнал гонец. Не королевский, торговый. Едва поклонившись, гонец умчался вдаль. Гнедой невольно поднялся в рысь, и Джаниарса не стал его придерживать. Был гонец одет во всё чёрное, как одевались в Трёх Берегах, и мысли Джаниарсы приняли мрачный поворот.

Республика неуклонно богатела и усиливалась. Иные торговые пути уже заканчивались в Трёх Берегах — а раньше вели до Аррайса и дальше, к Лагете. Король Эвеларса начал войну, чтобы добраться до моря. Рано или поздно Три Берега тоже захотят себе морской порт, а путь у них один: вниз по Аданн.

Путь через Аррайсару.

Пусть не сейчас. И не через десять лет... На этой мысли Джаниарса запнулся. Десять лет — большой срок. Возможно, у Аррайсары нет этих лет. Возможно... Как они будут воевать, люди Республики, которые лучше всего умеют считать деньги? Среди них нет Хозяев Земли. Среди них нет полководцев и вряд ли отыщется много воинов, разве что стражники. Но они могут купить всех наёмников, сколько их есть на свете. А в Танг Дане найдутся и сильные маги, готовые пойти внаём. Это беспокоило Джаниарсу больше всего...

Нет, не это.

Три Берега считают деньги. У них совсем другой ум. И то, что они могут купить себе могучее войско, не значит, что они будут его покупать. Слишком дорого. Джаниарса сознавал, что банкиры Республики мыслят иначе, не так, как короли и князья древних родов. Но как? Этого он постичь не мог. Не на что было опереться. «Есть ли книга, чтобы прочитать о таком? — гадал он. — Если есть, она должна быть древней. До войн танг-тере. Потому что после войн, когда маги заключали договор с Камнями, не было ничего, подобного Берегам...» Подумалось, что война с Фравеллой была бы проще. Эдрина Фравельская — Хозяйка Земли.

И Джаниарса окончательно помрачнел.

Любой толковый правитель обеспокоился бы, наблюдая за покорением Лагеты. А Эдрина дьявольски умна. На её месте Джаниарса давно бы сговорился с Тремя Берегами.

Как справиться с ними? Как защитить страну?

«Согласие потеряно, — подумал Джаниарса. — Камни встревожены. Если я найду способ вернуть Согласие, что будет? Быть может, Камни защитят нас?» Верней казалось другое. Если Повелитель танг-тере возвратится в полной мощи, никто не сможет спорить с Аррайсарой, обретшей такого союзника.

Но опасен будет и сам союзник...

Джаниарса вздохнул со стоном и провёл рукой по лицу. Ореллис! Ах, как не вовремя уходил Ореллис! Старый королевский маг был единственным, кто мог дать Джаниарсе дельный совет. Но мудрость его иссякла, уцелела лишь сила, а сила без мудрости превращала Ореллиса в ещё одну опасность.

Зайдя в тупик, Джаниарса отбросил мысли о политике. Он и так, по обыкновению, едва не проехал нужный поворот. Гнедой недовольно зафыркал, когда его остановили и послали идти в густой лес по заросшей тропе. Джаниарсе пришлось наклониться к гриве. Сухие ветви цеплялись за волосы. Здесь, в лесах, ничего не изменилось со времён Ронсы... Славные, простые времена!

Было так.

Распался великий Рагнатх, и каждый сатрап рагна стал самовластным правителем. Аравирагнатх от века был мирным краем. Прежде войска рагна оберегали его плодородные поля и среброносные горы. Но войска разошлись по домам, а ополчение Аравирагнатха было слабым и не умело воевать. Аррайсара и Гекревт сцепились насмерть, оспаривая друг у друга власть над беззащитной страной. И великую победу одержала королева-воительница Дорменн, но враг был ещё силён. Его лазутчики смущали народ Аравирагнатха, обещая сытую жизнь под княжеской короной Гекревта. Впереди ждали новые сражения.

Принцесса Эмеринн, наследница трона, выросла в походном шатре. Лучше матери она умела водить войска и в бою была грозной как буря. Народ и воины верили, что если не Дорменн, то Эмеринн принесёт Аррайсаре окончательную победу.

У Дорменн не было других детей.

Поэтому великая жрица Западной Матушки изумилась, увидев Эмеринн в простой одежде на ступенях храма. Надменная принцесса преклонила колени и объявила, что желает удалиться в дом Западной Матушки.

— Зачем? — только и сказала жрица.

Слуги Восточной Матушки лечили больных и заботились о калеках и нищих. Слуги же Западной Матушки могли быть воинами. Эмеринн не собиралась вкладывать меч в ножны. Она желала сражаться за Аррайсару, но не желала выходить замуж и продолжать род, как подобало королеве. Она пришла, чтобы стать боевой жрицей и передать домам Матушек заботу о стране. Среди дальних родичей королевы Дорменн они могли найти достойнейшего и короновать его.

Великая жрица не приняла Эмеринн. Она отправилась к своей духовной сестре в дом Восточной Матушки и много дней провела с ней в беседах. Обсудив всё, жрицы вознесли общую молитву к Матушкам.

Матушки ответили.

Нет, они не вразумили Эмеринн в её ярости и гордыне (на что надеялись старые жрицы). Взамен того Матушки объявили, что даруют королевскому дому благословение: с этой поры и навеки все правители Аррайсары будут счастливы в браке.

Гнев охватил Эмеринн. Но она не стала спорить с Матушками. Махнув рукой, она ускакала обратно к своим войскам.

Спустя два года Эмеринн принимала послов в Аррайсе. Лесное княжество Минрай пожелало мирно стать частью Аррайсары. Понадобилось это им для того, чтобы небогатые минрайские торговцы не платили лишнего налога на пути из своей глухомани к реке Аданн, а больше и ни для чего. Минрайский князь был дряхлым стариком, и младшему его сыну перевалило за сорок.

Дорменн в ту пору терзала заставы Гекревта, вынуждая княжество воевать на два фронта — южные его пределы изнемогали под набегами дикарей. А Эмеринн была легко ранена. Лишь поэтому она отправилась в Аррайс.

Княжич Ронса, немолодой и некрасивый, мог унести на плечах лошадь, но никогда не брался за меч. Этот сильный человек был добрым, как сама Восточная Матушка.

И здесь впервые Аррайсарское королевское благословение явило себя.

Трудно было сыскать во всём свете двух людей столь различных, как грозная Эмеринн, воительница и захватчица земель, тяжёлая нравом, скорая на расправу, и её тихий муж-рыбак. Но она до старости оставалась для него юной девушкой, а он единым словом мог успокоить её гнев и убедить её переменить решение. Многих казней и кар не случилось благодаря тому, что в Аррайс вовремя возвращался Ронса. Легенды говорили, что порой он так спешил, что входил в тронный зал в болотных сапогах и прожжённой у костра рубашке.

...Люди недалёкого ума полагали, что принц Иранса, наследник трона, человек серый и скучный, а больше о нём и сказать-то нечего.

Людям же мудрым открывалось, что Матушки, в бесконечной их доброте, ниспослали Ирансе великий дар полного благополучия. Иранса любил свою семью — и вся семья его любила. Ирансе досталось королевское благословение — счастливый брак. Иранса был здоров телом и духом, и такими же родились его сыновья. Иранса не хотел захватывать земли и одерживать победы на поле брани, он хотел видеть народ Аррайсары сытым и довольным. Пускай народ воспевал Джаниарсу — младший брат не видел в том обиды для себя. Мудрые люди уже знали, что в хрониках и романах Ирансу назовут «Добрым».

А если вдруг нагрянет гроза и понадобится королю решительность и непримиримый нрав, так на то будут у него королева Тайаро и королевский маг Джаниарса. А добрый король успеет вовремя передать власть в их руки. Чего же ещё желать?

Джаниарса снова вздохнул.

Иногда он хотел поменяться местами со своим братом. Быть может, он ценил народную любовь меньше, чем она того заслуживала. Магию свою он любил и ценил и не мыслил без неё жизни. И всё же невыносимо было понимать, что однажды он окажется незаменимым и ответственным за всё. Отец... Пусть Матушки даруют отцу долгую жизнь и ясный рассудок. Отец справился с маленькой Лагетой. С Тремя Берегами ему не справиться.

— Шанияр!

Джаниарса поднял голову и улыбнулся. Акреш-Шер выбежал навстречу. Он был рад его видеть... На сердце потеплело. И выглядел Реш теперь куда живее. Смуглые щёки румянились, блестели глаза. Джаниарса спешился. Реш подбежал — и обнял его. Джаниарса невольно рассмеялся. Это было так... хорошо.

В отворённых дверях домика появился Льяндо, спокойный, как всегда.

— Бекасы на вертеле, — сообщил он и ушёл в комнаты.

— Как дела? — спросил Джаниарса, расправившись с бекасом. — Было спокойно?

Льяндо и Акреш вдруг странновато переглянулись. Углы Акрешева рта дрогнули.

— Да, — сказал танг-тере и оторвал крыло у жареной птицы. — Дела спокойно.

— На виран, — сказал Льяндо.

Акреш хихикнул.

— На виран, — ответил он Льяндо и показал на него пальцем.

Джаниарса недоумевал.

— Это вы про что?

— «На виран» — знать про кого-то смешную вещь, — объяснил Акреш. — Как боять мышь.

— Кто боится мышей?

— Нет важно. Просто смешно.

— Ладно, — Джаниарса отхлебнул травяного взвара. — Ничего не понял, но понял, что вы разговаривали друг с другом, а это хорошо. Я сейчас буду расспрашивать тебя, Реш. Может, буду слишком много болтать, ты уж прости.

— Ничего.

— Мне нужно торопиться. Быстрее выехать, чтобы быстрее вернуться. — Джаниарса на мгновение задумался. — Мне нужно больше узнать о Собрании Камней, о том, как даётся Согласие, и о танг-тере. И о танг-тере мне вряд ли кто-то сейчас может рассказать больше, чем ты.

Реш пожал плечами.

— Мне уйти? — спросил Льяндо.

— Нет, — сказал Джаниарса. Осёкся, поразмыслил — и повторил увереннее: — Нет.

Легенды и сказки сохранили в веках ужас перед танг-тере, но то не был ужас перед дикостью и зверством, нет: ужас перед величием и могуществом, и перед непостижимой тайной. Спустя пару столетий на Востоке книжники собирали песни и записали песнь о Трёх Руках Повелителя — Руагаре Бронзовой Руке, Тенгере Железной Руке, и Арангере Стальной Руке, Арангере Чёрном. Эту песнь сложили даридды, а по их землям танг-тере и армии Вельяда проходили с войной.

В Песни о Трёх Руках говорилось, что Повелитель отозвал победоносного Арангера в Высокий Замок. Арангера ждал чёрный венец наместника, но не радовался Арангер. Много чести было в том, мало радости. Приняв венец, не будет он уже одним среди других, вознесутся его мысли и отделятся, и Безмолвным всадником не стать ему более.

Даридды уже не понимали, что означают эти слова, но сказители в точности запомнили их от дедов. Помнили даже, что люди узнали о том от самого Арангера, ибо он не скрывал печали от близких, а среди близких ему людей были не только сородичи, но и союзники.

На Дараядских полях Арангер разбил Короля Востока, и воины Железной Руки гнали отступавших до самых стен Вельяда, и осадили Вельяд. Тогда Арангер стал вопрошать будущее. Многие были тому свидетелями, но все свидетели говорили разное, и в великое изумление приходили оттого люди. Один говорил: разжёг господин Арангер костёр из благоуханного дерева и ночь напролёт смотрел в пламя. А другой говорил, что не было костра, господин Арангер читал по звёздам. А третий свидетельствовал, что господин Арангер беседовал со своим конём. Был и четвёртый, кто видел, как господин Арангер надел шлем и превратился в Безмолвного всадника, и уехал в ночь. А пятый сказал, что не было всего этого, но с полуночи до рассвета Безмолвные всадники кружили по лагерю среди шатров и костров, как будто без смысла и цели, а господин Арангер сидел на колоде для водопоя и смотрел на это кружение.

— Безмолвные всадники, — сказал Джаниарса. — Кажется, это должно быть сказкой. Но все хронисты писали о них, даже те, кто... те, у кого вообще не было фантазии. Танг-тере надевали глухие шлемы и превращались в демонов. Не знали отдыха, не нуждались в пище. Исполняли какие-то неведомые повеления. Ездили по чужим землям в одиночку. И даже на лошади сидели как-то неправильно... хотя уж это, я думаю, точно выдумка.

Реш коротко усмехнулся. Он будто чего-то ждал.

— Конечно, это похоже на магию, — согласился Джаниарса сам с собой. — Но я не знаю ни одного заклинания, хотя бы отдалённо похожего. Не представляю, как сделать такое несколькими заклинаниями. А я много знаю, прости за нескромность. К тому же тогда должно получаться, что все... ну пусть не все танг-тере, пусть один из десяти был магом. А этого тоже не может быть. Акреш, ты знаешь, как это делалось?

— Эт, — сказал Реш, почему-то на своём языке. — И виран. Ину... Как сказать, Шанияр?

— На любом языке. Кроме внутреннего, — Джаниарса улыбнулся. — Я пойму.

Реш вздохнул.

— Не язык, — пробормотал он. — Как сказать... Это... Дед деда. И дед деда деда. Они был тут, рядом.

— Духи предков? — изумился Джаниарса.

— Нет! Не духи. Это как земля. Как воздух позади воздуха. Шлем нужен, чтобы немного тише. Тогда слышать воздух позади.

Джаниарса нахмурился. Приложил пальцы к вискам.

— Это связь? — предположил он. — Как сеть?

— Наа виран... Были Повелители, много. И были цветы, много. Шакора, аш-канни, и-марн тир. Танг был аод алиор, Шанияр. Ануш ди алиор. И Аодренна высоко... Был Повелитель, один, кто не мёртвый, не живой. Поэтому он и все. И все и он.

Вконец запутавшись в словах, Реш тихонько выругался на своём языке и умолк. Джаниарса хлопал глазами и все крепче прижимал руки к вискам. Льяндо смотрел от камина искоса, очень внимательно.

— Так, — сказал Джаниарса. — Получается, всё же магия. Только не человеческая. В Алиордане было много богов-растений, не одна шакора... Да, это похоже на правду. Когда-то давным-давно, когда люди ещё не знали Матушек, этим растениям молились. У каждой шакоры были жрецы и храмы. Так вот почему Замок Среди Цветов! — осенило вдруг принца. — Все думают, это про сады и клумбы какие-нибудь. Я сам так думал. А это Замок Среди Богов! Среди Цветущих Вечнопрекрасных!

— Эт, — сказал Акреш-Шер.

Джаниарса просиял. Он задохнулся от восторга, глаза его расширились и крашеные голубые пряди волос чуть засветились собственным светом.

— Танг аод ануш ди алиор, — прошептал он благоговейно.

— Эт, — сказал Акреш-Шер. — Очень давно был так. Как Велидде был Ара-кон Вельяд.

Джаниарса глубоко вздохнул.

— Как жаль, что этого не увидеть, — пробормотал он. — Разве что... построить зеркало времени, но это же голову сломать можно. И хорошо, если только голову. Ах... Ладно, есть другие вопросы, они важнее. Почему господин Арангер не желал венца? Что должно было с ним случиться?

— Кто-то должен смотреть снаружи, — объяснил Реш. — Не быть внутри. И это должен быть мудрый человек, великий ум. Но если все внутри, а ты снаружи, это грустно.

— А как всё это началось? Как появились танг-тере? Как вы заключили союз с Цветами? Ты должен это знать, тебя ведь учили истории!

— Эт, — Реш улыбнулся. — И виран. Конечно, учили. Очень давно... жили народы в горах, где Аодренна. Не было танг-тере. Это были рен-тере, ирн-тере, гер-тере, такие народы. Значит: «народ неба», «народ скалы», «народ»... — Реш запнулся. — Когда узко между скалой и скалой, это что?

— Ущелье.

— Народ ущелье. Они все ходили. Не было домов. Они ходили — одна гора, другая.

— Кочевники, — снова подсказал Джаниарса. — Они кочевали.

— Эт. Их стало много, рен-тере пошли вниз с гор. У них был великий марн, он вёл их. «Марн» — это не имя, это значит «первый», «главный».

— Вождь.

— Он был очень хороший человек, — сказал Реш. — Такой... большой, сильный, он бился как медведь, всегда победил. Очень добрый. Если был дети, отец умер, он брал в свой род, как его дети. Если был кто старый, дети умер, он брал в свой род, как эш-алао, эш-милла. Много их было, очень любили его. И вот он умер. Все плакали. А они тогда жили внизу, не в горах. Стали думать, как его положить в землю.

— Похоронить.

— Хотели... сделать такое, чтобы всегда помнить. Хотели сделать гору над ним, потому что он родился на горе.

— Это называется «курган».

— Но они шли и видели шакора. Большая, старая шакора, красивая как солнце. Она была... — Реш всплеснул руками, не зная, как объяснить. — Она была самая красивая. Самая. Тогда решили положить его в землю там. Где корни. Они не знали, что шакора — не просто дерево. И вот они положили его, где корни, а шакора чувствовать, кто он. Какой он. И там, внизу, под земля — она обняла его свои корни. И он стал не живой, не мёртвый. Тело там, а он сам — рядом. И с ним шакора. Он не был маг, но шакора был, понимаешь?

— Да, — прошептал очарованный Джаниарса. — И он стал первым Повелителем — без имени и без тела.

— Много времени прошло. Они помогали людям. Научили растить зерно. Привели лошади, простые и нэме. Раньше не было лошади, только горные коровы. А нэме не... не хотели дружить.

— Не приручались. А танг-тере правда разговаривали со своими лошадьми?

Реш улыбнулся.

— Не с лошадьми. Лошади Цветов, которые ели их листья, они тоже могли слышать воздух позади воздуха. И они были... ину... как ближе, чем другие.

— Понятно.

— Потом ещё много времени прошло. Первый Повелитель ушёл, но был другой. И с тех пор были другие. И первая шакора потом ушла, она была очень старая. Но выросла её дочь, и пришли... ну как росли под землёй... пришли другие Цветы. Они были рады дружить. Пришли аш-канни, и такие ещё, у которых не было имени. Их назвали и-марн тир, «ближние вождя», в память о том марне. И ещё много пришло. В Танг-аод-Алиордан было много чудо. А потом с гор пришли другие народы, ирн-тере и гер-тере, все были рады, был праздник. Стали строить дома и башни. Так стали танг-тере. Народ башен.

Потрескивали дрова в камине. В лесу далеко на озере закричала выпь.

«В Безвременье, — подумал Льяндо, глянув на Реша, — я спросил у него, маг он или нет? И он ответил, что теперь не знает. Если так, всё понятно. Неважно, родился ли магом наследник Повелителя. Когда он станет Повелителем, то станет магом. Цветы сделают». Потом Льяндо вспомнил, что Цветов больше нет. Последняя шакора Алиордана, та, что была Решу в каком-то смысле матерью, погибла...

Сказать или нет?

Льяндо напрягся и уставился на тлеющие угли. Стоит ли вмешиваться? Стоит ли вообще подавать голос? Акреш и так знает, что Цветов не стало. Сам скажет, если нужно.

Льяндо покосился на Джаниарсу. Тот сидел точно в полусне, погрузившись в мечты. Голубые пряди волос мерцали как свечи. День клонился к вечеру, окна в домике были маленькие и темнело внутри быстро: магический свет стал ярким и точно чуждым всему. Так же было в Безвременье. Льяндо вспомнились светящиеся мотыльки, плывущие сквозь туман.

Неожиданно для себя он заговорил, и собственный голос тоже прозвучал чуждым:

— Кто сказал, что Согласие Реша потеряно, если Цветов больше нет?

Джаниарса точно проснулся: вскинулся и заморгал.

— Льяндо?..

— Получается, Согласие танг-тере было Согласием с Цветами, — сказал Льяндо. — Но о нём заговорили Камни.

— Да, — согласился Джаниарса, — это странно. Реш, вы знали Камни? Вы говорили с Собранием?

— Нет, — тот покачал головой.

— Это нужно выяснить, — вполголоса сказал Джаниарса. — О танг-тере я найду немного книг, разве что легенды, которые сложили гораздо позже. Но вот о Собрании Камней в Танг Дане должно быть очень много литературы... Отлично! — внезапно воскликнул он. Реш и Льяндо уставились на него с удивлением. — Теперь я знаю, что искать, — объяснил Джаниарса. — Откуда начинать поиски. Мне нужен договор с Собранием, полный текст и всё о том, как он устроен. И книги о богах-растениях, только не старинные бестиарии, там сплошь всё сказки... хорошие, большие, подробные исследования, они есть, я уверен. Кажется, были экспедиции на северо-восток, лет пятьдесят назад... если мне не изменяет память, они нашли там живые Цветы, может, шакоры, может, кого-то ещё... — Джаниарса выдохнул, словно закончил какую-то тяжёлую работу, и замолчал.

Он запустил пальцы в волосы и оцепенел над блюдом с обглоданными костями.

Льяндо поднялся, забрал блюдо, высыпал птичьи кости в огонь. «Значит, едем в Танг Дан», — думал он. Отчасти ему было любопытно, как теперь выглядит бывший Алиордан, осталось ли что-то от прежнего города. Но Танг Дан, судя по рассказам, был гнездовьем тысячи магов и не самым уютным местом для обычного человека. Джаниарса о нём говорил с неизменным восторгом...

— Но куда деть Реша? — внезапно сказал принц.

Льяндо чуть не подпрыгнул. Ему не приходило в голову, что Джаниарса расстанется со своим танг-тере. Но это же было, как выражался сам Джаниарса, «логично»...

— Реш — наследник, — сказал Джаниарса в унисон с мыслями Льяндо. — А это, как ни крути, его столица. И если его туда привезти... сама земля может узнать его. И маги Кольца его узнают. Это очень опасно.

Акреш-Шер погрустнел, но согласно кивнул.

«Он оставит меня здесь, с ним?» — предположил Льяндо. Он опасался надеяться на лучшее. Что ж! Сам по себе Акреш — приятный собеседник, с ним просто. В тоску вгоняет смотреть, как Джаниарса возится с ним, но Джаниарса уедет... Можно будет охотиться и рыбачить, ходить в Аррайс, нарядившись селянами, а то и завернуть в Камалиново хозяйство, поглазеть на сочных племянниц того фравела. И никуда не летать. Оставаться человеком. Всё время оставаться человеком.

Льяндо ненавидел летать.

А Джаниарса хлопнул себя по лбу.

— Как я мог забыть? Леверенн!

Льяндо закусил губу.

Неужели?..

Старшая сестра короля Эвеларсы, принцесса Леверенн удалилась некогда в дом Восточной Матушки. Она могла стать великой жрицей, если бы пожелала, но она не пожелала. Она выстроила лесную обитель, приют для сирот и калек. Сирот обучали ремёслам и подыскивали им места подмастерьев. Поначалу Леверенн платила за них, но спустя десяток лет мастера начали отказываться от платы. Пошли слухи, что с «детьми Леверенн» в дом приходит удача. Калекам в приюте давали посильный труд, облегчали их страдания и провожали в последний путь к Западной Матушке. Отец Льяндо сказал как-то в тяжёлый час: мир был бы куда лучше, если бы Леверенн не отвергла корону.

— Отправим Реша в монастырь к тётке Леверенн, — решил Джаниарса. — Только нужно придумать... А! Это же Леверенн. Я могу ей сказать, что Реш — дар Собрания Камней. Она поймёт. Реш, ты не бойся! У меня тоже есть эш-милла, сестра-мать. Она не может всё, но она очень хорошая.

Реш печально улыбнулся. Он не хотел расставаться с Джаниарсой, это было видно. Но спорить он не стал.

Льяндо прикрыл глаза. Ему хотелось петь. Или просто заорать и бегом нарезать пару кругов вокруг домика. Джаниарса терпеть не может выезды со слугами и охраной, он не чурается простого труда и не боится разбойников. Они поедут вдвоём. Как прежде, наедине. И пусть придётся становиться птицей время от времени, в сравнении это такая мелочь. Быть рядом. Много, много дней быть рядом. Может, Джаниарса позабудет об Акреше, снова поманит к себе... Даже если нет, всё равно. Много дней счастья.

Что с ним? Он сходит с ума? «Я не люблю его, — сказал себе Льяндо. — Я же не люблю его». Слова были пустыми, без смысла.

Джаниарса, смеющийся, весёлый, едет верхом под радостный вой толпы.

Джаниарса спит в Безвременье, окутанный волшебным светом.

Джаниарса стоит обнажённым на берегу безымянной реки, кожа его бледно-золотая в солнечном свете, а волосы серебряные и голубые.

Джаниарса принадлежит ему, Льяндо, и никто его не отнимет.

В первый день осени Джаниарса въехал в Танг Дан.

Глава третья

Было ясно и солнечно. Но уже дохнуло холодом с гор и выстыли камни. Солнце не грело. Над величественными башнями Кольца сияли в прозрачных высях ледники Аодренны. Гнедой Джаниарсы фыркал и потряхивал гривой, принюхиваясь. Он узнавал запахи.

Джаниарса с улыбкой глазел по сторонам. Он узнавал виды.

Былые дни в его памяти смешивались с бесчисленными прочитанными книгами. На множестве заставок и иллюстраций Танг Дан изображался так — с вечно распахнутыми городскими воротами, с игрушечной стеной, которая не смогла бы задержать врага. Одиннадцать башен царили над городом, как рукотворное подобие одиннадцати вершин Аодренны — высочайших пиков на земле. «Танг Дан, — рассеянно думал Джаниарса, — это искажение. Правильно было бы Тангордан, «место башен». А в Нандирагнатхе вообще произносят «Тангеллан». Но Аодренна осталась как была. «Аод рен» — значит «среди небес»...»

Ближние горы были рыжими и зелёными, с них сбегали реки, в них уходили дороги, а восточней Танг Дана на отроге блестел купол обсерватории. Отсюда, снизу, казалось, что здание невелико и гора не особенно высока, но Джаниарса в своё время убедился, насколько обманчиво впечатление. Обсерватория была громадна — самая большая в мире. Путь к ней отнимал много времени и сил.

«Почему они построили город здесь? — вдруг подумал Джаниарса. — Одиннадцать башен начали строить прямо на развалинах Алиордана. Сразу после войны. Почему старые маги выбрали именно это место? Могли построить хотя бы по соседству, рядом, а не там, где только что лилась кровь... Это из-за Цветов? Они надеялись, что Цветы дадут новые побеги? Хотели заключить с ними новый союз? Нет, это было бы глупо... И почему Аш-Шерийяр решила завоевать мир? Вот о чём надо было спросить Реша». Джаниарса не стал строить предположения: сейчас он не нашёл бы разгадки, сведений не хватало. Мысли его вольно потекли дальше. Вспомнились горы Безвременья: огромные, далёкие, призрачные. Они выглядели совсем не так, как реальная Аодренна. Они казались... нарисованными, да, будто нарисованными.

А у ворот Танг Дана не поставили даже караулки. Никто не охранял город... Так могло показаться. На самом деле за происходящим следил один из великих магов Кольца — тот, чья нынче была очередь. Стражники здесь тоже водились, но чаще сидели в тавернах. Не от лености и безделья — главной их обязанностью было следить, чтобы маги не подрались спьяну. А если уж двое твёрдо намерены устроить дуэль, то пусть хотя бы протрезвеют сначала, ибо страшнее пьяного мага зверя нет... Стражники тоже были магами. Да кто в окрестностях не был? Большим могуществом они, конечно, не обладали, но все носили амулеты со знаками Кольца. То были знаки прямой связи. Дерзкий дурак, схватившийся со стражником, имел дело не с парнем-меченосцем, а с самим Тиксанкиелем. С Минрайморой. С Кельфранни... Или кто там нынче приглядывал за порядком, Энхтайван?

Джаниарса вспомнил библиотеку Тиксанкиеля в его башне и мечтательно зажмурился. О, библиотеки Танг Дана! Несчётные ряды книг, резные стремянки, мягкие кресла. Просторные столы за узорчатыми ширмами. Дубовые доски пола, истёртые тысячами тысяч ног. Зачарованные стеклянные коробки, в которых хранятся самые древние и ветхие книги... Многим люб запах книг, но в библиотеках Танг Дана пахло горным воздухом, а не книжной пылью. Они часто проветривались. Ветер, словно монах-аскет, очищался среди жгучих льдов и жгучего солнца Аодренны, прежде чем сойти в город и овеять его книги...

Льяндо расправил крылья и пронзительно крикнул.

— Тише, тише, — Джаниарса пригладил перья на шее беркута.

Был расчёт, который они прошлым вечером обсудили вдвоём. У хозяев башен много интересных занятий и за гостями города они следят вполглаза. Конечно, одиннадцать величайших уже видят, что Джаниарса вернулся. Но долго наблюдать за ним они не станут. В Танг Дане никто не знает Льяндо в лицо. Это можно будет использовать... хотя Джаниарса пока не решил, как именно.

Джаниарса оглянулся на вьючную лошадь, которая спала на ходу, тихо свистнул ей и направил Гнедого знакомой дорогой.

Он не мог не думать о том, что под этими башнями и домами лежат чужие древние фундаменты. По легенде, бесполезную городскую стену возвели в знак того, что Танг Дан защищают не камень и металл, а могущество его жителей. Но, возможно, это сделали, чтобы надёжнее скрыть остатки прежней крепостной стены... Что, если где-то здесь, глубоко под мостовой — или в тёмных подвалах неприметного дома, или под цветами чьего-то сада — нетленными дремлют корни шакоры?

— Хей, Джанни!

«Шакора, диво из бестиариев, — думал принц-маг. — Она как драконы и единороги — всегда где-то не здесь, не сейчас. В дальних странах, на сказочных островах... Но она росла тут, живая, настоящая. И она... У Реша не трое родителей, у него их четверо! И четвёртая — шакора».

— Джаниарса, чтоб тебя! Ты спишь или не узнаёшь?

Джаниарса проснулся и заозирался.

Широко улыбаясь, навстречу ему шагал Ория Орат — известный прохвост и прощелыга.

— Ория! — рассмеявшись, Джаниарса спешился и крепко пожал ему руку.

Они вместе учились. Вместе кутили и испытывали опасные заклинания. Они были секундантами на легендарной дуэли Данитиро и Торхъюмы, когда бешеная могадирка едва не разнесла полгорода. Не сказать, что их связывала дружба — близких друзей у Ории не было. Но Ория был отличным собутыльником, собеседником и подельником в разных шалостях. И он умел хранить тайны.

— Зачем вернулся? — весело спросил Ория.

— Угадай!

— Рыться в библиотеках?

Джаниарса только руками развёл с улыбкой.

— Ну, раз так, — сказал Ория, — то у меня для тебя новость. Но с этим позже. Где ты остановился?

— Там же, где и в прошлый раз.

— У Маредис?

— У неё комнаты с отдельными выходами на улицу. Ненавижу спускаться через общую залу.

— Хорошо быть принцем! — Ория хохотнул. — Другой бы разорился на таком роскошестве. А что за дивная птица у тебя? Ты полюбил соколиную охоту? — он протянул руку к беркуту. Льяндо угрожающе вздыбил перья и раскрыл клюв. — У, какая злюка! Без клобучка и опутенок?

— Я брал его с собой в Безвременье, — сказал Джаниарса. — И я там, конечно, заблудился... а он меня кормил.

Ория не стал спрашивать дальше.

— Тороплюсь! — сказал он. — Иду к матушке моей Море. Но сегодня вечером я сижу в «Мёде с малиной», как обычно. Приходи, услышишь много интересного!

— Верю на слово, — Джаниарса хлопнул Орию по плечу и сел в седло. — До встречи!

...Пятилетнего Орию привезли в Танг Дан как-то поздно вечером, на исходе лета. Сонного мальчика высадили из седла у ворот, — а потом развернули коней и пустились во весь опор так, будто спасались от неминуемой гибели.

За делами города в то время присматривала Минраймора. Она не стала задерживать этих людей и не отправила за ними погоню. То, что она хотела знать, она увидела и так, а об остальном прочла в письме, которое нашла в полотняном мешочке на шее мальчика.

Ория родился где-то в забытом Матушками Гедрагнатхе в семье мелкого дворянчика. У него был десяток родных сестёр и братьев и два десятка двоюродных. Семья ютилась в одном доме, большом, но на такую ораву тесном, и жила едва ли богаче простых пахарей. Как всякий здоровый пятилетний мальчик, Ория был проказником и бедокуром. Он что-то разбил, или стащил, или порвал, или натворил других дел. И его решили высечь.

После первой розги на всех взрослых в комнате загорелась одежда.

Так бывает с очень одарёнными детьми: самую простую магию они могут творить не задумываясь, помимо воли и — без всякого обучения. Мальчикам чаще повинуются огонь и молнии, девочкам — растения и вода.

В другом, более просвещённом краю родители бы обрадовались. Работа мага всегда высоко ценилась, маги становились советниками князей... Но то был дремучий Гедрагнатх. О магах в нём только сказки рассказывали, и обычно — страшные. Ории повезло, что родители его были набожными людьми и боялись прогневить Матушек. Другие могли бы придушить его во сне.

Родственники Ории быстро сошлись на том, что от мальчика нужно избавиться. Лучше всего отправить его туда, где обитают маги — в сказочный далёкий Танг Дан.

Не все даже верили, что этот Танг Дан существует. Чудо, что гедранцы добрались сюда в целости. Дорога была трудной и долгой. Ория не держал зла на свою родню.

Все маги странные, но Минраймора была из самых странных. Её колоссальные силы пробудились очень поздно. Ей было уже за двадцать. Погиб её муж, которого она страстно любила и с которым счастливо прожила всего полгода: он был лесорубом и на него упало дерево. Горе перевернуло душу вдовы — и пробудило в ней магию. Мысль о том, что она могла спасти мужа, если бы стала магессой чуть раньше, терзала Минраймору, и она немного повредилась в уме. Один только Ория знал, как её зовут на самом деле, но Ория умел хранить тайны. Прозвище магессы означало просто «вдова из Минрая».

Маленький Ория напомнил ей мужа. Так мог бы выглядеть сын, которого у неё не было... Минраймора приютила его у себя и заботилась о нём, пока он не стал подростком. Потом родительские её чувства иссякли. Но в них уже не было нужды. Ория принялся за серьёзную учёбу и забота ему больше не требовалась, даже наоборот.

Проказником он, впрочем, так и остался.

Оставив лошадей в просторных конюшнях Маредис, Джаниарса пешком отправился в «Мёд с малиной». Путь был неблизкий. Гостиница Маредис находилась внутри Кольца Башен и её сад смыкался с садом Энхтайвана, а дешёвый студенческий кабачок прилепился к окраине города. Зато там всегда было весело и шумно.

Джаниарсе хотелось пройтись, подышать воздухом и полюбоваться на Танг Дан.

И поразмыслить.

Алое солнце повисло над западными горами. Огромные тени одиннадцати башен накрыли город. «Где стоял замок Аш-Шерийяр? — гадал Джаниарса. — То есть у неё самой не было замка, конечно, она ведь отказалась от плоти. Но где-то жили её родственники. Совещались её министры и полководцы... И где росла шакора?» Мысль о шакоре точно околдовала его. Джаниарса поймал себя на том, что уже верит — верит, что корни шакоры живы и их можно пробудить. Так хотелось вернуть в мир немного чуда...

«Если стену строили поверх стен старого Алиордана, — пришло ему в голову, — тогда другие важные здания тоже могли строить поверх важных зданий. А ведь Кольцо Башен не симметрично! Это не правильное кольцо! Между башнями везде разное расстояние. Это неспроста? Они стоят поверх чего-то?» Получалось, если на руинах замка Повелительницы выстроена именно башня Энхтайвана — допустим, что она, шанс ровно один из одиннадцати, — тогда корни шакоры могут быть попросту у Джаниарсы под кроватью.

Мурашки сбежали у него по спине.

Неужели никто не искал?

Наверняка искали. Искали в самом начале истории Кольца Башен, искали упорно и ничего не нашли, а потом предпочли забыть о неудаче.

Это было похоже на правду.

Джаниарса глубоко вздохнул и запрокинул голову. Тонкие перья облаков тянулись по бледному небу. Сказочными красками залил равнину и горы закат. Яркий блик горел на куполе обсерватории. Красным золотом светились грозные ледники Аодренны. Смеркалось. Один за другим зажигались кованые фонари. Их зажигал Энхтайван из своей башни; верней, он зажёг их когда-то один раз, начертав заклинание, и с тех пор каждый вечер магические фонари исполняли его волю.

Даже на первый взгляд Танг Дан отличался от других городов. И не только из-за своих башен. Слишком широкие, слишком чистые улицы. Слишком много зелени и фонтанов. Слишком большие окна и высокие потолки домов: зимой тепло в них хранила магия, а не толстые стены. Нищих в Танг Дане не было, но были, конечно, люди побогаче и победнее. И в богатых кварталах не держали лошадей. На лошадях разве что изредка катались любители. Всю работу выполняли с помощью магии.

Вывеска «Мёда и малины» ярко светилась в сумраке и не оставляла сомнений: и мёд, и малину тут главным образом добавляют в вино. Джаниарса хорошо помнил эту вывеску. Она не изменилась за годы, и он счастливо засмеялся воспоминаниям. Внутри тоже было очень светло — много светлей, чем в любом подобном кабачке в другом городе. Ория, засевший в своём любимом углу, сразу заметил Джаниарсу и помахал рукой.

Подавальщицы неторопливо ходили по рядам. Тяжёлые подносы вращались над ними в воздухе, словно планеты вокруг Солнца. Старый хозяин за стойкой мыл бокалы, щёлкая по ним заклятиями. У окна огромные, потные, вдрызг пьяные возчики спорили о значении слова «апокрифический» и о том, грамотно ли называть этим словом «Хронику рагни Амеры», если она полностью светская... Было что-то такое в воздухе Танг Дана, что люди, выпив, непременно начинали обсуждать вопросы науки. От настоящих учёных и до последних батраков и судомоек — все принимались критиковать теорию мирового эфира или сравнивать записи двух хронистов, выясняя, кто больше наврал.

«Танг Дан», — подумал Джаниарса, блаженно зажмурился и расплылся в улыбке.

Он был дома.

— Теоретически, — сказал Ория, — я мог бы вернуться в Гедрагнатх. Посмотреть в глаза своим родственникам, напугать сатрапа и, возможно, даже захватить власть. Но какому нормальному человеку нужна власть в Гедрагнатхе?

Джаниарса улыбался, слушая его.

Неподалёку несколько подвыпивших дам принялись очень шумно играть в «звёздочку». Хозяин прикрикнул на них, а одна из подавальщиц бегом принесла большое блюдо. Без блюда «звёздочкой» могли в азарте прожечь стол.

— Погляди на людей вокруг, — продолжал Ория. — Это простые люди, они живут простым трудом. Но они все, или почти все — маги. Они могли бы поехать куда-нибудь далеко, в Нандирагнатх или Ланирагнатх, где каждый маг на счету. Стали бы там богачами, прослыли великими и мудрыми. Но предпочитают мыть посуду и стругать доски в Танг Дане.

Джаниарса оглянулся на играющих. Блюдо, судя по виду, изготовили нарочно для «звёздочки». Это была любимая забава магов: в воздухе зажигали язык пламени, каждый игрок старался раскрасить его в свой цвет и не дать остальным перекрасить... Кое-где в Танг Дане даже на библиотечных столах были следы от «звёздочки», но за пределами города об игре не слыхивали. Только здесь можно было собрать хорошую компанию для неё.

— И я их понимаю, — сказал Джаниарса Ории. — Я бы и сам остался здесь, если бы мог. Работал бы, наверно, библиотекарем... — он вздохнул. — Я люблю свой дом, и меня там любят, но кое в чём только маг может понять мага. Жизнь куда веселее, когда люди вокруг тебя — такие же, как ты. А я должен вернуться в Аррайсару и засесть в башне Ореллиса. Много веков там просидеть. Смотреть, как растут племянники, потом внучатые племянники, правнучатые... Иногда не очень хорошо быть принцем.

Ория разлил вино.

— Это последняя, — сказал Джаниарса, поднимая чашу. — У меня мало времени. Ореллис совсем плох. Завтра же утром я займусь делом.

— Вижу, настал час для моей удивительной новости.

— Да?

— Я нашёл своё место в жизни! — объявил Ория.

— Вот как?

Ория ухмыльнулся.

— Прозвучит, как будто я тебя дразню. Но что есть, то есть. Джанни, я теперь старший библиотекарь Кольца.

Джаниарса чуть не выронил чашу.

— Кто?!

Ория хохотал.

— Что удивительного? Я тут всё перечитал со скуки. Наизусть помню, где какая книга стоит.

— Ория, да ты шутишь!

— Шучу я постоянно, спорить не стану. Но это чистая правда. Я библиотекарь уже два года, а месяц назад Тиксанкиель доверил мне место старшего.

— Я помню, как тот Тиксанкиель ругался, что тебе рваный башмак доверить нельзя!

— Люди меняются, знаешь ли!

Улыбаясь, Джаниарса покачал головой.

— Что ж, поздравляю. Хотя бы чьи-то мечты сбываются. Это радует.

— Вижу тоску у тебя в глазах, — заметил Ория, — но всё помню и ещё вина предлагать не буду. Лучше предложу помощь. Зачем ты приехал, Джанни, что ты хочешь найти? Целый старший библиотекарь к твоим услугам.

Джаниарса глотнул вина и отодвинул чашу. С глубоким вздохом он откинулся на спинку стула и уставился в бревенчатый потолок. Вино и усталость спутали его мысли, дамы за «звёздочкой» ругались и хохотали, а в стороне весёлый хор завёл старую студенческую песню, и все немилосердно фальшивили... Джаниарса покусал губу, вспоминая, о чём размышлял в пути. Ория терпеливо ждал.

— Ладно, — проговорил Джаниарса, — по порядку... Я готовился к путешествию в Безвременье и прочитал все записи о чужих путешествиях. Всё, что смог найти. Книги, рукописи, заметки, даже какие-то обрывки в архивах.

— И?

— Что я мог упустить? И где?

Ория задумался. Побарабанил пальцами по столу.

— Ты был очень аккуратным, — сказал он. — Если ты чего-то не прочёл, то разве того, что не может прочесть никто.

— Ория, не дразнись.

— Я абсолютно серьёзен. Ты знаешь, что о Безвременье писали танг-тере?

От потрясения Джаниарса мгновенно протрезвел. Он подскочил на стуле.

— Танг-тере?!

— На внутреннем языке. Эти записи сохранились. Есть пара книг.

Джаниарса вытаращил глаза.

— Но... Внутренний язык забыт. Откуда известно, о чём эти книги?

— Сохранилась опись древней библиотеки. И опись — на внешнем языке. Это была частная библиотека, хозяин жил на окраине города, за ручьём, его дом уцелел во время пожара.

«Реш сумеет прочитать эти книги, — мелькнуло у принца в голове. — Но... не могу же я рассказать о нём Ории! Теоретически я должен быть в том же положении, что и все остальные. Я не знаю внутреннего языка». С досадой он хлопнул по столу ладонью.

— Даже если в этих книгах скрыты великие тайны, их не прочитать... Но взглянуть всё равно хочется. Вот бы пробраться и поглядеть.

— Пробраться? — возмутился Ория. — Пробраться?! Джанни, я библиотекарь! Там всё моё! Я и копию могу сделать, если хочешь.

— Хочу!

Ория фыркнул.

— И ты не один такой. Время от времени кто-нибудь приходит и просит документы на внутреннем языке танг-тере. Надеется расшифровать. Пока никому не удалось. Это всё? Ты ищешь информацию о Безвременье и только? Что-то мне не верится.

«Не один? — подумал Джаниарса. — Это хорошо. Очень хорошо. Не хотелось бы мне вызвать какие-нибудь подозрения».

— У меня будет дьявольски много времени, чтобы заниматься расшифровкой, — сказал он. — Возможно, именно у меня получится. Говоришь, можно сделать копии?

— Я сам запущу скрипторий. Прямо у тебя на глазах. Но это же не всё, я угадал?

— Не всё, — сознался Джаниарса. — Мне нужно какое-нибудь хорошее исследование о богах-растениях. О самих богах и об их культах. Только не по бестиариям! По отчётам этнографов, они же были?..

— Найдём, — пообещал Ория. — Дальше? Давай, выкладывай, чтобы мне не приходилось допрашивать.

Джаниарса улыбнулся.

— Договор Кольца Башен с Собранием Камней. Мне всё равно придётся его изучать, когда я займу место Ореллиса. Стоит начать уже сейчас. И... я хочу знать всё. Не только формулировки. Всё об устройстве заклятия.

Ория призадумался, нахмурился — и уставился на Джаниарсу с жадным любопытством.

— У тебя есть гипотеза? — потребовал он.

— О чём?

Ория залпом допил вино и помотал головой. Он смеялся, глаза его весело блестели.

— Джанни, не считай себя самым умным! Думаешь, ты первый, кто ищет разгадку? Все, кто был в Безвременье, и многие из тех, кто не был — каждый второй в Танг Дане пытался понять, что оно такое. И книги танг-тере жаждут прочитать именно поэтому. Но ты почему-то спрашиваешь о богах-растениях. Я прихожу к выводу, что у тебя есть оригинальная гипотеза! Я жажду её услышать.

На миг Джаниарса опешил. Он хлопнул глазами — и рассмеялся вместе с Орией. «Что за дело! — подумал он. — Ория прав, я привык думать, что я один. Пусть один из пяти или даже пятидесяти магов, сколько их наберётся в Аррайсаре. Но в Танг Дане я — один из сотен». Он совсем позабыл, что это такое. Он не думал, что когда-нибудь вернётся в город магов. Чувство было... двойственное.

Да, здесь многие могли помочь ему в его поисках. Но и разгадать его замыслы могли многие.

— У меня нет целой гипотезы, — ответил он. — Только предположения.

— С предположений-то всё и начинается!

Джаниарса поиграл пустой чашей. Отвёл взгляд. Он слишком устал и не мог формулировать метко и стройно, и к тому же не хотел выкладывать всё начистоту. Ория в своей жизни не выдал ни одной настоящей тайны, но всё же, всё же...

— На юге, — сказал он, — рассказывают сказки о Трёх Руках Повелителя.

— И эпические песни там собирали, я их читал.

«Опять я забываю, что разговариваю с таким же сумасшедшим, как я!» — Джаниарса улыбнулся.

— Кроме песен, есть много сказок помельче. Быть может, ещё не все записаны.

— Ближе к делу!

— Сказку о Гадании господина Арангера рассказывают по-разному. Есть версия, в которой он просит совета у шакоры.

— Где он нашёл шакору в Дараяде?

— Ты у меня спрашиваешь?

Ория подался вперёд, облокотившись о стол.

— И? — поторопил он. — К чему это?

— Так ведь в бестиариях с шакорами не разговаривают! — напомнил Джаниарса, радуясь, что удачно соврал. — Они там просто деревья, чудесные, прекрасные, их соками исцеляют болезни, их цветы приносят удачу, что там ещё... но с ними не разговаривают. Только в этой сказке. А сказка — о танг-тере.

— Сказку могли придумать позже. Она может быть совсем молодой.

Джаниарса развёл руками.

— Поэтому я и сказал, что у меня нет гипотезы. О таких домыслах нельзя говорить всерьёз. Но... ты же меня понимаешь, Ория?

— Ещё как, — согласился тот. — Что ж, пора по домам! Завтра же приходи в скрипторий Тиксанкиеля, с самого утра, потому что в полдень ко мне придут ученики и будут до вечера терзать мой несчастный мозг.

— У тебя есть ученики-и? — насмешливо протянул Джаниарса, подняв брови.

— И это такие жуткие твари! — ужаснулся Ория. — Я тебя с ними познакомлю. А сейчас — идём!

***

Солнце смотрело в высокие стрельчатые окна. В воздухе плясали пылинки. На диво мало их было здесь: казалось, можно пересчитать по пальцам.

— Это, — сообщил Ория, — новый скрипторий. Тиксанкиель его боялся, но смирился.

— Боялся?! Чего?

— Так старый-то зачаровали, когда сам Тиксанкиель ещё пешком под стол ходил. Там всё было настроено, м-м-м... тоньше волоса и, главное, проверено миллион раз. Сам знаешь, в этом деле главное — безопасность. Но старый ящик уже разваливался, да и ползал он как сонная улитка. Собрали новый, выставили настройки. Положили в него для проверки мытную книгу. Сожгли книгу.

— Ну, это же добрая примета, — заметил Джаниарса. — Как жертвоприношение.

— Старина Тикс тоже знал, что это примета, но всё равно испугался. Пришлось скопировать добрую сотню ветхих налоговых отчётов, прежде чем он успокоился и дал допуск.

Скрипторий выглядел как большая стеклянная коробка, заставленная внутри стеклянными коробками поменьше. Потолок у коробки был зеркальный. Две половины зеркала должны были отразить одинаковый текст, потом страницы переворачивались и процесс запускался снова. На словах всё было просто, а на практике работа скриптория раскладывалась в цепь из двадцати шести заклинаний, и любое звено цепи могло дать осечку. Зато исправный зеркальный скрипторий мог за день скопировать большую книгу и не требовал за собою присмотра. Были устройства и проще, но за всеми нужно было постоянно следить и через каждый десяток страниц поправлять.

Ту стеклянную коробку, в которой лежала книга, Ория открывать не стал — отомкнул замки на столе и принёс книгу с коробкой вместе. Не сдержав любопытства, Джаниарса постучал ногтем по стеклу и раскрыл книгу заклинанием. Плотная бумага оставалась такой же белой, как тысячу лет назад. Буквы были знакомы, внешний и внутренний язык записывались одним алфавитом, но складывались они в какую-то нелепицу. И слова не отделялись одно от другого, нельзя было вычленить части речи... «Должен быть какой-то ключ, — подумал Джаниарса. — И довольно простой, это же не шифр, просто язык, на нём читали...» Мысль была далеко не нова. Но прочитать внутренний язык не смогли самые могучие маги и самые даровитые учёные за много веков.

Ория положил коробку в скрипторий и принёс пачку чистых листов.

Скрипторий зазвенел.

Он не дрожал. Джаниарса коснулся ладонью холодного стекла. Оно становилось всё холодней. Оно не дрожало, не вибрировало — или вибрировало так слабо, что этого нельзя было заметить — но оно звенело, выводя музыкальные ноты. Медленно, медленно, словно выплывая из глубины, на чистом листе стали проявляться буквы...

— Запустили! — сказал Ория и сделал вид, что вытирает пот со лба. — К завтрашнему дню будет готово. Если получится раньше, я вечером сам тебе её принесу. Посидим, выпьем, вдруг да разгадаем?

— А остальные книги?

— Сам Договор и всё, что к нему прилагается, найдёшь в башне Нирредикуса. А отчёты экспедиций хранятся по разным башням. Начни с Кельфранни. У неё они самые старые, зато она сама в них ездила.

— Вот как?

— Где она только не побывала, старушка Кель! — глубокомысленно сказал Ория. — Что ж, вижу, мой ящик не собирается ничего жечь, слава Матушкам. А меня ждут дела. До встречи!

— До встречи, — Джаниарса улыбнулся. — Я под твоё имя даже замок открою. Если придёшь, а меня нет — чувствуй себя как дома.

Многие украшали свои библиотеки и даже соревновались в роскоши: заказывали расписные потолки, витражи и лепнину. Но только не Нирредикус. Нирредикус любил покой, и для глаз, и для ушей. Его библиотека была сплошь белой, с редкими панелями чёрного дерева и всего с двумя окнами. Стены её покрывали невидимые, но мощные заклятия остановки звука.

Джаниарса просидел в библиотеке Нирредикуса до позднего вечера, пока сам Нирредикус его не выгнал. Объяснять старику ничего не пришлось: он одобрял стремление Джаниарсы разобраться с Договором поподробнее и как можно раньше. В незапамятно древние времена Нирредикус полтора столетия просидел в башне в Хоннедде, маленьком горном королевстве к северу от Велидде. Десять или одиннадцать раз он выезжал в Безвременье и хорошо понимал, о чём речь. Нирредикус даже велел слугам принести Джаниарсе обед. Взамен пришлось потратить полчаса на беседу, но Джаниарса не возражал. Когда-то Ореллис был Нирредикусу другом, они долго переписывались, пока переписка не сошла на нет сама собой. Новости опечалили и озаботили Нирредикуса. «Есть заклинания, которые могут помо...» — начал он и оборвал себя. Нахмурил седые брови.

Ореллис, конечно, и сам знал все эти заклинания. Но в возрасте пятисот лет жизнь в его теле поддерживала только магия, и если магия уступала времени, то поделать с этим было уже ничего нельзя.

Поднявшись из-за стола, старый маг хлопнул Джаниарсу по плечу.

— Если потребуется, — сказал он, — действуй быстро.

И ушёл. С минуту Джаниарса гадал, к чему это было, потом понял и помрачнел.

Когда Ореллис окончательно потеряет разум, он станет опасен. Старческие страхи овладеют им, он повсюду начнёт видеть убийц, и тогда... тогда его действительно придётся убить, пока он не совершил чего-то непоправимого. И убить его придётся Джаниарсе. Никому другому это не под силу.

Думать об убийстве своего старого учителя было невыносимо. Джаниарса отогнал эти мысли и погрузился в чтение. Как он и ожидал, сам Договор оказался относительно прост и ясен, а вот его техническое устройство могло сломать голову всем магам Танг Дана. Джаниарса исчеркал схемами пачку бумаги, делал выписки и заметки, пока руку не свело, и, конечно, забыл о времени. За окнами было темным-темно, когда Нирредикус вновь спустился в библиотеку и погнал Джаниарсу спать.

...Порывами налетал холодный ветер. Сады Танг Дана шумели листвой. В лужах по обочинам дороги отражались огни. Днём прошёл дождь, а Джаниарса даже не заметил этого. Магические фонари горели ярко, вокруг Джаниарсы блуждали тени. Мимо прошмыгнул, озираясь, запоздавший студент. В каждой башне Кольца ещё светилось несколько окон: книжники, по обыкновению, полуночничали, а свеч в Танг Дане никто не берёг — в Танг Дане не было свеч.

«Алиордан был прекрасен, — подумалось Джаниарсе, — и как сказал Реш, «много чудо». Но Танг Дан тоже замечательно хорош! Может, это место такое? А и правда, место у подножия Аодренны». Он тихо засмеялся и вдохнул полной грудью.

У Маредис, конечно, тоже не успели закончить с ужином. Доносились звяканье посуды и гул разговоров, потом кто-то запел — голосом дивной красоты, наверняка приглашённый музыкант. Джаниарса свернул в переулок. Есть ему не хотелось, а в сон клонило. В другой гостинице он бы ещё сходил проведать лошадей, но конюхи у Маредис были добры и прилежны, сами владели магией и работали здесь, потому что хотели здесь работать, а не потому, что нуждались в куске хлеба...

— Джаниарса, сын Эвеларсы из Аррайсары, — принц приложил ладонь к двери. Дверь закрывалась «под имя», утром он вписал в неё имя Ории.

Дверь была незаперта.

Удивлённый Джаниарса шагнул внутрь. Зажглись светильники. Он прошёл в комнату.

На столе под белоснежной салфеткой ждал пирог. Маредис пекла такие в подарок всем новым постояльцам. Рядом с пирогом стояла открытая бутылка вина. Расколотая чаша лежала на ковре посреди комнаты, подсыхало разлитое вино. В отворённое окно задувал ветер, тревожил лёгкие занавеси. И всё равно в комнате стояла вонь. Резкий запах горелого с оттенками гнили, очень знакомый Джаниарсе запах...

В кресле у стола, откинув голову далеко назад, сидел Ория Орат.

Он был мёртв.

Джаниарса словно раздвоился. Часть его оцепенела от ужаса и не могла двинуться с места. Но другая часть размышляла, быстро и холодно. Рассудок оставался ясным.

Вонь ещё не выветрилась. Окно открыто. Всё случилось недавно? Нет. Такая вонь почти не рассеивается, вывести её трудно. Это вонь магии: плохо нацеленной и очень плохо рассчитанной.

Что за бред?

Старший библиотекарь Танг Дана — могущественный и грозный противник. Его нельзя прикончить заклинанием, слепленным кое-как.

Дважды бред.

Это гостиница Маредис! Она стоит под самой башней Энхтайвана. И что же? Среди бела дня сюда вламываются какие-то плохо владеющие магией разбойники, убивают старшего библиотекаря и уходят, никем не замеченные. Такого не может быть, потому что не может быть.

Джаниарса взглянул на тело Ории.

Тот, похоже, не сидел в кресле — он упал в него, когда боевое заклинание ударило его в грудь. Перед тем, как упасть, он выронил чашу с вином. Поэтому она лежала не под его рукой, а перед ним... Что здесь произошло? Если рассуждать логически?

Зеркальный скрипторий закончил книгу, а Ория закончил с учениками. Был, верно, ранний вечер, и Ория решил зайти к Джаниарсе. Захватил с собой вина. Ория не дурак выпить, но не настолько, чтобы в одиночестве пить вино, принесённое для гостя. Итак, сюда пришёл кто-то... более вероятно, что двое или трое. Они знали, зачем идут, и знали, что схватка со старшим библиотекарем может быть жестокой. Когда-то Ория и на дуэли выходил без страха. Это были могучие маги... и уважаемые люди. Люди, хорошо знакомые Ории. Вот почему они вошли без шума. Ория сам отворил им. Он удивился, но впустил их и даже предложил им вина.

В этот момент они напали. Но защиты Ории были слишком хороши, они отразили первый удар. Поэтому пришлось нанести второй. Бить нужно было очень быстро — мгновенно, иначе Маредис или даже сам Энхтайван заметили бы, что рядом происходит неладное. Поэтому второй удар оказался плохо продуманным — настолько плохо, что оставил зловонный след. Но удар достиг цели. Ория упал. Убийцы тихо ушли.

И никто не видел их, потому что двери комнат Джаниарсы выходят в безлюдный переулок.

Но даже если кто-нибудь их заметил, то вряд ли сохранил об этом память. Могучие маги не бывают глупцами. Могучие маги предусмотрительны. Они привыкли думать о мелких деталях. Они обращают внимание на всё.

Почему они не подстроили несчастный случай?

Джаниарса содрогнулся при этой мысли. Ужас захлестнул его целиком. В глазах помутилось, перехватило дыхание. Неловко он отступил, пошатнувшись, и прислонился к стене. Ровный свет магических огней освещал комнату и мёртвое тело. Сам свет показался ему мертвенным.

Дома, в Аррайсаре Джаниарса был великим магом. Он ещё в детстве перестал гордиться этим, он это просто знал. Никто, кроме старого Ореллиса не мог с ним сравниться. И дома Джаниарса чувствовал себя в безопасности. Потому что был сильнейшим из всех.

С неведомой доселе ясностью он осознал, что в Танг Дане он — один из сотен.

Так было и прежде. Ничего не изменилось с тех пор, когда он учился здесь. Но в то время Джаниарса полагал, что сотни сильнейших — это его наставники и старые владыки Танг Дана, всем известные, снисходительные и незлые люди, хотя мало кого из них можно было назвать добрым... А теперь получалось, что среди сильнейших были и тайные убийцы, способные прикончить Ората.

Но они не стали затевать несчастный случай. Хотя могли. Джаниарса слёту представил себе полдюжины ситуаций, в которых мог пострадать старший библиотекарь. В башнях Кольца было очень много магии, очень опасной, потому что очень старой...

Это было не просто убийство.

Это было предупреждение.

Но если Джаниарса так опасен, зачем предупреждать его? Почему просто не убить его?

...Услышав шум за окном, Джаниарса дёрнулся. Помимо воли на его пальцах загорелся огонь. Джаниарса прижался к косяку двери, готовый скрыться за ним и из-за этой непрочной преграды ударить...

Но это был шум крыльев.

Льяндо влетел в окно. Проделать это было непросто — размах крыльев огромного беркута был шире оконного проёма. Беркут вцепился когтями в выступ подоконника и протиснулся между створок. Приподняв и опустив перья на шее, он взглянул на Джаниарсу пристальным золотым взглядом.

Джаниарса протянул руку и Льяндо перелетел к нему. Держать его без перчатки, только на рукаве было больно, хотя он старался не сильно сжимать когти. Джаниарса отступил в прихожую. Беркут соскользнул с его руки и принял человеческий облик.

***

— Что здесь произошло? — выдохнул Джаниарса. — Кто?.. Ты что-нибудь видел?

Льяндо отмахнулся. Он долго пробыл птицей, было трудно вспоминать слова. Но он понимал, что птичий облик сегодня спас его. Облик — и духота, царившая в городе перед грозой, быть может, последней грозой в этом году... И ещё приятель Джаниарсы, который захотел подышать и открыл окно.

Он был довольно наивным парнем, этот, что валяется сейчас мёртвый как деревяшка. Или не наивным, а просто мирным. Очень мирным. Когда Льяндо услыхал шаги вошедших — мерные, тяжёлые, будто заранее скорбные, — то даже птичьими мозгами заподозрил худшее. Он выскользнул в окно прежде, чем его заметили.

Птице в городе скрыться проще, чем человеку. Заметить птицу труднее, даже если это беркут. А беркут с человеческим разумом легко спрячется от взглядов.

— Льяндо? — прошептал Джаниарса. — Ты что-нибудь видел? Ты запомнил? Они... что-нибудь... говорили?

Принц дрожал так, что это было видно. Голос у него срывался, зубы стучали, точно от холода. Но говорил он разумно и вроде не порывался куда-нибудь бежать и делать глупости... «Он же не воевал», — вспомнил Льяндо. Старый ублюдок Эвеларса начал войну вскоре после того, как Джаниарса в первый раз уехал в Танг Дан. Почему? Он будто избавился от одного из самых могучих своих бойцов. Джаниарса не хотел войны? Начал бы спорить? С Ореллисом-то старый король спелся... Или Эвеларса считал, что сын не готов к войне? Неважно.

Джаниарса никогда не убивал.

— Их было трое, — сказал Льяндо, глядя ему в глаза. Голубые волосы принца потускнели и глаза его стали серыми. — Я видел их только в окно и не слышал, что они говорили. Они говорили, но очень мало.

— Трое? Как они выглядели?

— Главный — маленького роста. Остальные высокие. Они были в плащах. Лиц я не видел.

— Маленького роста... — повторил Джаниарса совсем тихо. Судя по его лицу, круг подозреваемых резко сузился.

Судя по его лицу, соображал он хорошо, хоть и трясся как овечий хвост. Это обнадёживало.

— Они забрали книгу, — сказал Льяндо.

— Что?.. Книгу?!

— Этот парень, — Льяндо кивнул в сторону трупа, — принёс какие-то бумаги и ещё книгу. Ждал тебя, улыбался. Верно, думал обрадовать. Бумаги они оставили, а книгу забрали и унесли.

Джаниарса закатил глаза. Он сам был белый как бумага, и Льяндо заподозрил, что его сейчас придётся ловить падающим. Честно сказать, он был не прочь подержать Джаниарсу на руках. Но падать тот не стал.

— Книга, — проронил он и закусил губу.

Поколебавшись, Льяндо спросил:

— Кто был этот, маленький?

Джаниарса покачал головой.

— Не знаю. Но среди... тех, кто способен убить... такого, как Ория, людей маленького роста... очень немного.

Он тяжело вздохнул и провёл рукой по лицу.

— Я должен вызвать стражу, Льяндо. Меня отведут в одну из башен. Будут допрашивать. Это может продлиться несколько дней.

— Ты принц.

— Танг Дану плевать на это.

Тут он ошибался. Льяндо мало понимал в делах магов, но ему было совершенно ясно, что произошло. Джаниарса и его приятель добрались до какой-то большой и опасной тайны. Приятель был никто и звать никак, поэтому его прикончили. На месте Джаниарсы обычного человека очень быстро прикончили бы следом. Но даже хозяева башен Танг Дана не могли просто так взять и убить принца.

Льяндо не стал ничего говорить. Джаниарса сознавал, что он в опасности; этого было достаточно.

— Тебе придётся побыть птицей, — сказал Джаниарса. — И... лети подальше отсюда. Беркуты не охотятся в городе. Я вызову тебя, когда станет безопасно.

Льяндо молча кивнул.

***

Накануне обязанность следить за делами города перешла от Энхтайвана к Кельфранни. Поэтому стражники отвели Джаниарсу прямо к ней. Дело было слишком серьёзным. В Танг Дане редко случались подобные преступления, а люди высокопоставленные не становились жертвами убийц, кажется, никогда за всю историю Кольца Башен. Высокопоставленные люди гибли только от несчастных случаев...

Старуха ещё не легла. Последнюю сотню лет её мучила бессонница. Кельфранни должна была скоро сойти вниз.

Джаниарса сидел в большой гостиной. В камине пылал огонь, но окна были отворены в ночь, и в воздухе боролись тепло и холод. Одна из помощниц Кельфранни принесла Джаниарсе травяной отвар, который должен был придать сил и успокоить. Сержант городской стражи у дверей никого не стерёг и не охранял, просто ждал, когда Кельфранни его отпустит.

Кельфранни... Когда-то Джаниарса мечтал завязать с ней переписку. Невероятно мудрая и весёлая, она знала, казалось, всё на свете и всё на свете умела. Но силы её таяли год от года, и четырёхсотлетняя Кельфранни хранила оставшиеся для своих избранных учеников. Она давно уже не переписывалась ни с кем.

Он усмехнулся.

Размышляя о приказе Собрания Камней, он думал, что хотел бы попросить совета у Кельфранни, но сомневался, что сумеет добиться встречи. Как странно порой исполняются желания! Слишком горька, слишком высока оказалась цена. И всё же он спросит у Кельфранни, что означали слова Собрания...

Нет.

Джаниарса уже понимал, что ничего не спросит.

Кельфранни была маленького роста.

...Она спустилась по лестнице лёгкой походкой, стягивая перчатки с иссохших рук. Сержант у дверей вытянулся. Джаниарса встал и поклонился.

— Джан! — сказала она. — Не думала, что снова встречу тебя. И в таких обстоятельствах.

— Мне... Я очень сожалею.

— Я тоже. Можешь сесть. Геранос!

Сержант вытянулся снова.

— Можешь идти, — распорядилась Кельфранни и окликнула: — Лауланни! Найдётся ещё кувшин?

— Сейчас, госпожа.

Кельфранни села. Джаниарса внимательно смотрел на неё. «Если это совершила она, — мелькнуло в его мыслях, — она может выдать себя. Излишним беспокойством. Излишним спокойствием... Нет, вряд ли. Ей очень много лет. Она не ошибётся так».

— Что ж, — жёстко сказала Кельфранни, — стало быть, убит старший библиотекарь. Если ты думаешь, что Башни могут остаться к этому безразличны...

— Не думаю.

— Рассказывай.

Джаниарса опустил глаза. Облизнул сухие губы. «Я сам рискую выдать себя», — подумал он. Что рассказать? О чём умолчать, чтобы не сделать хуже? Джаниарса глубоко вздохнул.

— Возможно, — решился он, — я стал этому причиной.

— Извини, — сказала Кельфранни, — но я в этом уверена.

Джаниарса поник.

— С чего началось? — спросила старуха. — За чем ты вернулся? Как и зачем Ория оказался у тебя дома? Всё по порядку.

Джаниарса помолчал.

— Я был в Безвременье. Говорил с Костями Земли.

— Многие говорили. И я тоже, в своё время.

— Я просил их утвердить моего брата Ирансу наследником трона Аррайсары. Они согласились. Но взамен... У них тоже была ко мне просьба.

Кельфранни подняла то, что оставалось от её бровей.

— Ты ничего не перепутал?

«Мы принимаем благодарность, — вспомнил Джаниарса. — Мы просим».

Озноб пробрал до костей. Стеклянный туман Безвременья плыл за окнами башни. Прожилки синего света тянулись в нём, как сосуды. Они прорастали из земли и поднимались к небу, и в них, крыльями собирая мерцание, плыли несчётные светящиеся мотыльки. Мощь Собрания Камней — чудовищная, непостижимая мощь, — была рядом. Она наполняла Безвременье и выплёскивалась за его пределы, она давила, как штормовой ветер, она звенела, и звон её эхом отдавался в груди. Она была очень близко.

Как воздух позади воздуха.

Усилием воли Джаниарса подавил дрожь и медленно заговорил вслух.

— Три согласия, которые были, — произнёс он. — Одно, которое есть. Одно, которое потеряно... Я, она, он, мы. Мы помним. Мы ищем. Одно потеряно.

Выцветшие глаза Кельфранни расширились. Она тихо ахнула. Когда-то она тоже встретилась с этим. Мы, она, он, я.

— Неслыханно, — сказала она.

— Да.

Кельфранни поднялась и начала расхаживать по комнате. Задержалась у камина, заложила руки за спину. Повернулась к Джаниарсе.

— Это всё?

— Они просили. Не приказывали. Но я понял... Я должен сделать то, что они хотят.

— Верная мысль, — согласилась магесса.

— Но Ореллис уходит! — Джаниарса вскинул глаза. — Мне придётся оставаться в Аррайсе очень долго, я не смогу вести исследования. Поэтому я рискнул сейчас, когда есть ещё... хотя бы несколько дней. Я приехал и стал изучать Договор. Искал, кто мог потерять своё Согласие и как это вообще возможно...

— Я знаю. Ближе к делу. При чём здесь Ория?

— Ория обещал мне помочь. Он же библиотекарь... был. Он сказал, что о Безвременье писали танг-тере, и эти книги точно никто не читал, потому что язык утрачен. Я подумал: почему бы и нет? У меня будет прорва времени, чтобы с этим повозиться...

— Это не всё, — заметила Кельфранни.

«Если она забирала ту книгу с тела Ории, — подумал Джаниарса ожесточённо, — она точно знает, в чём дело!» И ему вспомнились вдруг слова Ории в кабачке. Кельфранни ездила в экспедиции! Когда-то очень давно она сама покинула Танг Дан и отправилась в дальние земли в поисках живых Цветов.

Зачем?

Что она отыскала?

Джаниарса не пытался скрыть волнение. Сейчас он мог быть взволнован. «Книга, — думал он, — книга! Льяндо смотрел издалека, он не разбирал, что это такое. А это могла быть не отпечатанная книга. Это мог быть блокнот с путевыми записками. Или... неважно! Ория был старшим библиотекарем. Он мог войти в запертые залы, просмотреть книги, скрытые ото всех, запретные книги! Что он нашёл там?»

Он стал искать что-то о богах-растениях и нашёл себе смертный приговор.

Быть может, его и назначили старшим библиотекарем, потому что знали: он умеет хранить тайны. Только его не предупредили обо всех тайнах, которые он должен хранить...

А Джаниарса начал с дозволенного. Это вышло случайно. Если бы он начал с другой стороны, сейчас...

...Кельфранни пристально смотрела на него.

«Нет, нет, — подумал Джаниарса. — Это только домыслы. Я не могу обвинять её просто так».

— Джан, — настойчиво повторила Кельфранни, — что ещё? Я должна знать. Мы должны найти убийцу.

Джаниарса пригладил волосы дрожащими руками. Сердце колотилось. Он уже не мог размышлять и рассчитывать, и заговорил быстро.

— Ория запустил скрипторий при мне и сказал, что если копия будет сегодня, а не завтра, то он сам её принесёт. И я открыл ему дверь «под имя». Мы хотели... посидеть вместе, попробовать разобрать внутренний язык ещё раз... мы знали, что его разбирали настоящие учёные и не смогли... мы... это было бы просто как дружеское развлечение... А потом я думал перечитать все записи о Безвременье, взглянуть под другим углом...

Кельфранни поджала губы.

— Я чувствую, что ты лукавишь.

Джаниарса похолодел.

Силы Кельфранни начали таять больше века назад, но даже сейчас она могла расправиться с ним в два удара. «Как с Орией», — пронеслось у него в голове. Живот подвело от ужаса. Старуха ещё раз смерила Джаниарсу хмурым взглядом — и покачала головой.

— Теперь слушай меня, — велела она. — Приказ Собрания очень важен, мы понимаем это и мы поможем тебе в твоих поисках. Ты получишь копии любых книг, которые запросишь. Мы в Кольце тоже обсудим слова Собрания и проведём исследования. Но сам ты уберёшься из Танг Дана через двенадцать часов и не позже.

Джаниарса оторопел.

Этого он ждал меньше всего.

Он боялся, что его прикончат, как Орию. Он опасался, что его задержат, посадят под замок, обвинят в убийстве или пособничестве. Но что его просто выгонят...

Не приходилось сомневаться: ему скопируют всё. Хоть все библиотеки Танг Дана. Вот только запросить он сможет лишь то, что есть в каталогах, а в каталогах есть только дозволенное.

— Как? — пролепетал он. — Разве я не должен здесь остаться и ждать?

— Если ты не заметил, — едко сказала Кельфранни, — это город магов и здесь всё делается немного иначе.

Джаниарса понуро молчал.

— У Кольца есть основания считать, — продолжала Кельфранни, — что чем больше времени ты проведёшь здесь, тем больше будет жертв.

«А это может быть правдой», — Джаниарса поёжился.

— Поэтому, — сказала Кельфранни, — да, я выгоняю тебя, Джаниарса! И не смей спорить. Иначе я урежу твой срок до шести часов.

Джаниарса сглотнул.

Он молчал, пока это не сделалось неприличным. Потом неловко поднялся и поклонился магессе. Та ответила коротким кивком.

На негнущихся ногах Джаниарса прошагал к двери и закрыл её за собой.

Когда глубокой ночью он подошёл к гостинице Маредис, то увидел на крыше двух беркутов.

Город уже утих и улёгся спать, но маленький магический фонарь над дверью светил по-прежнему. Джаниарса остановился. Поднял голову. Огромные птицы слетели к нему и опустились наземь посреди узкой улочки, что вряд ли сделали бы настоящие беркуты... Сердце Джаниарсы болезненно ёкнуло. Он различил на лапе одной из птиц привязанный футляр письма. Оборотней не использовали как почтовых голубей, на это шли только при крайней необходимости, и если из Аррайса прислали к нему птицу... «Ореллис», — подумал Джаниарса.

Ореллис умер.

Да пребудет с ним Западная Матушка! Пора возвращаться. Что ж! Пускай не в двенадцать часов, но в ближайшие часов сорок-пятьдесят Джаниарсе действительно пришлось бы уезжать из Танг Дана...

Он сознавал, что тянет время, бессмысленно успокаивая себя этими рассуждениями. Он догадывался, что весть будет не о смерти Ореллиса. Кончины старика ждали давно. Две или три недели королевство могло прожить и без главного мага. Здесь не было причин для паники. А письмо, принесённое оборотницей-лагетанкой, означало панику.

Произошло что-то действительно страшное.

Значит, Ореллис жив, но потерял рассудок. Стал опасен. Наверняка кого-то уже ранил или даже убил. Жестока судьба! Много веков он защищал Аррайсару, и вот — нужно защищать Аррайсару от него. Нужно торопиться в путь и готовиться... готовить себя к первому и последнему сражению со старым учителем...

Всё так?

Или?..

Джаниарса едва дышал. Он протянул руку. Беркуты смотрели на него, не шевелясь. Они казались призраками, тенями в тенях, и только глаза их в свете фонаря ярко мерцали. «Как странно, — подумал Джаниарса. — Они же дневные птицы, у них не должны светиться глаза. Такие глаза делают оборотням? Я не обращал внимания. Я не спрашивал». Судорожно вздохнув, он шагнул ближе и присел на корточки. Пальцы слушались плохо, он не сразу развязал шнурок. Маленький серебряный футляр холодом обжёг руку. Джаниарса прикрыл глаза. Несколько мгновений он колебался. Потом решился — и вернул Льяндо человеческий облик.

Почему-то казалось, что так будет правильно.

***

Перья рассыпались прахом и исчезли. Ночной ветер охватил холодом нагое тело. Высоко над Танг Даном висела, как фонарь, убывающая Луна. Гасли окна в башнях, зажигались звёзды.

Принц-маг выпрямился и смотрел на футляр письма так, словно в нём был смертельный яд. Льяндо отвёл глаза. Он стоял на коленях на ледяной брусчатке, совершенно голый, но дрожал не от холода. Он понятия не имел, о чём могли написать принцу из Аррайса, и это его не волновало. Рядом с ним, совсем рядом... Слёзы навернулись на глаза. Льяндо обернулся, подался ближе, и огромная птица подошла к нему, неуклюже ступая по камням когтистыми лапами. Осторожно Льяндо обнял сестру, а та положила голову ему на плечо, словно крылатая кошка. Перья на её голове были золотистыми, светлей, чем на теле. Льяндо погладил эти перья. Алинда обняла его крыльями. Льяндо подавил рыдание.

— Джаниарса.

Голос прозвучал надтреснутым и чужим.

— Что?

— Верни её.

Принц оглянулся на них. Он точно вмиг забыл о письме.

— Льяндо?

— Верни Алинду.

Джаниарса посмотрел на них с состраданием.

— Она не будет говорить, — предупредил он. — И будет плакать.

— Верни её, — хрипло повторил Льяндо. Он больше ничего не мог сказать.

Джаниарса кивнул.

Спустя несколько мгновений Льяндо обнимал человека.

Она задрожала в его руках и крепче прижалась к нему. Льяндо поцеловал её в лоб. Она вправду разрыдалась, отчаянно и горько, и уткнулась лицом в его шею. Льяндо взял её на руки и встал. Больше всего на свете он хотел защитить её. Но как?.. Он только надеялся, что Джаниарса позволит ей оставаться человеком несколько дней. Хотя бы несколько дней, чтобы её разум начал исцеляться.

Можно ли её исцелить? Она пробыла птицей много лет.

Не так давно Льяндо считал, что лучше было бы и ему навсегда остаться птицей, утратить разум и забыть, наконец, обо всём, что произошло. Но с тех пор успел передумать.

Когда он видел Алинду в последний раз, на ней были доспехи и шлем. Она готовилась сражаться на подступах к столице. Обороной Лагеты руководила княгиня, и Алинда долгое время была адъютантом матери, но в тот день мать доверила ей командование отрядом. А сам Льяндо уводил людей в леса — в рейд по тылам захватчиков. Сарния, их магесса, была жива и готовила Ореллису кое-какие сюрпризы. Никто из них ещё не отчаялся.

— Алинда, — прошептал Льяндо.

Она попыталась ответить и не смогла. И тогда он расплакался вместе с нею.

— Идите в дом, — сказал Джаниарса. — Тут холодно.

Он прошёл мимо и открыл им дверь.

Льяндо посадил сестру на кровать и закутал в одеяло. Он гладил её спутанные золотистые волосы, её руки, мокрые от слёз щёки... Джаниарса ходил позади и чем-то шуршал.

— Корми её человеческой едой, — сказал он, — ох, пирог Маредис ещё мягкий... хорошо.

Льяндо не сразу разобрал, что он говорит, а разобрав, уставился на принца внимательно, как никогда. Алинда прильнула к его плечу.

— Корми её и говори с ней, — посоветовал Джаниарса. — Сначала может быть незаметно, но ей станет лучше. У нас очень мало времени. Двенадцать... — и он застонал: — Нет, уже одиннадцать часов!

— Что? — выдавил Льяндо.

Джаниарса положил на стол футляр письма.

— Кельфранни вышвырнула меня, — сказал он с горечью. — Дала двенадцать часов, чтобы я убрался отсюда. Я... сейчас прочитаю письмо и напишу ответ. Отправим его... не сейчас, завтра. Я уверен, что время терпит... нет, не уверен. Но... будь всё проклято. Одиннадцать часов, Льяндо. Одиннадцать часов у вас есть.

Льяндо понимал его с трудом.

— Отправь меня! — почти выкрикнул он, когда понял. — Отправь с ответом меня. Пусть она останется.

— Нет. Для тебя это опасно.

— Почему?!

— Отец знает, что ты знаешь про Реша. Он хочет тебя убить.

Льяндо ещё не успел осознать сказанное, когда принц продолжил:

— Кроме того, там сумасшедший Ореллис, который всего боится. Если прилетит не тот беркут, которого посылали, он может испугаться и сделать что-нибудь... безумное. Одень её и пусть помогает тебе собирать вещи. Пусть делает что-то руками, пальцами. Пусть старается говорить. Я... — он прервался и уставился в потолок. — Не думаю, что я усну сегодня, — сказал он наконец, — но... не знаю! Делайте какую-нибудь работу вместе. Пиши слова, пусть она пробует читать... Так! Всё! Я должен прочитать это проклятое письмо.

Он небрежно махнул рукой в сторону светильников, заставив их гореть ярче, и сел за стол.

Какое-то время Льяндо был очень занят. Он пытался делать всё сразу: кормил Алинду пирогом, перебирал и загибал её пальцы, шептал ей какую-то чепуху и просил повторять за ним, писал и показывал ей простые слова. Выглядел он при этом так глупо, что Алинда даже засмеялась сквозь слёзы.

Он обрадовался и стал корчить ей рожи, словно в детстве. Алинда улыбалась. Она попыталась назвать его по имени и у неё почти получилось: вышло «Лян-то». Счастливый Льяндо позабыл обо всём. Он долго не замечал, что они словно одни в комнате. Джаниарса сидел тихо-тихо и грифель его не скрипел по бумаге. Льяндо обернулся только для того, чтобы отрезать ещё пирога.

Принц был даже не белым — серым и будто полупрозрачным. Он сидел неподвижно и смотрел на листок бумаги, лежащий перед ним на столе. Листок долго пробыл свёрнутым и теперь вновь свернулся: не различить ни слова.

— Что? — сказал Льяндо.

В Аррайсару пришло моровое поветрие.

Суеверным казалось вначале, что Лагета отомстила завоевателям. К концу лета, едва стихли обычные в это время штормы, в лагетанский порт пришёл корабль из дальних земель. Путь его был долог, океан потрепал его, измученные моряки болели цингой. Капитан пошёл на риск и отправился в плавание раньше обычного, надеялся сорвать куш — и ошибся. Так случалось. Груз драгоценного шёлка сильно пострадал, оставшееся сбыли по дешёвке. Но пряности были укрыты надёжно и они уцелели. Разбогатевшие гости подлечились, окрепли и успели покутить.

С кем-то из них в город пришла зараза.

Прежде, когда Лагету отделяли от Аррайсары пограничные заставы, они могли перекрыть пути и остановить поветрие. Но страна стала единой. Королевские строители успели починить и расширить лагетанскую часть Зимней дороги. Люди передвигались слишком быстро. А поветрие как будто обгоняло их...

Но и сама Лагета жестоко страдала от поветрия. Обезумевшие жители перебили всех моряков с проклятого корабля, хотя это уже никого не могло спасти.

В час просветления Ореллис заметил, что поветрие строго соблюдает границы. Многие лагетанцы бежали во Фравеллу. В деревнях Фравеллы несколько человек заразились, но эпидемия не пошла дальше. Эдрина Фравельская даже не удосужилась усилить заставы. Возможно, корабль был подослан, а возможно, корабль был вообще ни при чём.

К несчастью, на этом час Ореллиса закончился.

Старый маг продолжал трудиться. Забыть о своих обязанностях он мог только мёртвым. Библиотеки его башни и его память хранили достаточно заклинаний. Но разум его ослабел. Ореллис решил, что имеет дело с чумой и не сомневался в этом. Выбиваясь из сил, он пытался изгнать чуму — и не мог. Даже король, чуждый всем магическим делам, заподозрил, что поветрие не чумное. Он рискнул заговорить об этом с Ореллисом, но переубедить его не сумел.

Когда слегли первые жители Аррайса, Ореллис велел королю с семьёй переселиться в его башню. Башне было много веков, она могла выдержать осаду и военную, и магическую, а защитные заклинания Ореллис накладывал, будучи во цвете лет. Семья Джаниарсы находилась в безопасности. Но ужас наполнил Аррайс — и отправился дальше на север, стремительно, как не могла бы ни одна естественная болезнь.

— Двенадцать часов... — тихо проговорил Джаниарса. — Нет, уже десять. Или девять?..

И вдруг глаза его вспыхнули яростным синим светом. Синий огонь скатился вниз по крашеным волосам. Магические светильники заискрили. Даже Льяндо ощутил, как прокатилась по комнате волна мощи — чистой, сокрушительной... великолепной. По коже прошёл холодок.

Джаниарса встал.

На лице его была решимость.

— Я знаю, что нужно сделать, — сказал он. — Ореллис легко мог бы сделать это! Но что теперь говорить. Проклятье, они напали после того, как я уехал! Подлые твари. Мне нужно кое-что уточнить, и для этого придётся разбудить Минраймору. Надеюсь, она ещё помнит и хочет защитить Минрай. Льяндо!

Льяндо молча шагнул ближе.

— Времени мало, — сказал Джаниарса. — Возьми деньги, разбуди управляющего Маредис. Тут есть лошади. Купи одну для Алинды. Мы поедем втроём. Я отправлю Алинду с письмом, но не теперь, а после того, как остановлю поветрие.

— Спасибо, — только и сказал Льяндо.

— И одежда, не забудь купить для неё одежду. Спроси здесь... кого-нибудь, чтобы не тратить время утром. И припасы в дорогу! Постараемся ехать как можно быстрее.

— Да.

— Конечно, они ждут ответа... — сказал Джаниарса тише, как будто сам себе. — Но что толку сейчас писать, что я тороплюсь. Я напишу потом. Когда всё исправлю.

***

Гонка была отчаянной. Только Гнедой мог выдержать её, двух остальных лошадей Джаниарса несколько раз менял в пути. Не торгуясь, брал лучших. Под седлом Льяндо побывала мохнатая полудикая кобылка из долин Аодренны, потом — беспокойный могадирский мерин, потом — верховой жеребец, чёрный как смоль, купленный в Трёх Берегах. К счастью, Алинда всегда была отличной наездницей. Умение держаться в седле вернулось к ней быстрее, чем умение говорить.

Льяндо сожалел лишь о том, что говорить некогда. Джаниарса и тот молчал в дороге. Вечерами они падали с сёдел, могли только перекусить на скорую руку и рухнуть спать. И всё же Алинде становилось лучше, заметно лучше. Когда лошади шли шагом, она застёгивала и расстёгивала пряжку на поводе, чтобы упражнять пальцы. Вскоре это уже давалось ей легко. И всё реже Льяндо встречал тот беспомощный потерянный взгляд, который так пугал его. Джаниарса сказал, что даже сон в человеческом облике для Алинды целебен.

Они пронеслись через западный Диюрагнатх, через Тиньел и Марсеммеш, и пересекли границу Республики Трёх Берегов.

Вправду Эдрина Фравельская не стала укреплять заставы или кто-то ошибся в донесении? Льяндо подозревал ошибку или намеренный обман. Эдрина славилась острым умом. Не стала бы она оповещать весь мир о том, что поветрие направили её маги. А если всё же оповестила? Значит, замысел поистине коварен и он сложнее, чем кажется...

Земли Трёх Берегов охраняли как зеницу ока. Недрёманные дозоры не знали отдыха. Даже лес на границе с Минраем, который никогда не стерегли, потому что он считался непроходимым — даже его вырубали вдоль границы на двести шагов и ставили стены и крепостцы. Сам лес вывозили для продажи. Телеги с досками то и дело встречались на дороге.

На одной из застав Джаниарсу отказались пропускать.

Только Матушкам ведомо, что было в голове у офицера, но он заявил, что не узнаёт Джаниарсу и даже не знает, кто это такой. Разъярённый Джаниарса не стал пререкаться. Он просто вытянул руку — и поднял в воздух и офицера вместе с конём, и солдат, и запертые ворота. Что там жалобно орали и много ли переломали костей, свалившись наземь, Льяндо не слушал и не смотрел.

Запылённые и измученные, они добрались до последней заставы на границе с Аррайсарой. Конь под Льяндо дрожал, с губ его падала пена. Дорога здесь была перекрыта дважды — Тремя Берегами и аррайсарцами. Между заставами пролегал отрезок прямой дороги, и солдаты мрачно пялились друг на друга издалека. Под геральдикой Трёх Берегов ходили солдаты с фравельскими рожами — наёмники. Свою стражу Республика берегла.

Фравелы молча пропустили путников, аррайсарцы вышли навстречу. Они выглядели подавленными. Среди них был один королевский гвардеец, и Джаниарса узнал его.

— Керунса! — воскликнул он. — Что слышно? Что происходит?

Тот мрачно бросил:

— Моровое поветрие.

— Я знаю. Я приехал разделаться с ним.

— Лучше бы ты не уезжал, мой принц, — не сдержался Керунса. — Многим уже не помочь.

Джаниарса дёрнулся, словно его ударили. Он возвысил голос:

— Тогда я потороплюсь. Пропустите! Мне нужно сотворить заклятие. Я уже рассчитал его. Но его нужно творить на земле Аррайсары, и лучше — не на самой границе.

Гвардеец не успел ответить, а солдаты уже тащили в сторону жерди. Все они знали, кто такой Джаниарса. И все верили в его силы. Гнедой пошёл вперёд. Беспокойные лошади, похрапывая, зашагали следом.

— Милости Матушек тебе, — сказал гвардеец, — и силы Полусолнца.

Джаниарса поднял жеребца в рысь.

Собиралась гроза. Здесь, вдали от гор и много южнее Танг Дана, ещё не чувствовалось приближения осени. Над зелёным лесом нависали тёмно-серые тучи. Воздух отяжелел. Ветер ходил порывами: налетал и стихал. Льяндо вспомнилось море. Они ехали к морю. К Лагете.

Видно, важно было отъехать подальше от границы. Льяндо всё ждал, когда Джаниарса наконец остановится, но тот гнал и гнал коня. Они уже углубились в Минрай, славный непролазными чащами. Дорога сузилась.

Льяндо сполна оценил, насколько хорош «королевский» конь. Их с Алиндой верховые скакуны уже выбились из сил, а ведь это была не первая и не вторая смена коней.

Небо темнело. Упали первые капли, но дождь не начинался.

Гнедой пошёл медленнее, перешёл в рысь, потом в шаг.

— Здесь, — сказал Джаниарса.

Он спешился, достал кинжал и срезал у обочины ветку. Часть дороги была засыпана песком. Джаниарса наклонился, провёл на пробу несколько линий в песке и повторил:

— Здесь.

Выпрямившись, он задумался. Вздохнул, потёр лоб. Льяндо уже понимал, что сейчас случится, и всё равно до последнего надеялся, что принц ещё подождёт. Ещё пару часов. Хотя бы то время, что уйдёт на его магию. Но Джаниарса полез в кошель и достал серебряный футляр. Письмо он написал заранее.

Льяндо посмотрел на Алинду. Она грустно улыбнулась. Губы её шевельнулись, как будто она сказала что-то беззвучно, но Льяндо не сумел прочесть слов. Горечь наполнила его сердце. Алинда отвела взгляд. Потрепав по шее своего коня, она спрыгнула наземь и подошла к Джаниарсе.

Потом она взлетела. Как и обычной птице, ей не очень нравилось стоять на земле. Она уселась на луку седла Гнедого. Джаниарса быстро привязал футляр к её лапе, легко похлопал её по крылу и сказал: «Лети!»

Льяндо долго смотрел, как она мчится под низкими тучами, как ловит неверный ветер. Слёзы застилали глаза. Когда ещё Джаниарса сможет вернуть ей человеческий облик? Она — не его собственность. Но Иранса и Тайаро — добрые люди, может, они поймут...

А Джаниарса уже принялся за работу.

Он чертил на песке карту Аррайсары. Обводил новые границы королевства — вместе с Лагетой и Антакой. Льяндо поразился тому, насколько точна его память. Сам Льяндо прекрасно знал Лагету, но всё равно не смог бы с такой уверенностью чертить по памяти её карту — со всеми мысами, бухтами и рыбацкими деревнями.

На карте дело не закончилось. Поверх неё Джаниарса принялся проводить какие-то линии и замерять между ними углы. Это уже была чистая магия и её Льяндо не понимал. Он посмотрел в небо, в котором исчезла Алинда. Гроза всё близилась и никак не могла начаться. Льяндо заподозрил, что Джаниарса просто велел ей обождать. Он это мог.

— Всё! — сказал принц. Он запыхался, но улыбка озарила его лицо. Он отошёл в сторону и внимательно оглядел дело своих рук. — Да, всё правильно. Осталось последнее. Сейчас. Сейчас. И... больше никто не умрёт.

Он отступил ещё на шаг. На всякий случай Льяндо отвёл коней чуть дальше и взял поводья покрепче. Гнедой давно привык к магии, а вот остальные двое могли испугаться и рвануть куда придётся.

Джаниарса вытянул руки и поднял ладонями к небу. Едва заметное свечение окутало его, вычертило круг у его ног. Седые волосы засияли. Льяндо смотрел ему в спину и видел, как он напрягся. Заклятие, одно заклятие, чтобы прекратить мор в целой стране... наверно, оно должно было отнять много сил. Медленно Джаниарса вдохнул и выдохнул.

Ярко, как молния, полыхнул и угас свет. Льяндо заморгал, ослеплённый. Несколько бесконечных мгновений ничего не происходило.

Потом загрохотал гром.

Джаниарса пошатнулся. Ноги его дрожали. Он неловко переступил на месте, судорожно вздохнул... и упал. Вниз лицом, как подкошенный, упал на карту своей страны.

Стеной рухнул дождь.

Льяндо мгновенно промок до костей и стоял, будто под водопадом. Ошеломлённый, он медлил и не сразу бросился к Джаниарсе. Он думал, тот сейчас встанет сам: откашляется, пригладит волосы, засмеётся, умываясь дождевой водой... Конечно, огромное заклятие далось ему нелегко. Но Джаниарса — один из величайших магов. Для него нет невозможного. Его силы огромны. Он должен встать. Иначе не может быть.

Дождь поредел. Засверкали молнии, но не рядом, как та первая, а далеко к западу, где-то над деревнями Минрая. Тихо и жалобно заржал Гнедой. Конь вытянул шею, принюхиваясь, но дождь перебивал все запахи. Гнедой шагнул к Джаниарсе. Повод в руке Льяндо натянулся.

Льяндо пришёл в себя.

Кинувшись к принцу, он перевернул его на спину и смахнул песок с его лица. Из носа у Джаниарсы струилась кровь. Дождь быстро смывал её. Больше растерянный, чем испуганный, Льяндо нащупал пульс. Джаниарса был жив. Сердце его колотилось как безумное. Он просто потерял сознание от перенапряжения. Льяндо выдохнул. Он не знал, случалось ли с принцем такое раньше. Но Джаниарсу, конечно, измотала многодневная скачка, а потом, даже не отдышавшись, он принялся творить магию над целой страной. Ничего удивительного, что его свалил обморок.

Он сейчас очнётся.

Льяндо погладил его по лицу. По волосам. Снова прижал пальцы к шее, где билась жилка. Сердце успокаивалось... Джаниарса не приходил в себя. Глаза его закатились, между ресниц показались белки. Льяндо окликнул его. Взял за плечи, осторожно приподнял. Голова Джаниарсы бессильно повисла. С тяжёлым вздохом Льяндо обнял его и взял на руки. Совсем недавно он думал, что не прочь подержать его на руках, но теперь... Долго ли он пробудет без сознания? Льяндо решил положить его на Гнедого и ехать обратно, к заставе, которой командует Керунса. Может, Джаниарса проваляется в обмороке несколько часов. Где-то у Керунсы наверняка есть крыша от дождя, очаг и еда с питьём. Всё это пригодится.

Дождь почти иссяк и едва моросил. Небо посветлело, но облака не рассеивались. Они ещё не раз прольются дождём, и сегодня, и завтра. Да, нужна крыша, постель и очаг...

Льяндо ещё раз окинул взглядом небосвод.

Алинда летела обратно.

Удивлённый Льяндо даже сморгнул: не показалось ли? Или, может, то была другая птица, не оборотень? Но какой порядочный беркут будет мчаться, как ужаленный, под дождём с грозой? Да и оборотень предпочтёт переждать в лесу. Это просто опасно — соваться в небо под молнии.

Что случилось?

Осторожно Льяндо опустил Джаниарсу наземь. Не теряя времени, он привязал поводья лошадей к сбруе Гнедого. Они ехали сюда быстро и долго, а обратно придётся вести лошадей шагом, если только Джаниарса не очнётся раньше. Но что случилось, почему Алинда возвращается? И как её понять? Ведь Джаниарса не сможет вернуть ей человеческий облик.

Птица устремилась вниз, как пущенная стрела. Она торопилась. Льяндо следил за её полётом, гадая, что она могла разглядеть с неба. Он сам помнил, насколько хорошо видит в облике беркута. Можно подняться так высоко, что горизонт изогнётся дугой, но всё равно различать каждый мышиный след...

Хлопая крыльями, Алинда села на луку седла Гнедого. Она казалась взволнованной. Повертев головой, она подняла крылья и крикнула на Льяндо, будто он в чём-то провинился.

— Что?

Алинда сложила крылья и опустила голову. Переступила когтистыми лапами, обдирая кожу седла. Футляр письма был на месте. Льяндо успел заподозрить, что она просто потеряла его и поэтому помчалась обратно.

Он выругался.

Нужно было как-то поговорить с ней. Но человеческому разуму тесно в птичьей голове! А разум Алинды ещё не исцелился. Она не смогла бы писать на песке лапой...

— Что? — повторил Льяндо.

Алинда обернулась и посмотрела в сторону заставы. Угрожающе подняла крылья и снова громко крикнула.

— Опасность? — наугад предположил Льяндо.

Птица посмотрела ему в глаза — и кивнула. Кивнула как человек.

Льяндо насторожился, но и обрадовался. Хотя бы «да» и «нет» он мог от неё получить.

— Там опасность? — переспросил он. — Идёт сюда?

Да.

— А что солдаты? Аррайсарские солдаты?

Он успел подумать, что Алинда не сумеет ответить, — а она слетела с седла и опустилась на мокрый песок, в котором ещё читались начертанные Джаниарсой линии. Льяндо шагнул ближе — и понял её.

Кровь.

Капли крови Джаниарсы оставались там, невидимые для человека, но явные для беркута.

— Фравелы? — выговорил Льяндо. — Фравелы Трёх Берегов напали? Перебили аррайсарцев? Идут сюда?

Да.

Льяндо содрогнулся. У него не было оружия, только дорожный нож Джаниарсы. Джаниарса не держал при себе оружия из металла. Его оружие заключалось в нём самом.

Так значит, фравельская княгиня... а быть может, и Совет Республики заодно с ней... Но как? Как они могли знать заранее, что Джаниарса в этот миг будет лежать без чувств? А если он очнётся через минуту? Им же всем конец.

«Не очнётся», — понял Льяндо.

Горло перехватило.

Если моровое поветрие на самом деле послано магами — и если Эдрина заодно с банкирами Берегов... Во Фравелле хороших магов нет. Но творить это заклинание могли отнюдь не фравельские маги. У Берегов хватит денег купить кого-нибудь из хозяев Танг Дана. А с хозяевами башен Джаниарса спорить не мог. Одна такая хозяйка, Кельфранни, выгнала его из города парой слов, и ему пришлось подчиниться.

Льяндо стиснул зубы.

— Сколько их? — спросил он у Алинды. — Много?

Молча Алинда широко раскрыла крылья.

Льяндо застонал.

Алинда поднялась в воздух и вновь перелетела на седло Гнедого. Гнедой тревожно обернулся.

Льяндо подошёл к сестре. Погладил её золотистую голову и сложенные крылья. Настоящие птицы ненавидят прикосновения к лапам... Льяндо накрыл её лапы руками. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Алинда, — сказал Льяндо. — Алинда, Алин! Лети высоко. Посмотри на них сверху. Если у них есть луки — лети в Аррайс! Не приближайся к ним. Не возвращайся сюда. Лети в Аррайс с письмом. А если у них нет луков, ты знаешь, что делать.

И он провёл пальцем по одному из её когтей.

Птица кивнула ему в последний раз. Вытянув шею, она легко прикоснулась клювом к щеке Льяндо — и взметнулась в небо. Напряжённый и сосредоточенный, Льяндо следил за ней. Он был уверен, что у фравелов есть луки. Не собирались же они бежать в атаку толпой. Часть их наверняка подобралась к солдатам Керунсы лесом, чтобы напасть с флангов, а часть начала стрелять. Расстояние между заставами — как раз для прицельной стрельбы. Но сейчас Алинда проверит, а он убедится.

...Отец хотел видеть Льяндо просвещённым правителем. Мать хотела видеть его непобедимым бойцом.

Непобедимых нет. Любого можно задавить числом или магией. Но уроки матери Льяндо вспоминал часто и с пользой.

В юности он учился у её капитанов, просоленных ветрами. У старых рубак, не раз ходивших на абордаж. Но мать понимала, что её сын будет Хозяином Земли, а не морским волком. И потому Льяндо учился у лагетанских лесных обходчиков, у охотников и рыбаков. У тех, кто умел войти в любую неразведанную чащу — и выйти из неё. У тех, кто мог подобраться к оленю вплотную и перерезать ему горло.

И немало аррайсарских разъездов потом упокоилось в лагетанской земле.

...Алинда сделала широкий круг над дорогой — без сомнений, над головами наступающих фравелов. Потом она поднялась выше и устремилась на юг. «Луки», — подумал Льяндо.

Если бы только он был один!

Если бы фравелы попытались затравить его в этих лесах, очень скоро он выбирал бы оружие получше из найденного на трупах. Лес на излёте лета богат пищей, а минрайские леса богаты вдвойне. В одиночку Льяндо мог бы делать, что пожелает. Поселиться отшельником здесь, в Минрае, или отправиться в другие страны, куда не доберётся поветрие.

Но когда Джаниарса чертил карту, он чертил её вместе с Лагетой.

Не делал различий между землями прадедов и землями, завоёванными несколько лет назад. Моровое поветрие терзало Лагету, и он пытался её спасти... Может, иначе он и не надорвался бы.

Льяндо взял походный кинжал Джаниарсы и взвесил в руке. Какой там кинжал, так, ножик... Но его хватит, чтобы прикончить одного фравела, а потом у Льяндо будет меч.

Нет.

Льяндо тяжело вздохнул.

Он не один. Он должен спасти Джаниарсу... Алинду. Отца. И Джаниарсу. Без принца-мага Льяндо не сможет выручить родных. И он должен Джаниарсе за попытку спасти Лагету.

Эти разумные мысли утешили Льяндо. Думать так было куда приятней, чем понимать, что он готов разбиться в лепёшку ради Джаниарсы... просто ради Джаниарсы.

«Итак, что мы имеем?» — Льяндо усмехнулся с мрачной решимостью. С севера идут наёмники, с юга — моровое поветрие. Если пойти отсюда на запад и взять южнее, когда начнутся холмы, можно добраться до монастыря Леверенн. Подопечные Леверенн не растят только зерно — у сирот и калек нет сил пахать землю. Но хозяйство там большое и укрыто в глухих лесах. Быть может, поветрие не добралось туда. И там Реш. Правильней всего отправиться к Леверенн... Именно поэтому к Леверенн нельзя. Там будут искать.

На востоке за лесом течёт Аданн, по ту сторону Аданн лежит бывший Аравирагнатх, а за Аравиром — Фравелла. В землях Фравеллы их будут искать в последнюю очередь.

На восток.

— Прости, приятель, — сказал Льяндо Гнедому, — но тебя придётся оставить. Я пойду там, где не пройдёт лошадь, иначе нам конец.

Гнедой попытался укусить его в ответ. Льяндо хмыкнул и не стал отвязывать лошадей друг от друга. Если легенды, чего доброго, говорили правду и «королевский» конь действительно был верен хозяину, Гнедой мог побрести следом за ними и выдать их фравелам.

Тут Льяндо пришла мысль получше.

— Эй, — сказал он коню, — ты же понимаешь, что я говорю. Вижу, что понимаешь!

Гнедой прижал уши и недобро на него покосился.

— Помоги! — взмолился Льяндо.

Гнедой поразмыслил. Длинно фыркнул и грустно посмотрел на Джаниарсу.

— Да, — сказал Льяндо, — ты можешь помочь. Можешь спасти его. Пожалуйста!

Гнедой мотнул гривой и снова уставился на Льяндо.

— Иди в лес, — сказал Льяндо, — туда, — и показал рукой. — Иди сам и уведи двух этих дураков. Как можно дальше.

Конь шумно вздохнул. Ему очень не нравился лес и не нравились другие кони, привязанные к его сбруе. Гнедой подумал ещё, пробормотал что-то себе под нос и оглянулся на Джаниарсу. Льяндо ждал.

Раздражённо Гнедой ударил копытом в землю — и зашагал в лес.

...Льяндо забрал еду, что оставалась — немного сушёного мяса и фруктов. Трут и кресало, одеяла, нож. Всё. Если понадобятся деньги, они у Джаниарсы в кошеле на поясе... Джаниарса огорчится и разозлится, узнав, что Льяндо бросил драгоценные копии книг. Но он простит, а Льяндо будет рад видеть, что он пришёл в себя и даже ругается.

Напоследок Льяндо внимательно осмотрел дорогу, убеждаясь, что следы выглядят как надо. Потом перекинул бесчувственного принца через плечо и исчез в лесу.

***

Идти по Безвременью пешком было тяжело, долго и очень скучно.

Джаниарса толком даже не понимал, куда и зачем он идёт. Он чувствовал, что есть путь, и шёл по нему, потому что других занятий себе не видел. Стеклянный туман застилал всё от земли до неба. Можно было различить ближние деревья и понять, день сейчас или ночь, но не более.

...Это только издалека кажется, что равнина — ровная. На самом деле равнина — это сплошные кочки, низкие кусты и высокая трава. Даже лошадь может споткнуться, а двуногому через всё это тащиться — сплошное мучение. Особенно двуногому, который привык ездить верхом.

Джаниарса мог только надеяться, что чувства не обманывают его. Что путь взаправду есть, что он куда-то ведёт и есть смысл идти.

Он плохо понимал, как он оказался в Безвременье. Память сохранила, что он чертил углы для какого-то заклятия. Он изобрёл заклятие, чтобы попасть в Безвременье без поисков порога? Если так, это большое дело и в Танг Дане будут рады. Только выбраться бы отсюда обратно.

Потом сквозь пелены тумана Джаниарса различил свет. Не свет Безвременья, тот всегда был белым или голубым. Иной свет, красно-розовый. Наверняка свет костра! Джаниарса приободрился и зашагал быстрее, тут же споткнулся о кочку и упал. Он поднялся, смеясь. Шум услышали. Вскоре он различил в тумане тёмные фигуры, несомненно человеческие. Фигуры приближались.

— Акреш! — воскликнул Джаниарса радостно.

И вправду, навстречу ему с улыбкой спешил Акреш-Шер.

И тут к Джаниарсе вернулась память.

Поветрие! Он пытался остановить моровое поветрие, накрывшее Аррайсару! Для этого он творил заклятие немыслимой сложности и огромной силы. Он рисовал на дорожном песке карту страны. Эта карта должна была навек впечататься в землю, прожечь её далеко вглубь. В последний миг, готовясь отдать приказ силам магии, Джаниарса даже подумал самодовольно, что спустя века эту карту будут показывать путникам и детям. Будут вспоминать его имя даже тогда, когда его собственные полтысячелетия закончатся, как закончился срок Ореллиса...

Но вместо этого он оказался в Безвременье.

Он мёртв?

Выходит, Реш тоже мёртв. Поветрие добралось до монастыря тётки. Леверенн не стала бы прогонять больных, она бы приютила их и постаралась вылечить. И сама погибла бы первой... «Бедная Леверенн», — подумал Джаниарса. Тётка всегда была слишком добра.

Неужели всё закончилось — так?

Приказ Собрания Камней, чудесное обретение Реша, путешествие в Танг Дан. Гибель Ории. Путь обратно в Аррайсару в безумной спешке... Всё закончилось. Они все мертвы. Согласие потеряно навсегда, и воля Камней не будет исполнена.

Так нелепо.

Обидно.

Джаниарса вздохнул. Во всяком случае, он рад был снова увидеть Реша. Наследник танг-тере крепко обнял его, и Джаниарса ответил на объятие.

— Они здесь! — шепнул Реш ему на ухо.

— Кто?

Реш сиял от счастья.

— Все мои! — сказал он. — Все! Наконец я увидел маму!

«Ага, — подумал Джаниарса, — точно. Мы все мертвы». Вторая фигура прорисовалась в объятиях тумана Безвременья, и Джаниарса уверенно узнал в ней Ануш-Шер. Принцесса танг-тере приветливо улыбалась. Золотое ожерелье сверкало на её груди, золотой венец — на вьющихся волосах, а простое тёмное платье подчеркивало её странноватую, будто потустороннюю красоту... Реш был очень похож на мать. Но вместе с тем ясно стало, что он очень похож и на велидского короля Эстрео. Необычно тонкую кость и узкое лицо он, несомненно, получил от него.

Реш взял Джаниарсу за руку и повёл к костру.

«Легендарный красавец», — вспомнил Джаниарса слова матери. Странно, что за тысячу лет велидцы почти не изменились! Эстрео тоже был здесь, сидел у костра рядом с мужем. Он выглядел точь-в-точь как портрет принцессы Иранни, написанный с неё в юности, только волосы его были не каштановыми, а светло-золотыми.

Суровый Тенгер, знаменитая Железная Рука, подмигнул сыну, и Реш хихикнул.

Потом Джаниарса увидел её.

Она не носила короны, но корона венчала её незримо. Она сидела у костра на поваленном дереве, но любое сиденье для неё становилось высоким троном. Невероятное, немыслимое величие было в ней и несравненное благородство. Дрогнув, Джаниарса остановился — и преклонил перед нею колено, сказав тихо:

— Аш-Шерийяр.

Глава четвёртая

Повелительница танг-тере выглядела молодой и цветущей — должно быть, как в тот день, когда взошла на трон предков и отказалась от плоти. Тёмные вьющиеся волосы, такие же, как у сестры, спускались на её грудь. Аш-Шерийяр была выше и крепче Ануш-Шер. Облик её был обликом воительницы. Она благосклонно кивнула Джаниарсе, и тот поднялся. Обвёл взглядом её родичей.

— Господин Тенгер, — сказал он с почтительным поклоном, — господин Эстрео...

Те молча улыбнулись.

— Ты не услышишь их слов, — сказала Повелительница. — Здесь, в Безвременье говорить с живыми могут лишь те, кто стал частью Высокого Собрания. Или другие живые.

Джаниарса понял её и вскинулся. С радостью он посмотрел на Реша.

— Так мы с Решем живы?!

Аш-Шерийяр улыбнулась.

— Акреш сейчас спит. Он видит сон. С ним всё хорошо. А ты... — она вздохнула. — Тебя убивали. И почти убили. На твоё счастье, до этого ты побывал в Безвременье, пил здесь воду и, что важнее, ел рыбу и мясо местной дичи. Поэтому я смогла удержать тебя.

Взволнованный Джаниарса набрал воздуху в грудь.

— Госпожа! — воскликнул он. — Я должен вернуться! Я должен... там... моровое поветрие...

— Я знаю.

— Верни меня обратно!

— Джаниарса! — танг-тере покачала головой. — Я тысячу лет как мертва. Я кое-что могу здесь, в Безвременье, но в мире живых — очень мало.

— Но тогда... — растерялся он, — как?..

Аш-Шерийяр помолчала.

— В каждом деле настаёт час, когда всё возможное уже совершено и остаётся лишь ждать. Теперь твоя жизнь зависит от твоего друга.

— Друга?.. Льяндо?

Заминка не ускользнула от внимания Повелительницы.

— Ты сомневаешься в нём?

Джаниарса долго пытался подобрать слова — и не сумел. Он не знал, как объяснить ей всё это. Начинать, верно, нужно было издалека: с создания Договора и с того, как этот Договор обошли, взяв в обычай превращать людей в животных... Трудней всего было бы объяснить, кем приходится ему Льяндо. Джаниарсу вдруг охватил стыд. Он словно увидел себя со стороны: человека, который не стеснялся принимать службу побеждённого и использовать его, — зная, что родичи Льяндо в это время остаются птицами и медленно теряют разум. «Верни её!» — вспомнил он и содрогнулся. Льяндо выглядел безумным тогда, почерневшим от горя. И Джаниарса сжалился, конечно, и вернул ему сестру... на несколько дней. Но разве этого было достаточно?

Аш-Шерийяр смотрела на него — без укора, но испытующе.

А Реш невольно выручил его, сказав:

— Льяндо хороший!

Повелительница чуть улыбнулась.

— Верю. Но хватит ли ему сил?

— А что там с ним? — полюбопытствовал Реш. — Покажи?

Аш-Шерийяр кивнула и протянула руку.

Стеклянный туман бежал от алого огня. Сидящих вокруг костра туман накрывал высоким переливчатым куполом. Повинуясь воле танг-тере, он заструился вниз прозрачным потоком. Пламя поникло, но сразу поднялось снова. От касания пламени туман наполнился красками, вначале только жёлтыми и багряными, затем мелькнули прожилки синего, под конец проявились зелёный и чёрный. Поток цветного тумана распался на облака, а облака стали фигурами.

Там, в ином мире лагетанец тоже сидел у костра — где-то посреди глухой тьмы и зябкого холода. Он кутался в одеяла и всё равно мёрз. Густой лес укрывал от дождя и ветра, но ветер выл в кронах и тяжёлые капли падали с листьев. Узкий серп месяца висел в небе. Слабый его свет выделял очертания изорванных туч.

Рядом с Льяндо, возле костра покоилось безжизненное тело Джаниарсы. Льяндо завернул его в одно из одеял.

Стыд сдавил Джаниарсе горло.

Он хотел бы сказать, что ничего не чувствует и укрывать его не надо... Он не мог всерьёз поверить, что находится при смерти. Здесь, в Безвременье он был вполне вещественным, здоровым и крепким. Но то, какой обузой он стал для Льяндо, он понял сразу. Льяндо мог оставить его и уйти в одиночку, но не сделал этого. Он решил позаботиться о нём...

Льяндо обернулся, глядя на Джаниарсу с тоской. Протянул руку и погладил его по белой щеке.

...Джаниарса едва слышал, что говорит Аш-Шерийяр. Как будто стеклянный туман заткнул ему уши.

— На его долю уже выпали испытания, — заметила Повелительница, — но он твёрд.

— Он хороший, — сказал Реш. — Он всё может и умеет. Его мама командовала пиратами!

Аш-Шерийяр тихо усмехнулась.

— Джаниарса!

Тот диковато на неё покосился.

— Ты уже начал возвращаться, — объяснила танг-тере. — Но это займёт много времени. И ты, и я — мы можем лишь надеяться, что твой друг не отчается и не бросит твоё полумёртвое тело. И что он сам не погибнет. По его следу идут.

Джаниарса только сдавленно вздохнул.

«Я вёл себя с ним не очень честно, — подумал он. — Совсем не честно. И вот...»

— Ешь и пей с нами, — предложила Аш-Шерийяр. — Не бойся, это не повредит тебе и не задержит здесь... А потом мы поговорим. Когда ты вернёшься в мир живых, то сначала позабудешь мои слова. Они будут возвращаться к тебе так же медленно, как сейчас ты возвращаешься к жизни. Но ты вспомнишь. Я расскажу тебе о Безвременье, о том, чей это мир и как он связан с миром людей... и о том, что происходило здесь всё это время.

— Госпожа, — через силу проговорил Джаниарса, — ты можешь помочь Льяндо? Хотя бы... самую малость?

Он не думал о себе в этот час. Он забыл о собственном покинутом теле. По следу Льяндо шли охотники. Ему грозила опасность... В задумчивости Аш-Шерийяр смотрела на обрывки тающей над костром картины. Переглянувшись с безмолвным Тенгером, Повелительница ответила:

— Я попытаюсь.

***

Два дня лил изматывающий ледяной дождь. Он был к добру: он смыл след, который могли учуять собаки. Но у Льяндо нитки сухой не осталось, он продрог до костей и мучительно хотел есть и спать. Минрайский лес был щедр на ягоды и орехи, но они — плохое подспорье, когда нужны мясо и хлеб. У Льяндо не было ни лопаты, ни топора, он не мог развести костёр под ливнем и опасался строить укрытие, которое выдало бы его охотникам. В одиночку он добрался бы до реки за сутки, может, за пару дней. Но у него на руках был бессознательный Джаниарса. А тот, хотя и по-велидски тонкокостный, был всё же высоким и плечистым парнем и весил изрядно.

Льяндо не раз пытался привести его в чувство. Не удалось.

Потом дождь кончился и стало чуть легче. Милостивые Матушки ответили на молитвы и установили тёплую и сухую погоду. Лес просох, болотца легко стало обходить. Но осень уже забирала власть и по ночам возвращался гнетущий холод. Льяндо урывками спал на рассвете и на закате. Это был нескончаемый кошмар. Он перестал думать о чём бы то ни было, просто делал шаг, ещё шаг, ещё...

Но он шёл. И всё ближе становилась Аданн.

Несколько раз Льяндо мерещились за деревьями блики на речных волнах. Он ускорял шаг, охваченный жгучей надеждой. Дважды он ошибался и видел всего лишь прогалину, на третий раз вышел к маленькому лесному озерцу. Оно кишело рыбой. Льяндо на скорую руку сплёл вершу, наловил рыбы и наконец наелся досыта. Вкусно было даже без соли. Счастливый, он уснул под огромной елью, спал до вечера и... верно, сама Восточная Матушка приглядывала за ним, потому что в это время мимо него прошли фравельские охотники. Когда Льяндо проснулся, то нашёл следы тяжёлых солдатских сапог. Фравелы не заметили ни кострища, ни верши, ни его самого с Джаниарсой — а ведь ель, хоть и была велика, не могла укрыть их надёжно.

Как?

Он не знал ответа.

Он стал вчетверо осторожней, понимая, что солдаты Трёх Берегов могут появиться с любой стороны. Теперь он двигался ещё медленнее. Это злило. Сонный, голодный, уставший, он потерял чувство расстояния и не понимал, сколько он в действительности прошёл. Где же проклятая река? Насколько широк здесь лес? Что ж, хоть заблудиться ему не грозило: Аданн текла с севера на юг, а Льяндо шёл на восток по солнцу и никак не мог её миновать.

Джаниарса... Льяндо избегал смотреть на него. Это попросту пугало, потому что принц выглядел мёртвым. В те дни, когда шёл дождь, Льяндо казалось, что его тело начинает коченеть, как пристало трупу. У Джаниарсы даже щетина не росла сейчас, всё время пути он так и оставался чуть небритым. Сердце его билось очень редко. Дыхания его Льяндо уловить не мог совсем. Джаниарса был жив... Странное дело: Льяндо казалось, что Джаниарса сейчас не здесь. Он словно бродил где-то далеко. Его оставленное тело стало лишь грузом, который нужно было дотащить в безопасное место.

Безопасное?

Найдётся ли для них безопасное место, на этом ли, на том ли берегу реки?

Льяндо гнал от себя мрачные мысли. У него была цель и он к ней шёл. Поразмыслить можно будет потом. А там и Джаниарса очнётся...

Кроме того, Льяндо не покидала удача.

Однажды ночью она явилась ему в таком блеске, что он почувствовал себя обновлённым. Силы вернулись к нему, и с силами — надежда и радость.

Ему необычайно повезло.

Той ночью он стоял за стволом могучей сосны, в десяти шагах от вражеского костра, слушал болтовню солдат-фравелов и беззвучно смеялся, понимая, как же ему повезло.

Во-первых, это были не очень умные фравелы. Они всей ватагой пялились в свой костёр, не задумываясь о том, что пламя слепит их и по тёмному лесу к ним может подобраться кто угодно.

Во-вторых, как выяснилось из их слов, фравелов-наёмников в этих краях вообще было не очень много. Не столько, чтобы по-хорошему прочесать нехоженые минрайские леса. Лезть в страну, где свирепствует зараза, нашлось мало охотников. Здесь всё золото Трёх Берегов не могло сотворить чуда.

А в-третьих, эти пятеро уже ни на кого не охотились.

Болтливые, как все фравелы, они по несколько раз повторяли удачные шутки и занятные истории, и сами друг друга слушали охотно. Льяндо узнал, что вначале солдаты действительно пошли по следам копыт, нашли оставленных в ельнике коней и отправились искать беглецов дальше на запад. Потом искали уже своих: двое заблудились. Потом ждали, когда привезут охотничьих собак, чтобы пойти по следу. Пока собак везли, прошёл долгий ливень, и собаки смогли только указать направление, а в лесу сразу потеряли след. Солдат поделили на пятёрки и отправили на поиски, бродить по лесу до берега Аданн и обратно.

Но Фравелла состоит из оврагов, холмов, откосов и обрывов. Потому-то мудрая Эдрина и посматривала на плодородный Аравир; возделывать землю фравелам было тяжело. Однако всякий порядочный фравел всегда мог подняться на вершину холма, обозреть окрестности и понять, где он находится и куда ему идти. А проклятый Минрай был одной сплошной равниной, причём заросшей лесом до самых небес. Устав блуждать, фравелы нашли высокий дуб и решили посмотреть на лес сверху хотя бы с него. Самый молодой полез вверх, упал и сломал ногу.

Старший пятёрки приходился ему братом, остальные — добрыми друзьями. Старший объявил, что свои монеты они отработали честно, сыты Аррайсарой по горло и на этом всё, теперь их дело — только вытащить пострадавшего, и по домам.

Льяндо мог перерезать их всех, тем более, что один из фравелов еле передвигался. Но он решил не рисковать и не шуметь. Незамеченный, он обогнул солдат по широкой дуге и отправился дальше к Аданн.

Когда он снова, в четвёртый раз увидел за стволами мерцание вод, то вначале не поверил глазам. Ещё одна прогалина? Новое озеро? Что ж, пусть хотя бы озеро с рыбой... Льяндо перехватил Джаниарсу поудобнее и зашагал осторожней: под ногами были сплошь кочки, а дорога пошла под уклон.

Спустя минуту он стоял на берегу реки.

Льяндо чуть не расплакался.

День был яркий, тёплый, совсем летний. Над речными волнами носился ветер. Сам воздух был другим, свежей и легче. Несколько вдохов точно подняли Льяндо над землёй. В этих местах Аданн была широкой и медленной. Она текла так прямо, будто русло вычертили по линейке. Льяндо посмотрел на юг и ему почудилось, что он видит устье — илистое, заросшее тростниками устье, где волны Аданн уходили в морские волны... Но до устья было много дней пути, и так же много дней пути — на север, где Аданн сливалась с Ярленн и где был последний мост через неё — в Трёх Берегах.

А на том берегу... на дальнем берегу, на отмели была лодка! Льяндо возблагодарил Матушек, как никогда в жизни не благодарил. Переплыть холодную осеннюю реку с Джаниарсой на руках было бы очень трудно и опасно, а выше и ниже по течению на переправах наверняка ждали солдаты. Лодка была спасением.

Взволнованный Льяндо положил Джаниарсу на белый песок и, расчувствовавшись, коротко поцеловал в холодные губы. Потом сбросил одежду и поплыл за лодкой.

Он и не думал, что будет так сладко вновь ощутить в руках вёсла. Снова, как в детстве, грести, посылая лодку вперёд и вперёд. Он многое позабыл. Течение снесло его вниз, он умудрился даже стереть себе руки, но всё равно был счастлив. Он любил лес не меньше, чем море, но лес вконец измотал его. Может, будь то лагетанский лес, Льяндо чувствовал бы себя иначе...

И когда он вернулся с лодкой, Джаниарса выглядел совсем по-другому.

Час назад он казался мёртвым.

Сейчас он казался спящим.

На его лицо вернулись краски. Дыхание стало чаще и заметней. Во сне он чуть перекатил голову и шевельнул рукой.

Льяндо сел наземь и какое-то время сидел так, содрогаясь от нелепого нутряного смеха. «Это что же получается? — думал он. — Я сам себе устроил адское приключение? А нужно было его просто поцеловать? Как принцессу в ледяной башне?» Он расхохотался в голос и повалился на спину. Ласковое солнце пригревало с небес.

Придя в себя и одевшись, Льяндо попытался Джаниарсу разбудить. Не смог, но не удивился. Он догадывался, что разбудить его будет непросто. Вспомнилось, как долго в Безвременье просыпался Реш. Наверняка и Джаниарса не сразу очнётся от своего жутковатого сна. «А Гнедого-то нет, — подумал Льяндо и снова развеселился. — Но есть я. И я буду спать с ним, раздери меня дьяволы. И целовать его. Даже если он рассердится, когда проснётся, всё равно простит».

Он взял Джаниарсу на руки — куда нежнее, чем прежде. Перенёс его в лодку и вытолкнул лодку на стремнину.

Когда Льяндо подгребал к берегу, хозяин лодки уже стоял там, сердито уперев руки в бока. Но он не выглядел особенно разгневанным. Он улыбался в бороду. Кроме того, он не был фравелом и точно не был охотником на людей, поэтому Льяндо приветливо помахал ему.

— Ты чего? — гаркнул старик с напускной суровостью. — Чего чужое берёшь без спросу?

— Так я ж вернул!

— Вернул он!

— В целости и сохранности вернул, — миролюбиво ответил Льяндо, и старик засмеялся.

Его красное морщинистое лицо обожгло солнцем, а борода и волосы белели как снег. Глаза у старика были широкие и ясно-голубые, совсем не фравельские. Крепкий и широкоплечий, он сильно хромал, а правая рука висела скрюченной. От ладони осталась половина. «Старая рана?» — предположил Льяндо. Он видывал такие у бойцов матери. Может, старик был когда-то солдатом... а может, обыкновенным лесорубом. Те тоже часто носили суровые отметины своего труда.

— А что, господин, — спросил Льяндо, вытаскивая лодку на берег, — с семьёй живёшь?

— Один живу. Рыбой промышляю. Кто у тебя там?

— Друг, — сказал Льяндо. — Болен сильно.

— Куда ж ты его больного тащишь? — старик шагнул ближе и тотчас же отшатнулся. — Что? Аррайсарская зараза? Да ты с ума сошёл!

— Нет! — Льяндо поднял руки. — Матушками клянусь, не она.

Старик нахмурился.

— Тогда что?

— Он маг. Пытался заразу убить. Надорвался.

Старик поразмыслил, шевеля косматыми бровями, и, видно, решил поверить на слово. Он подковылял ближе — и ахнул.

— Так тебя и растак, это ж сам принц Джаниарса!

Льяндо тяжело вздохнул.

— Что, господин, был в Аррайсе когда? — спросил он. — Узнал?

— Первый раз вижу, — проворчал старик. — По волосам узнал. Кто про Любимого Принца рассказывает, всяко волосы поминает... Так я снова тебя спрашиваю, куда ты его тащишь?

Льяндо посмотрел старику в глаза. Тот насупился погрозней, но не отвёл взгляда.

— А куда его тащить теперь, — хмуро ответил Льяндо, — не в Аррайс же. За нами... Погоня за нами, господин. То ли Эдрина, то ли Три Берега. Ему отлежаться надо. Он их всех разметает, как встанет. Встал бы.

— Ладно, — сказал старик, не раздумывая больше. — Иди за мной.

Льяндо долго шагал за ним по извилистой тропке. Хромой рыбак ковылял медленно. Льяндо успел спохватиться, что не спросил его имени и не назвал своего. Но, верно, имени Джаниарсы было достаточно... Хотя поветрие старик назвал «Аррайсарской заразой», а значит, сам аррайсарцем не был. Или не считал себя. Но тут нечему было дивиться. В бывшем Аравирагнатхе многие по-прежнему считали себя рагнатцами, хотя с тех пор минуло несколько поколений.

...Фравельские солдаты опередили их.

Как? Когда их заметили? Льяндо с досадой закусил губу. Должно быть, за Аданн следили. Река без единой излучины, следить просто. А одна из охотничьих пятёрок могла переправиться раньше.

Пятеро.

Льяндо опустил наземь спящего Джаниарсу. «Проснись! — мысленно взмолился он. — Матушки милые, да разбудите же его!» Неужто Льяндо вычерпал свою удачу до дна? Никому не может быть дано вечной удачи... Принц безмятежно спал. Он будто улыбался чему-то во сне. Льяндо потянул из ножен кинжал.

Пятеро.

Они стояли на дворе старика, на вытоптанной земле, и рядом с ними расхаживали равнодушные ко всему куры, а поодаль жевала сено коза. Пятеро здоровенных фравелов в бригантинах и кожаных шлемах. Они ухмылялись. Один бросил что-то по-фравельски, на деревенский лад проглатывая слоги; Льяндо не разобрал слов. Остальные расхохотались. «Ой, ой!» — заохал напуганный старик. Причитая и божась, он торопливо заковылял куда-то в лес. Льяндо не винил его. Безоружный калека ничем не мог помочь ему. Фравелы на старика не взглянули.

Пятеро.

Это слишком для любого бойца.

С пятерыми одновременно может справиться только маг.

«Что? — подумал Льяндо. — Конец?»

Трое обнажили мечи. У четвёртого был обоюдоострый топорик. Пятый натянул лук.

Он целился в Джаниарсу.

К несчастью, это были умные фравелы. Они знали, на что способен принц-маг. Они не рисковали брать его живым. Даже лежащим без чувств.

Льяндо переступил, загораживая Джаниарсу собой. Насколько хорош лучник? Когда-то Льяндо отменно метал ножи, но походный кинжал Джаниарсы не был метательным и баланс имел скверный. Льяндо решил, что всё равно швырнёт его — чтобы сбить лучнику выстрел. Потом рванётся вперёд. Вооружённые, одетые в железо солдаты не ждут, что на них бросится безоружный. У Льяндо будет мгновение. За это мгновение у кого-то нужно вырвать меч, без меча ему точно конец. Кто из них хуже держится за меч? Деревенщина? Нет. Кто?

...Лучник выронил стрелу и сам рухнул следом.

Вторым упал его сосед, мечник.

В спинах у них были топоры. Точней, в загривках: там, где спина переходит в шею, чуть выше воротников бригантин. Обыкновенные топоры, какие есть в любом хозяйстве. Один топор новенький, другой совсем древний, ржавый.

Позади, невозмутимый, стоял старый рыбак. В левой, здоровой руке у него был ещё один топор.

Боевой.

Все эти наблюдения отняли у Льяндо единственный миг. Нож его уже входил под нижнюю челюсть фравельского солдата. Мелькнул изумлённый взгляд наёмника; жизнь угасала в нём. Льяндо наконец ощутил в ладони рукоять меча. Оставалось двое против двоих, но и старик не терял времени. Его боевой топор поднялся и опустился. Ещё миг — и всё было кончено.

Кончено, но не для Льяндо!

Тяжело дыша, Льяндо уставился на старика.

А тот смотрел на свой боевой топор. Старик выглядел спокойным, даже равнодушным. Он не запыхался в короткой схватке. Он взвесил топор в руке, испробовал в воздухе пару приёмов и с размаху вбил лезвие в плотную землю. Отряхнул руки. И, подняв голову, сказал Льяндо:

— Я любил твою мать.

Ошеломлённый Льяндо не двигался с места.

— Что? — старик усмехнулся. — Конечно, я узнал тебя. Сразу узнал. Её глаза — как вишни, её волосы — как вишнёвое дерево... И две родинки, одна на щеке, другая на шее. У тебя только рот от отца, и челюсть широкая. А ты думал, старый дурак из ума выжил, даже имени у гостя не спросил.

— Нет, — сказал Льяндо, сам чувствуя себя дураком. — Я так не думал.

— Я Вергед, — сказал старый пират. — Я её боцман. Ты меня, конечно, не помнишь. Тебе было три года, когда я играл с тобой. Или помнишь? Я раньше начисто брился и голову брил. Думал, полысею. Так и не полысел. Но сейчас меня не узнать.

Вергед? Льяндо глупо моргал. Имя он помнил, но совсем не помнил человека. Кажется, мать о нём говорила.

Вергед...

Старик тяжело вздохнул.

— Она была одна такая, — проговорил он, точно забывшись, — наша Хида, наша Дама Акула... Гадалка нагадала ей в детстве, что она погибнет из-за любви. Не то что бы она в это верила. Но допускала, что может потерять осторожность в каком-нибудь порту, и тогда её схватят и повесят. И вот как всё обернулось. Она стала княгиней, вырастила детей и погибла, сражаясь за свою страну...

Голос Вергеда дрожал, когда он говорил о возлюбленной. Пять изрубленных трупов вокруг не вызывали у него никаких чувств.

— Этих мы утопим в нужнике, — сообщил между делом пират, оборвал себя и махнул рукой: — А, что я. Совсем одряхлел. Маловат будет нужник для таких кабанов. Но в землю их нельзя — найдут копаное. В реку нельзя — всплывут.

Вергед задумался. Льяндо смотрел на него. То казалось, что образ и вправду всплывает в памяти — один из бойцов матери, бритый наголо, с перекошенными ногой и рукой, но всё равно ловкий, могучий, огромный как гора... то приходила мысль, что Льяндо всё это невольно придумывает на месте.

— Всё, решил, — объявил старый боцман. — Раздеть их надо. Тут рядом живут сомы, этакие звери, мясо жрут — только давай. Ухоронят вместе с костями. А вещи и правда в нужнике утопим. Выбери там себе чего получше. Я как раз новый нужник копаю. Поможешь мне его докопать.

Льяндо откашлялся. Всё это было... неожиданно. Но если он мог помочь старику, конечно, он рад был помочь.

— Сделаю, господин Вергед.

— Ты чего? — обиделся пират. — Какой я тебе господин? Я тебе — дядя!

Льяндо невольно улыбнулся.

— Конечно, дядя Вергед.

— Так-то лучше... — тот вздохнул. — С тех пор как не стало Хиды, на всём свете есть только два человека, на которых мне не наплевать. И это ты и твоя сестра. Как она? Были слухи, что её обратили в птицу.

— Меня тоже обратили, дядя Вергед. Но мой... но Джаниарса... В общем, птицей я бывал редко. А он... он выручит Алинду. Обязательно.

— Значит, будем его беречь. Неси его в дом. А у меня каша на молоке и пирог с рыбой. Что-то у тебя глаза голодные. Пожуём малость, чем Матушки благословили, да и делом займёмся!

Поначалу Льяндо смущался, видя, что старик готовил только на себя, но потом передумал. Раз он оказался в доме своего дяди, можно было и поесть! Вергед улыбался, глядя на него.

— Давай-давай, — подбадривал он. — Потом козу подоить поможешь, молоко тоже всё твоё. И козлёнка я как раз резать собирался. Матушки милые, что за чудо сотворили! Родного человека повстречал и выручил.

Льяндо засмеялся, разделив его радость, и чуть не подавился.

— Ну-ну, — сказал Вергед. — Ты не думай, я тут не голодаю. Рыбы полно и зимой, и летом. У меня коптильня в лесу стоит. Из села приезжают, покупают. Деньги есть! Тебе деньги нужны?

У Льяндо был набит рот, поэтому он только неопределённо помычал.

— Я в коптильню как раз побежал, — словоохотливо объяснял Вергед. — У меня там топоры хранились. Обычные в коптильне, а по старой памяти оружье моё — в сараюшке при ней. Ведь веришь ли, десять дней назад решил, что новый топор мне нужен и сельским сказал, а позавчера мне этот новый топор привезли, я едва его заточить успел. Матушки, это всё Матушки соблаговолили. Не будь у меня третьего топора, неведомо ещё, как бы всё обошлось... Ты прости меня, старого балабола. Ешь спокойно. Я тут один, поговорить-то не с кем.

— Дядя Вергед, — сказал Льяндо, проглотив кусок, — а как ты здесь оказался?

Тот вздохнул и замолчал надолго. Льяндо встревожился: может, не стоило спрашивать? Вергед грустно улыбнулся и запустил пятерню в седую гриву.

— Давно это было, — сказал он.

...Они не верили, что Дама Акула останется на земле. Они видели, как тоскует она по свободе и морю. Целые сезоны она проводила в Лагете, но потом терпение её кончалось, и в единую ночь корабли снимались с якоря, уходили за горизонт. Свирепые пираты любили свою Даму, а многие были в неё влюблены. Они не могли понять, что заставляет её возвращаться к лагетанскому князю Одо, человеку мягкому и скромному, ни разу в жизни не убивавшему. Разве чета он был яростной Хиде? Потом кто-то сказал, что Даме понадобился наследник. На этом сошлись, хотя каждый думал, что лучше ей было выбрать в мужья храбреца и моряка, а не слабого сухопутного князя. Один умник сказал, что Хиде понадобился свой порт и княжеская корона, но эти слова вбили ему в глотку. Хида была не такая.

Они думали, что Дама заберёт сына, когда тот подрастёт, и уйдёт в море. Они играли с маленьким Льяндо и шутили, что однажды он станет их капитаном, грозой морей.

Но Дама понесла второго ребёнка, и стало ясно, что она уже не уйдёт.

Им пришлось выбирать между двумя Дамами — Хидой и морем. И одни остались в Лагете, а другие ушли, дав клятву не нападать на прежних товарищей.

— А я... — Вергед понурился. — Я не хотел смотреть на твоего отца. Я любил её. Но уходить мне было не с кем. Рука, нога... Хида нашла бы мне дело, но она была одна такая. И я ушёл в другую сторону, вверх по Аданн. Жил с тех пор тут тихо. Ну... как тихо. Забрели однажды разбойники из побережных дикарей, стали сельчан обирать. Ну, я их и того. Разбойников. Сельчане ко мне со всем уважением. Вдовушку одну мне сватали, «хозяйка, — говорят, — тебе нужна», а я... нет, не могу. Одна Хида в сердце. Какая мне хозяйка, когда моя Дама — Акула!

Льяндо не знал, что ответить, и опустил глаза.

Он вспомнил. Мать много рассказывала ему и Алинде о своих путешествиях и боях. Пока они были детьми, рассказывала как сказки, потом всерьёз. Она помнила своего храброго боцмана. Он часто стоял с нею плечом к плечу. А ещё он был набожным и всё время поминал Матушек. «Отмахнёт чью-нибудь башку в один удар, — смеялась Хида Акула, — так это, значит, сама Западная Матушка соблаговолила!» Боцман ловко управлялся с абордажной саблей, но ещё лучше — с топорами.

— Вергед Три Топора! — невпопад воскликнул Льяндо и глупо улыбнулся.

Старик расхохотался и довольно сощурился.

— Вспомнил всё-таки.

— Так мама рассказывала, — радуясь, ответил Льяндо.

— Да? — встрепенулся Вергед. — Она рассказывала?..

— Конечно. Даже не верится. Ты — тот самый Вергед!

Старик закрыл глаза и смахнул слезинку.

— То-то я говорю, что Матушки соблаговолили, — пробормотал он. — Два дня, два дня, говорю тебе, как у меня снова стало три топора!.. Ладно, хватит. Что-то я размяк. Сыт? Так пойдём поработаем. Гостей наших уложить надо.

Они трудились до темноты. Льяндо забрал фравельский лук и меч, что попроще. Был меч лучше, но его могли опознать по украшенной рукояти. Вергед припас себе четвёртый топорик. Остальные вещи утопили в нужнике, а тела сбросили в омут, где водились сомы. Вергед придержал Льяндо за руку и показал пальцем: сомов действительно было много и были они огромны. Под речной гладью мелькнули серые спины.

— Не ловлю их и не ем, — сказал Вергед. — Они однажды ребёнка утащили. С души воротит, как подумаю, что съем тварь, которая ела ребёнка.

Вернулись к дому. Вергед зарезал козлёнка и залил его кровью ту кровь, что натекла из ран убитых. Объяснил, что так перебивают магический след. Раз охотники искали принца Джаниарсу, среди них наверняка был маг.

Самого Джаниарсу отнесли в сарай и уложили досыпать в сено.

Сон действительно отпускал принца, хотя медленно и тяжело. Джаниарса метался в неспокойной дремоте, открывал невидящие глаза, тянул к чему-то руки — но не мог одолеть сна и затихал снова. Дождавшись, когда Вергед скроется за дверью сарая, Льяндо крепко прижал к себе Джаниарсу и поцеловал в приоткрытый рот. Принц вздрогнул, губы его шевельнулись, как будто он ответил, и Льяндо поцеловал его ещё раз. Погладил по голове. Теперь, когда Джаниарса больше не казался мёртвым, тянуло к нему неимоверно. Льяндо с трудом заставил себя разжать объятия. Спящий Джаниарса был таким... послушным. Можно было держать его, гладить, целовать как захочется. К тому же Льяндо наконец поел досыта, а от сытости проснулись желания. Ему представилось, как он будет спать в этом сарае, обнимая Джаниарсу, безвольного и податливого... Льяндо окатило жаром. Умом он понимал, что не надо распалять себя, станет только хуже, а принц вот-вот проснётся. Но соблазн был невыносимый.

Длинная грива Джаниарсы свалялась в паклю, в ней запутались травинки и хвоя. Странно: крашеные синие волосы стали, казалось, только ярче. Стараясь дышать не так громко, Льяндо протянул руку и вынул из волос принца сухой колосок. Ресницы Джаниарсы дрогнули.

Вергед окликнул Льяндо со двора.

Льяндо скатился с сена. У него горели щёки. Не выдержав, он ещё раз наклонился к Джаниарсе и поцеловал его в шею под ухом.

Потом он копал Вергеду новый нужник, конопатил стены его домишки, колол дрова (хотя у Вергеда даже с одной левой рукой это получалось ловчее), таскал ящики с рыбой из коптильни и надеялся, что тяжёлая работа вымотает и успокоит его. Но вечером Вергед устроил баню, от которой Льяндо не смог отказаться, а потом накормил «племянника» ужином. Отмывшийся, в чистой одежде, Льяндо сидел во дворе на скамейке, смотрел на звёзды и размышлял, где бы ему устроиться спать, чтобы... подальше от Джаниарсы. В доме у старика второй постели не было, да и чего же лучше, как тёплой ночью поспать на сене... Никогда Льяндо не думал, что у него слабая воля. В его жизни были тяжёлые дни, дни безнадёжности и отчаяния, но слабым — слабым он не чувствовал себя никогда. И в те дни, когда он, измученный и голодный, шёл через лес, когда ему чудилось, что Джаниарса всё-таки умер и сейчас его труп начнёт коченеть, — нет, воля держала его и вела вперёд.

А сейчас...

В тишине и блаженной тьме, под шелест леса и журчание близкой реки. На душистом сене. Рядом с горячим, послушным, сладко дремлющим Джаниарсой... Льяндо боялся, что окажется слабым. Он попытался напугать себя мыслью, что Джаниарса проснётся от его ласк и рассердится, но это только насмешило его. Да это и Джаниарсу бы насмешило...

А у Вергеда, оказывается, где-то стояла бражка. Старый боцман нацедил кружку-другую, успел, похоже, сам выхлестать одну и пришёл к «племяннику» с окончательным угощением. Льяндо попытался отказаться, старик насупился — и Льяндо сдался.

Вергед уселся на скамейку рядом.

— Ты скажи, — попросил он, — ты знаешь что-то... о том, как... как Хида... — и запнулся, замялся, подавился последним словом.

Льяндо кивнул и помолчал. Всё это было давно. Он много раз слышал и сам пересказывал эту историю ещё до того, как попал в плен. Теперь он мог говорить спокойно. Почти спокойно.

— Те, кто дрался на стенах, знали, что их не пощадят, даже если они сдадутся. Командовали трое: мама, Сарния и Давен. Сарния — это была наша магесса, а магов убивают. Давен... помнишь Давена?

— Помню. Знатный был головорез.

— Если бы его взяли живым, то повесили бы как пирата.

— Его в добром десятке портов только и мечтали повесить.

— Он был адмиралом нашего флота и не хотел кончить как простой пират, на виселице. А мама не хотела, чтобы её превратили в оборотницу. Меня там не было, Вергед. И Алинды тоже. Меня мать ещё раньше отправила жечь обозы и резать лагеря по лесам. А Алинда должна была ударить по войскам на марше, на Зимней дороге. Я ничего этого не видел.

— Но ты знаешь.

— Ореллис убил Сарнию и все наши амулеты потеряли силу. Город пал. Но за нами им пришлось гоняться до самой зимы. К нам приходили беглые, рассказывали... Они пытались взять её живой, Хиду Акулу. Не смогли. Потеряли много людей. У пробоины в стене была такая резня, что живые шли по мёртвым. А мама... её узнали только по шлему. И волосам.

Вергед молчал. Слёзы сбегали по его красным щекам и пропадали в бороде. Как будто опомнившись, он уставился на кружку в своих руках и допил её одним глотком.

— Матушка Запада, — прошептал он, — дай ей попутного ветра...

Льяндо поколебался и отхлебнул Вергедовой браги. Крепкая она у него удалась.

«Что там сейчас, — подумал Льяндо, — в Лагете? Там ведь тоже поветрие. Остался ли жив хоть кто?»

Чего добиваются Фравелла и Три Берега? Никакие захватчики не вырезают людей под корень, ведь кто-то должен работать и платить дань. Легенды говорят, что танг-тере ни одного сдавшегося не казнили, а с побеждёнными заключали союзы и писали обетные книги... Но Фравелле пригодится и пустой Аравирагнатх. А чего хотят Три Берега, одним Матушкам ведомо, да самим Берегам.

На верфях Антаки Три Берега строили большие корабли, везли из-за моря пряности и редкие травы и перепродавали их на север. Флот Дамы Акулы защищал торговцев в пути. Брал немалую плату. Уцелевшие корабли достались аррайсарцам. Как пошло дело с платой, Льяндо не знал.

Что же, им нужны только земли? Земли без людей?

И что на это скажут Камни Собрания?

Льяндо вдвое острей захотелось, чтобы Джаниарса проснулся. В магии Собрания он уж точно понимал больше.

На пьяного Вергеда снова накатило, теперь с другой стороны.

— Слушай, — ахнул он, — я тебе денег дам!

— Да есть у нас деньги, дядя Вергед.

Тот отмахнулся.

— У меня сундук денег скопился, — принялся толковать он, — а на что они мне? Льяндо, я старый. Я умру скоро. Куда эти деньги, кому? Лучше я тебе их отдам.

Льяндо фыркнул.

— Как я, по-твоему, этот сундук потащу?

— Коня купишь. Двух. Трёх, вьючный тоже нужен.

— Где?

— В селе. Там хозяйство крепкое, кони есть.

Льяндо покачал головой.

— Я не знаю, что дальше будет, — сказал он. — Может, Джаниарса завтра встанет. Тогда всё будет, как он скажет. У него золото есть, да ему безо всяких денег и коней отдадут, и чего понадобится. Он же принц. Тут всё его.

— А если не встанет?

— Фравелы придут сюда ещё раз. Может, снова пятеро, а может, целый отряд. И мы с тобой с ними не справимся, дядя Вергед. Я видел, тот лучник в Джаниарсу целил. Им велено живым его не брать. Прирежут его — и нас заодно. Так что... нельзя нам здесь оставаться, дядя. Все пропадём.

Вергед закряхтел и заохал. Сгорбился, поставил наземь пустую кружку. Было уже совсем темно.

— Ладно, — решил он, — иди спать, утро вечера мудренее. Я покараулю. Пошёл бы я сейчас в село за конями, да ноги у меня полторы! И караулить кто-то должен. И поспать тебе надо. Если Матушки соблаговолят, никто сюда ночью не придёт. Эх, старый Вергед! Не зря, не зря в лесу столько лет торчал, это всё Матушек промысел, всё их воля!.. Льяндо, чего ты сидишь? Не гляди на меня, иди спать. Привык я, вишь, тут сам с собой разговаривать.

Льяндо улыбнулся и послушался.

День, полный труда и тревог, вымотал его. Шагая к Вергедову сараю, Льяндо чувствовал, что валится с ног и уснёт, едва приклонит голову. Но перед полуоткрытой дверью он всё равно остановился в нерешительности. Ночь выдалась почти летняя, под небом было свежо, но не холодно. Можно было вытащить наружу охапку сена и лечь здесь. К тому же любой подозрительный шум Льяндо так мог услышать раньше.

А как объяснить это Вергеду?

Льяндо поморщился. В конце концов, он не обязан объяснять. Захотел спать снаружи, и всё.

...На самом деле хотелось внутрь. К Джаниарсе.

Очень хотелось.

Льяндо тихо выругался и сел наземь, привалившись спиной к дощатой стене сарая.

Он хорошо видел в темноте. В ясные ночи ему хватало звёздного света. Сейчас в вышине сверкали щедро рассыпанные огни... Льяндо засмотрелся на них. Вспомнилось, как мать билась с ним, пытаясь научить его читать звёздную карту. Льяндо улыбнулся. Мать, конечно, знала все звёзды, ей не раз доводилось вести по ним корабли. Но Льяндо был безнадёжен. Иное дело Алинда! Сестра всему выучилась за несколько ночей. Она и вправду могла бы стать новой пиратской королевой.

Так могуч духом и телом был старый искалеченный боцман, так отчаянно и упрямо он любил свою Даму, что здесь, у него дома, она была как будто ещё жива.

Льяндо увидел, как мать идёт к нему от реки.

Она появилась на тёмной тропинке меж елей. Она была моложе, чем он помнил её. «Глаза как вишни, — прошептал где-то голос Вергеда, — волосы как вишнёвое дерево...» На ней был мужской костюм, который она носила в море, и сабля в ножнах на поясе. Хида улыбалась сыну. Она казалась совсем настоящей, и только подошвы её сапог не касались земли...

Она приблизилась и положила ему на плечо тёплую руку. Присела на корточки, заглянула в лицо.

Льяндо понял, что спит.

Ему нравился этот сон. Льяндо не был суеверен и не боялся видеть во сне дорогих мёртвых. Он рад был ещё раз встретить мать, хотя бы так...

Мама должна была приласкать его, попрощаться и уйти... наверное.

Но она смотрела ему в глаза твёрдым взглядом, и тёплые пальцы крепче взялись за его плечо. Льяндо смутно удивился во сне.

«Мы заперты, — чётко произнесли губы Хиды, хотя вокруг не было звуков, кроме шелеста леса. — Мы связаны. Освободи нас!»

Дрожь охватила Льяндо.

— Кого? — прошептал он.

И нахлынуло: будто все воды мира обрушивались с небес.

Мы, она, он, я.

Стеклянный туман Безвременья.

Круг Камней на берегу реки.

Мелкое суетливое Солнце.

Громадные горы, к которым невозможно приблизиться.

Льяндо был там, он был в Безвременье, куда открыта дорога лишь магам. Он не был магом. Но он там был.

Я, она, он, мы!

«Хозяева Земли. Камни Собрания. Мы связаны и заперты. Он должен освободить нас!»

Мать встала. Теперь её рука лежала на рукояти сабли, лицо стало суровым. Не двигаясь, Льяндо смотрел ей в глаза. Она давала ему приказ. Как тогда, в войну. Что-то перевернулось в его груди. Что-то замкнулось и окрепло, стало железным.

Хида смерила сына взглядом и кивнула.

— Кто? — беззвучно спросил Льяндо.

...И с судорожным вдохом — проснулся.

Никого не было вокруг, лишь ветер шумел в кронах да пела свою песню Аданн... Льяндо ошибся: когда вечер истаял, стало по-настоящему холодно. Сидя на голой земле, он продрог до костей. Он встал и прошёлся, разминая мышцы. «Кто? — повторял он снова и снова, — кто?»

Он понял, о чём говорила мать и чего та хотела. Понял всё, кроме единственного: кто из двоих должен освободить мертвецов, погребённых под Камнями?

Джаниарса или Акреш-Шер?

...Притворив за собой скрипнувшую дверь сарая, Льяндо несколько мгновений стоял неподвижно, привыкая к густому мраку. Все звуки отдалились. Свежее сено одуряюще пахло. Оно громоздилось копнами до самой крыши. На сене спал, разметавшись, Джаниарса, Любимый Принц.

Прихватив одеяло, Льяндо вскарабкался на сено и лёг рядом с Джаниарсой, обнял его со спины и притянул к себе. Джаниарса вздохнул во сне. Льяндо прижался лицом к его волосам, поцеловал его в ухо — и мгновенно провалился в глубокий сон без сновидений.

Ему казалось, что он открыл глаза спустя несколько минут. Но уже давно рассвело. На дворе квохтали куры. Мекала коза — звала своего козлёнка. Вергед что-то ворчал: то ли отвечал козе, то ли говорил сам с собой. Сквозь щелястые доски сарая пробивались солнечные лучи.

Во сне Льяндо даже не пошевелился. Рука под телом Джаниарсы затекла, он долго разминал её, когда поднялся. Сам Джаниарса по-прежнему спал. Наклонившись, Льяндо поцеловал его в висок — и Джаниарса почувствовал это. Он пробормотал что-то во сне. «Вот-вот проснётся, — подумал Льяндо и тут его осенило: — Вода!» Он собирался пойти умыться. Джаниарсе тоже умыться не помешает! Рассмеявшись, Льяндо отправился за водой.

— Я большой горшок нашёл! — радостно сообщил ему Вергед. — Каши наварил на всех. Что принц-то, не побрезгует нашей кашей?

— Не побрезгует, если проснётся, — ответил Льяндо так же весело. — А где у тебя ведро чистое, дядя? Я надумал принца моего умыть.

— Это дело, — одобрил Вергед и вынес маленькое деревянное ведро. — Эй, ты чего, к реке собрался? Да ну тебя. Видишь тропку? Там колодец.

Посмеиваясь, Льяндо вошёл с ведром в сарай и от души окатил Джаниарсу ледяной колодезной водой.

Тот вскрикнул и подскочил.

Льяндо бросил ведро и кинулся к нему.

Джаниарса со стоном упал ему на руки. Он как будто силился открыть глаза, но что-то не давало. Но он проснулся! Он прижал руки к лицу, смахнул холодные капли, зевнул и принялся отчаянно чихать. Улыбаясь до ушей, Льяндо тормошил его и звал по имени. Джаниарса ругался заплетающимся языком. Помотав головой, он перекатился на живот, потом обратно на спину. Выгнулся. Потянулся... Льяндо подобрал ведро и зловеще им поиграл. «Если сейчас не проснётся, — решил он, — принесу второе».

Джаниарса вновь потянулся и застонал. Открыл глаза, моргнул с усилием. Видно было, что он плохо понимает, где находится. Растерянным, мутным взглядом он обвёл сарай, сено, вилы и грабли, висящие на стене...

И ясно, отчётливо проговорил:

— Акреш?

Льяндо точно под дых ударили.

Оцепенев, он стоял, глядя на принца. Джаниарса просыпался: тёр кулаками глаза, зевал, встряхивался... Он наконец вернулся. Он был здесь, рядом.

А радости Льяндо здесь больше не было.

Он столько времени провёл наедине с Джаниарсой. Он так крепко держал его, обнимал, носил на руках... целовал его. Он успел свыкнуться с чувством, что Джаниарса действительно принадлежит ему. Это не было мыслью, он не думал об этом словами, только чувствовал; и оттого сейчас ему стало ещё тяжелей. То, что поддерживало в нём надежду, исчезло как морок. Льяндо осознал вдруг: ему только чудилось, что всё изменилось.

Он это выдумал.

Ему казалось, что их с Джаниарсой теперь связывает нечто иное, чем прежде. Казалось, они через столько прошли вместе. Но это было не так. Джаниарса спал. Он ничего не знает. Для него всё по-прежнему.

У него есть Акреш.

Чёрная злоба охватила Льяндо. Джаниарсу захотелось ударить. По губам. По губам, которые так хотелось целовать.

Вот она, справедливость.

Вот она, благодарность.

Вылезешь вон из шкуры, спасая аррайсарского ублюдка, и получишь взамен чужое имя.

Льяндо не двинулся с места.

— Акреш в приюте Леверенн, — сказал он. — Ты в доме рыбака на берегу Аданн.

Джаниарса сел. Он часто моргал и выглядел беспомощным.

— Льяндо?

— Да.

Принц вздохнул. Он не торопился спросить, что произошло. Должно быть, соображал пока туговато. Он запустил пальцы в волосы, обнаружил, во что превратились его волосы и нелепо улыбнулся.

— Придётся отрезать, — пробормотал он.

«И ни слова благодарности, — подумал Льяндо. Всё вокруг казалось ему серым. —Да. Джаниарса вернулся».

— Рыбака зовут Вергед, — сказал Льяндо ровно. — Он мой дальний родич. Завтрак готов, приходи.

Он споткнулся обо что-то, выходя из сарая, и выругался сквозь зубы.

А Вергед шёл ему навстречу, и лицо старика было суровым. Один топор был у него за поясом, второй — в руке. «Фравелы!» — понял Льяндо и ощутил мрачную радость. Фравелы пришли вовремя.

Он хотел убивать.

— В лодке приплыли, — едва слышно сообщил пират. — Идут сюда. Лодка одна.

Льяндо широко улыбнулся.

Мгновения не прошло, как он стоял вооружённым и накладывал стрелу на добытый лук. Превосходно! Раз лодка одна — значит, солдат не может быть много. В здешних лесах фравелам тяжко, кто-то из них уже заблудился и его искали. Это очередная пятёрка, они отправились на поиски пропавших. Верно, тех ждали на каком-то условленном месте, но они не пришли...

— Скройся, — велел ему Вергед. — Попробую отбрехаться. Руку-ногу покажу, поохаю. Дурни верят.

Льяндо кивнул и ушёл к сараю. Краем глаза он заметил, как Вергед складывает свои топоры в траве под скамейкой.

Но это оказались не солдаты, а соседи Вергеда из села в верхнем течении Аданн.

Льяндо сплюнул от досады, отстёгивая с пояса меч. Драки хотелось не только для себя, но и для Джаниарсы. Пусть бы замарал руки кровью. Пусть бы он хоть так догадался, через что Льяндо пришлось пройти...

Вергед добродушно болтал с соседями. В селе у соседей был кузнец-трудяга: хлебом не корми, дай молотом помахать. Родичи кузнеца плыли сейчас на ярмарку в Морелу Болотную, везли на продажу проволоку и всякую железную мелочь. Лодку тоже собирались продать, а возвращаться на попутной телеге с соледобытчиками. Морела Болотная была мелким фравельским городишком невдалеке от Антаки. Во время ярмарок она вырастала вчетверо. Своих кузнецов там хватало, но такую отличную проволоку никто делать не умел. К Вергеду соседи тоже завернули с товаром — предложили рыболовных крючков. Вергед немного поторговался, в цене сошлись, старик поковылял за монетами.

Льяндо постоял немного — и вскинулся.

Соледобыча?

Морела Болотная?

Соль в этой части света добывали под Антакой. Там было солёное озеро — древний морской залив, сейчас медленно умиравший. Другую соль пришлось бы везти невесть откуда: из-за гор восточнее далёкого Велидде, из пустынь на западном краю континента. И если сельские торговцы точно знали, что обратно поедут с соледобытчиками — значит, в Антаке добывали соль прямо сейчас!

Значит, в Антаке больше не было заразы.

Антака не опустела.

В ней жили люди, много людей, достаточно людей, чтобы добывать соль и продавать её. Антака была лагетанским городом. Хотя от Лагеты её отделяло широкое устье Аданн, но в Антаке тоже свирепствовала недавно болезнь...

Льяндо медленно выдохнул и вдохнул. «Джаниарса», — подумал он. Принц-маг надорвался, творя своё заклинание, но заклинание не прошло бесследно. Быть может, оно не прекратило мор в один миг, но мор ослабел... Джаниарса чертил карту вместе с Лагетой.

Льяндо стиснул зубы. Во рту стало горько.

Карта Лагеты на минрайском песке. Сабля на поясе Хиды Акулы... Льяндо любил свою родину и свою мать. Любовь Вергеда позволила матери на минуту вырваться из царства мёртвых. Мать дала Льяндо приказ и одарила твёрдостью, чтобы исполнить его. Льяндо чувствовал силу. Она облекла его сердце, словно доспех.

Достаточно. Достаточно этой любви.

О любви к Джаниарсе ему лучше забыть.

Джаниарса любил Акреш-Шера. Но Джаниарса чертил карту вместе с Лагетой, Джаниарса должен был освободить Хозяев Земли или помочь Акреш-Шеру сделать это. И поэтому Льяндо был им должен...

Не выдержав, Льяндо вышел к Вергеду.

Сельчане с любопытством уставились на него. Все они были лесовиками-минрайцами: светловолосые, с пышными бородами и глазами чуть навыкате. До того похожие друг на друга в своих одинаковых белых рубахах, что хотелось проморгаться: никак двоится в глазах? Льяндо уставился на кушаки минрайцев. Хотя бы подпоясывались они по-разному.

— Да вот племянник приехал навестить! — объявил Вергед.

Но в брошенном коротком взгляде его блеснула сталь, и косматая бровь нехорошо шевельнулась. Льяндо понял, что вышел зря. Прятаться было уже поздно, и он поторопился спросить:

— А что, как поветрие? Не боитесь?

Лесные жители переглянулись.

— Во Фравеллу поветрие не дошло, — ответил тот, что казался помладше.

— А Антака? Я, прощения просим, про соль слышал...

— А что тебе до Антаки?

Льяндо всплеснул руками.

— Да родные у меня там!

Минрайцы снова переглянулись. Они напоминали выводок каких-то зверей, принявших человеческое обличье.

— Надёжно не знаем, — ответил на этот раз старший, лысый, — а врать не будем. У Вадо-солевара трое детей от поветрия умерли. У Рейяндо, тоже солевара, вся семья слегла, антаканцы думали уж, кончились они совсем, дом хотели сжечь, — а они встали. Младенчика потеряли только. А сам Рейяндо уже совсем здоров и работает. А жена его хворает, но ей лучше.

— Значит, — переспросил Льяндо дрогнувшим голосом, — от поветрия выздоравливают?

— Поначалу всех косило, — сказал старый минраец, — а потом... то ли Матушки смиловались, то ли всех выкосило, кому судьба такая была. Теперь слышно, кто жив остался, люди встают.

Льяндо только кивнул. Спохватившись, кивнул глубже, поклонился минрайцу. «Джаниарса, — думал он, — Джаниарса...»

Вергед придирчиво осматривал крючки. Один вернул минрайцам и недолгое время с ними препирался. Особенно упрямиться они не стали. Наконец, минрайцы распрощались и ушли обратно к своей лодке. Вергед посмотрел на Льяндо и выразительно постучал пальцем по виску.

«Что?» — одними губами спросил Льяндо.

— Да они же высматривать пришли, — прошипел Вергед ему на ухо. — На кой им мне крючки продавать, на ярмарке дороже возьмут!

Льяндо покаянно покачал головой.

— Виноват, дядя Вергед.

— Виноват, это верно! — бросил пират и внезапно смягчился: — Что там! — сказал он. — От родни и беды бывают, так уж жизнь устроена.

— Что теперь?

— Сам думай, — сказал Вергед, — не маленький. Я всяко с тобой. Хочешь здесь ждать солдат, с тобой вместе драться буду. Хочешь уходить — забирай мой сундук серебра. Хочешь лодку — отдам. Но решать — решать ты сам будешь.

Льяндо улыбнулся. На миг ему почудился в словах старого пирата голос матери.

— Спасибо, дядя.

Вергед хлопнул его по плечу и ушёл в дом.

***

В каком-то неведомом сарае Джаниарса лежал на сене и смотрел в потолок. Потолка, собственно, не было, была крыша из дранки. Джаниарсу мутило, кружилась голова, хотелось уснуть снова. Несколько раз он сдавался и закрывал глаза, но уснуть уже не мог. Очень хотелось пить. Очень хотелось вымыться и сменить одежду. Всё сильнее хотелось в нужник, и Джаниарса наконец поднялся на ноги. Мысли едва шевелились в голове, и искать отхожее место он не стал, просто зашёл за дерево.

Приведя одежду в порядок, он привалился к этому дереву и какое-то время просто дышал. Подкатывал и отступал обморок. Наплывали обрывки странной, точно чужой памяти: величественная женщина, подобная королеве... другая женщина, в золотых украшениях, прекрасная как цветок и немая... золотоволосый велидец с поразительно знакомым лицом, его спутник, могучий и суровый, и Акреш... Акреш-Шер! Он был там, он сидел у костра и что-то спрашивал, а королева отвечала ему, и следом спрашивал её о чём-то сам Джаниарса, но о чём?..

Голова заболела. Джаниарса застонал, сжимая виски. Откуда-то возник Льяндо, обругал его — Джаниарса не разобрал слов, — взял его за плечи и куда-то повёл. Джаниарса подчинился. Льяндо посадил его на скамью, принёс миску с едой. Пахла еда хорошо, но Джаниарсу всё равно чуть не вырвало от запаха, и он отказался. Тогда Льяндо принёс кружку ледяной воды и напоил его. Потом влил в него ещё кружку и, кажется, третью... В голове стало яснее, но мучительная слабость пригибала к земле. Джаниарса уронил голову на плечо Льяндо. Тот застыл, как каменный.

Джаниарса закрыл глаза.

— Когда-то очень давно наш мир и мир Цветов столкнулись и слились.

Аш-Шерийяр подняла руки.

Два огромных мыльных пузыря возникли перед ней в воздухе, и внутри каждого можно было различить горы, леса, луга, укутанные туманной дымкой. По бокам пузырей скользили радуги. Медленно пузыри плыли один к другому и наконец соприкоснулись.

— Был чудовищный катаклизм, но люди не сохранили памяти о нём. Слишком много минуло времени. Память полностью изгладилась — если вообще была. Иные считают, что само человечество появилось благодаря этому столкновению, а до него на Земле не было разума.

— Безвременье — это родной мир Цветов? — понял Джаниарса.

— Да.

Аш-Шерийяр помолчала. Костёр пылал перед ней, как алый цветок.

— Цветы много старше нас, — сказала она, — и живут они медленней. Но даже у Цветов об этой катастрофе сохранились лишь смутные сказки. Ветры дрожали, говорят они, и Солнце содрогалось как больное тело, и вода стала горькой на вкус... Итак, миры слились, хотя и не до конца. Они стали едиными и разделёнными одновременно. Они были как воздух позади воздуха... Шло время, и они становились всё ближе. Наконец самые одарённые маги Цветов обнаружили, что могут прорастать в двух мирах сразу.

— Да! — горячо воскликнул Джаниарса, — и точно так же только маги людей могут войти в Безвременье.

— Не вполне верно, — ответила танг-тере. — Но я вернусь к этому позже. У Цветов не было никаких особенных целей. Их вело обычное любопытство. Они... — и Повелительница улыбнулась. — Мы с ними похожи больше, чем кажется. Поэтому мы всегда могли понять друг друга. Странно, не правда ли? Мне всегда это казалось чудом.

Очарованный Джаниарса кивнул.

— В одних странах Цветам поклонялись как божествам, — продолжала она, — в других — боялись и держались от них подальше, а танг-тере заключили с ними союз и стали друзьями. Это было большой радостью для обеих рас. Мы беседовали. О, как много мы беседовали обо всём на свете! — и величественная Аш-Шерийяр зажмурилась, как восторженная девчонка. — Мы творили общую магию, более могучую, чем можно представить. Мы внимали друг другу и делились мудростью: нашей, быстрой мудростью горячей крови и их, медленной мудростью великих Растений. И после, когда мы обнаружили, что...

— Джаниарса!

— А?..

— Джаниарса, проснись!

— Что? — выдохнул принц-маг.

— Проснись, чтоб тебя!

Льяндо тряс его за плечи. Джаниарса застонал: два мира рвали его разум на части, воздух не мог течь спокойно позади другого воздуха. Лица Эстрео, Тенгера, Ануш-Шер и их общего сына мелькали, сменяясь перед ним...

— Джаниарса!

Старый Вергед заливисто хохотал.

— Держи! — твердил он, — держи его крепче, королевича твоего, особливо когда в нужник пойдёт. А то ведь уснёт и утопнет, чего доброго!

Льяндо выругался.

— Прости, — выдавил Джаниарса.

Льяндо как будто смягчился.

— Ну, что тебе? — спросил он. — Ещё воды? Или заставить тебя писать и читать, как Алинду?

Джаниарса глубоко вздохнул. Льяндо и вправду крепко держал его. Невольно и вряд ли понимая, что делает, оборотень вытаскивал его из Безвременья... Не то что бы Джаниарсе хотелось этого. Но он понимал, что должен проснуться. Вергед смеялся, Льяндо цедил ругательства, но обоих тревожило что-то близкое и грозное. Они нуждались в защитнике.

— Две вещи, — велел Джаниарса, одолевая сон. — Воды. Но не пить. И говори... расскажи... где опасно.

Вергед промычал что-то удивлённое и уважительное.

Льяндо расцепил объятия и Джаниарса упал на скамью. Он больно ударился локтем и опёрся об эту боль, выталкивая себя из сна. Внезапная тоска охватила его, и была она одновременно тоской по силе и мудрости Аш-Шерийяр, оставшейся в Безвременье, и тоской по теплу и твёрдости рук Льяндо. «Позже», — подумал Джаниарса. Позже он сможет вернуться к обоим...

Льяндо, как обычно, понял Джаниарсу с полуслова.

Он принёс ведро воды и безжалостно окатил принца с головы до ног. Стало холодно и мучительный сон отступил ещё на шаг. Потом Льяндо сел рядом, так же безжалостно оттолкнул Джаниарсу, которого потянуло снова улечься ему на грудь, и сказал:

— Три Берега отправили за нами фравельских наёмников. Один отряд уже отправился рыбам на корм. Но их много.

— Три Берега? — переспросил Джаниарса. — Ты уверен?

— Помнишь Керунсу?

— Конечно.

— Он мёртв. Фравелы под геральдикой Республики убили его и вырезали весь гарнизон. Я договорился с Гнедым и он направил их по ложному пути. А я... — и Льяндо вдруг замолчал.

Джаниарса не обратил на это внимания.

Он знал, что происходило потом. Повелительница танг-тере показала ему. Принц задумался, что делать теперь и как лучше поступить. Если Льяндо сумел расправиться с несколькими, значит, у этих нескольких не было магических амулетов. Может, Три Берега и нашли наймита в Танг Дане, но он не настолько силён... Или Ореллис всё же не совсем бесполезен? Он ведь столетиями защищал земли Аррайсары, его заклятия не могли развеяться в один миг. В любом случае фравельские охотники обречены. Нужно смотреть дальше и выше.

Кто стоит за ними?

— Им велено тебя живым не брать, — сказал Льяндо.

«Неудивительно», — мрачно подумал Джаниарса. Тряхнув головой, он сел прямо. Осмотрел дощатый стол Вергеда, нашёл кружку с водой и подтянул к себе.

Если за охотниками стоит маг, он не сможет скрыться от взора. От взора Джаниарсы смог бы скрыться лишь один из владык Танг Дана.

Принц бросил заклинание в воду.

Сменялись мгновения. Вода оставалась прозрачной.

Джаниарса никого не видел.

Неужели один из величайших? Сердце гулко застучало в груди. Кто? Кельфранни? Энхтайван? Джаниарса закусил губу. Энхтайван был высокого роста, но Орию убили совсем рядом с его башней, наверняка он видел, что происходит... Нет, не может быть. Любой из хозяев Башен прикончил бы их всех в два счёта. И не стал бы отправлять солдат на заведомую гибель, зачем?..

Озадаченный Джаниарса кинул на кружку ещё одно заклинание.

Оно было не столь могучим, но более чутким. Оно должно было указать присутствие чужой воли, но не источник воли. Оно не касалось источника, и потому...

Ничего.

Если это вправду были Кельфранни или Энхтайван, они могли укрыться и от такого заклятия. Но...

Нет, нет. Только не это.

Джаниарса рывком поднял себя со скамьи. Он не мог верить, не хотел верить. Он прошатался к двери, распахнул её и выпал наружу. В последний миг уцепился за косяк, чтобы не упасть на самом деле. Глубоко дыша, одолевая головокружение, он озирался. Вода и растения — женская магия, женская в своей сути. Мужская магия — молнии и огонь.

Да! Сено! Джаниарса нашарил взглядом клок сена посреди вытоптанного двора. Может, коза обронила его здесь, или Льяндо... Вергед...

Джаниарса швырнул заклинание.

Сухое сено должно было вспыхнуть как факел.

...Бормоча проклятия, Джаниарса тщательно вычертил заклинание в воздухе. Он плохо соображал сейчас. Он мог допустить ошибку. Направить волю не под тем углом и промахнуться, пусть он считал, что не может промахнуться даже во сне...

Сено.

Сухое сено на сухой земле.

С ним ничего не случилось. Совсем ничего.

...От ужаса потемнело в глазах.

Льяндо вышел следом и долго смотрел, как принц-маг вычерчивает углы заклятия. Сначала он чертил их в воздухе. Потом, простонав невнятное ругательство, опустился на четвереньки и стал чертить на земле пальцем. Потом, шатаясь, пробрёл по двору к плетню, нашёл под ним какой-то прутик и начал чертить прутиком, очень медленно, аккуратно, трижды проводя каждый мелкий штрих.

— Нет! — повторял он всё громче, — нет, нет! — и в голосе его звучали уже рыдания.

Наблюдая за этим, Льяндо догадывался, что произошло.

Ему тоже не хотелось верить... Но если по чести, то он не особенно удивился. Он не разбирался в магии, и всё же это казалось понятным: Джаниарса надорвался над своим последним заклятием и много дней провёл в неестественном сне, похожем на смерть. Он долго просыпался и не проснулся ещё до конца. Чему удивляться, что его магия тоже заснула и не проснулась?

Скверно, конечно. Очень скверно. Вокруг полно охотников на людей. Льяндо рассчитывал на силы принца. Что ж, ему снова придётся рассчитывать только на свои силы. И на помощь Вергеда в ближайшие дни... По крайней мере Джаниарсу больше не придётся тащить на себе. Уже облегчение.

Сколько времени будет просыпаться его магия?

Неделю? Месяц?

В любом случае надо убираться отсюда, и убираться подальше от Аррайсары. Джаниарсу приказано не брать живым, а сейчас он уязвим как обычный человек. Яд, клинок, стрела или чужая магия... Если покончат с ним, погибнут и все надежды Льяндо. А Льяндо должен освободить сестру, и отца, и мать вместе с Камнями Собрания.

Льяндо тяжело вздохнул и погрузился в размышления.

Джаниарса тем временем совсем отчаялся и просто сидел на земле, бессильно глядя на вычерченные углы. Из дома вышел Вергед, поглядел на него и покачал головой. Оглянулся на Льяндо.

— Так я пойду за конями, — сказал он.

— Да. Спасибо, дядя Вергед.

— Благодарить будешь, когда вернусь целый, — проворчал Вергед и прибавил с усмешкой: — Ну, не плоше, чем сейчас.

Льяндо кивнул.

Вергед ушёл за дом, переобулся в сапоги и накинул плащ с капюшоном. Под плащом звякал металл. Подмигнув, старый боцман показал Льяндо тугой кошель на поясе и боевой топорик рядом с кошелём. Льяндо улыбнулся.

Дождавшись, когда Вергед скроется в лесу, он подошёл к Джаниарсе. Тот сидел, оцепенев. Он вздрогнул, когда Льяндо положил руку ему на плечо. В его взгляде, устремлённом на Льяндо снизу вверх, было столько растерянности и горя, что Льяндо забыл о своих обидах.

— Ну, — сказал он и сел рядом.

Ветер налетал порывами и бил всё крепче. Собирался холодный осенний дождь. К северу небо над лесными кронами темнело и уходило в черноту. Там зрела жестокая гроза. Но ветер дул с востока и уносил грозу на запад, в Минрай и Марсеммеш. Здесь только прольётся дождь...

— Что теперь? — шёпотом спросил Джаниарса.

Льяндо пожал плечами. Он не смотрел на принца.

— Твоя магия спит, — сказал он. — Когда она проснётся? Кто-нибудь может это... ускорить?

— Спит? — эхом повторил Джаниарса. — Хорошо, если так... Ускорить? Если кто-то и знает о таких вещах, то... Танг Дан! — Джаниарса вскинулся. — Льяндо, нам нужно вернуться в Танг Дан! Как можно скорее.

— Нет, — сказал Льяндо. — Туда нам точно не надо.

— Почему?

Льяндо хмыкнул.

— Ты помнишь, как тебя выставили оттуда? Понимаешь, почему? Им очень... удобно то, что ты лишился сил.

На мгновение Джаниарса замер — и поник. Он выглядел уничтоженным. Раздавленным. Он весь подобрался, точно пытался стать меньше, и Льяндо стало его жалко.

— Думай, — Льяндо потрепал его по спине. — Куда теперь? Где ты сможешь хотя бы переждать? Не в Аррайсаре. Здесь на тебя объявлена охота.

Джаниарса обхватил себя руками за плечи.

— У меня родные в Диюрагнатхе, — проговорил он, глядя в землю, — через бабушку Улидис... И в Велидде, конечно.

— Диюр граничит с Тремя Берегами.

— Да, это опасно...

— И у них могут быть тайные союзы.

— Они наверняка есть, — Джаниарса вздохнул.

— Значит, отправляемся в Велидде?

Джаниарса поднял глаза на Льяндо. На лице его была теперь глухая печаль.

— На самом деле... — хрипло сказал он, — на самом деле как ты решишь, Льяндо. От меня сейчас толку нет.

«Дожили! — подумал Льяндо и сдержал горькую усмешку: — А ведь я об этом мечтал. Почти об этом... Акреша в моих мечтах точно не было». Но, так или иначе, он должен был выручить Джаниарсу. Льяндо полагал, что магия его проснётся через месяц-другой... пусть через полгода, но проснётся. Ждать этого часа будут многие.

А многие не станут его дожидаться.

За шумом ветра в лесу почти невозможно было услышать шаги. Но Льяндо умел слышать.

Медленно он поднялся на ноги, вспоминая, где они с Вергедом побросали оружие. Лук? При таком ветре? Нет, лук без заклятия точного выстрела сейчас только выдаст его прежде времени, а заклятия на фравельском луке нет. Вергед оставил два топорика. Успеет ли Льяндо за мечом?

Джаниарса! Джаниарса, лишённый магии!

Льяндо без лишних слов взял принца за шкирку и вздёрнул его на ноги. Ошеломлённый Джаниарса не сопротивлялся.

— В дом, — приказал Льяндо. — Запрись изнутри.

— Что? Льяндо!..

— Быстро!

Льяндо толкнул его, но Джаниарса медлил, не понимая, что происходит. Выругавшись, Льяндо оттащил его к двери и запихнул за неё. Наклонился к скамье и поднял из высокой травы топоры.

«Сколько? — думал он. — Болван их командир или умник? Он отправил минрайцев присмотреться, значит, не такой уж болван. Но что сказали ему минрайцы? Они увидели у Вергеда гостя-родича. Они знают Вергеда и знают, что у него сроду не бывало гостей, кроме соседских сельчан, и родичей поблизости нет. Но Джаниарсу они не видели. Только меня».

Единственный подозрительный тип. Льяндо ухмыльнулся. Но по виду он — боец... быть может, старинный Вергедов приятель-пират.

Охотники дождались, пока Вергед уйдёт по делам.

Скорей всего, это ещё одна пятёрка. Они обеспокоены исчезновением собратьев, но они выслеживают одного человека. Пятерых на одного вполне достаточно. Вряд ли они позвали подмогу...

Льяндо уже слышал троих. Они подходили с разных сторон, чтобы не дать ему скрыться в лесу. Судя по расстоянию между ними, это действительно была пятёрка.

Усмехнувшись, Льяндо бросился по тропе вслед за Вергедом.

Он не собирался бежать. Он собирался зайти с фланга.

«Фравелы — не лесовики, — думал он, на бегу пригибаясь всё ниже. — Это их беда». А умный командир из Трёх Берегов, может, и рад был бы нанять минрайцев, да только настоящий лесовик никогда не станет охотиться на безвинного человека. На убийцу и насильника — возможно, но потребуется ещё доказать и убедить, а кто же в таких делах станет верить чужим солдатам? Для солдата-захватчика нет врага страшнее лесного жителя. Даже в поход на Лагету минрайцы не пошли, хотя приказывал сам король. Их там были единицы и те — горожане...

Льяндо свернул с тропы и углубился в лес.

Счастье, что осень едва тронула эти земли и листва густа...

Фравельский солдат был здоров как бык, на голову выше Льяндо. Он шёл, ломая кусты, и пыхтел от досады. Он долго бродил по бурелому в тяжёлых доспехах, вес их измотал его и солдат сутулился. Он смотрел прямо перед собой.

Льяндо он так и не увидел.

Лагетанец скрылся за могучей сосной и выскользнул из-за неё в единственный точно рассчитанный миг. Льяндо бил сверху вниз и это был плохой, опасный удар, не будь солдат таким уставшим, мог бы его заметить. Но у фравела уже темнело в глазах — и окончательно потемнело, когда топор старого Вергеда разрубил ему шею. Льяндо слегка придержал мертвеца, чтобы падал потише.

Не медля, он устремился дальше.

Второй фравел заметил его. Он шёл, положив стрелу на лук. Он, верно, был неплохим лучником, и это его погубило. Если бы он закричал, то дал бы остальным шанс — если не прикончить Льяндо, то хотя бы разбежаться. Но фравел верил в свой лук и попытался прицелиться — а ветер дул, дул порывами, и целился фравел слишком долго. Льяндо обошёл стрелу и мощным ударом снёс фравелу полголовы.

Третий фравел выбрался на тропу, которая вела от Аданн к Вергедову хозяйству. Он настороженно озирался. Льяндо просто подошёл к нему сзади.

Оставалось двое.

И этих двоих Льяндо не слышал и не видел.

Мгновение он колебался, потом вновь скрылся за деревьями и рванулся обратно. Где бы ни были эти двое, они шли к дому.

Он почти опоздал.

Джаниарса, бестолковый Джаниарса не смог поверить в собственное бессилие! Он не стал запираться. Он вообще не стал прятаться. Он открыл дверь и вышел на крыльцо, где его могли подстрелить с двадцати сторон.

Двух было более чем достаточно.

Фравелы появились на опушке. Они вышли справа и слева, оба — с луками и оба целились. Льяндо никак не успевал снять обоих. Он швырнул в одного топор и не попал, но отвлёк внимание. Он бросился к Джаниарсе в надежде хотя бы оттолкнуть его, прикрыть...

На поляну быстрым галопом ворвался конь. Огромный, тонконогий, совсем не деревенский гнедой жеребец... Гнедой! На его спине из последних сил удерживался Вергед. Королевский конь мгновенно понял, что происходит. Он прыгнул и в прыжке сбил фравела. Вергед с криком вывалился из седла. Последний охотник в панике завертел головой, но он уже видел цель, ему оставалось последнее...

Он выстрелил.

Льяндо выбросил руку и поймал стрелу. Древко ободрало ладонь.

Широко раскрытыми глазами Джаниарса смотрел на стрелу, которая должна была войти ему в горло.

Льяндо выдохнул и швырнул стрелу наземь. Перед ним Гнедой с яростными, совсем не лошадиными воплями добивал человека. В стороне охал и ворочался ушибшийся Вергед. Льяндо с трудом перевёл дыхание. Его била дрожь. «Почти опоздал, — снова и снова крутилось в мыслях, — почти...»

Отдышавшись, он зашагал к Вергеду и помог старику подняться. Тот тревожно ощупывал бока.

— Матушки премилые! — выговорил наконец Вергед. — Вот же... Только подумал, что целым возвращаюсь, и тут такое!

— Как ты, дядя? Поломал чего?

— Сам не пойму! — Вергед принялся хромать туда-сюда, придерживаясь за локоть Льяндо. — Нет, вроде не поломал. Дышу... — он пощупал рёбра, — и дышу спокойно.

— Ты всё ж пойди полежи, — посоветовал Льяндо.

— Это ты правильно сказал, — согласился Вергед. — Сам-то цел?

— Цел.

— Сходи тогда за лошадками. Я же трёх купил. Этот зверь как врага учуял, так ударил, что чомбур порвался.

— Как ты вообще этого зверя достал? — удивился Льяндо. Он осторожно вёл Вергеда к дому. — Конь же королевский.

Вергед засмеялся, пыхтя.

— За бесценок отдали, — сказал он. — Он недавно к табуну приблудился, кобылы, вишь, сманили. Избитый весь — кнутом хлестали, бабки ободраны, рот порван. Лечить себя дал, а кататься на себе — нет, никак. В телегу, вишь, запрягать пытались... да какая там телега. Телегу, говорят, даже чинить не стали после этого, на дрова пошла.

Старик снова хохотнул — и схватился за бок со стоном.

— Ты полежи, — сказал ему Льяндо, — полежи немного.

— Верно говоришь... Так про коня. Он же сам со мной пошёл! Если б над ним власть имели, не продали бы ни за что. К такому жеребцу кобыл со всего Аравирагнатха водили бы. Озолотились бы на том. Но нет. Я говорил, что он телегу в дрова разломал? Говорил. Пряхин сын его седлать пытался, так он парня приложил оземь и копыто на грудь поставил. Не ударил, поставил только. Поставил копыто, понимаешь, как человек ногу!

Льяндо посадил Вергеда на кровать и присел перед ним на корточки. Старик качал головой, изумлённый. Он улыбался.

Льяндо улыбаться не хотелось.

Ничего удивительного в этой истории он не видел, и ничего хорошего — тоже. То есть, конечно, надо было радоваться, что Гнедой оказался таким верным — и таким умным... Но ум его и нелошадиные повадки свидетельствовали, что в нём много осталось от человека. А сколько минуло поколений? Сколько простых, обычных жеребцов и кобыл насчитывалось среди его предков? Чистоту крови королевских коней и собак вовсе не стремились сохранять, наоборот...

— Так что, — продолжал Вергед, — я пошёл в табун кобыл присматривать, а он там гарцевал, вокруг жёнушек-то своих. И, значит, принюхиваться стал. Тут мне сельчане все эти истории и рассказали. Я к нему и подходить не думал! Он сам подошёл. И боком, боком стал поворачиваться, и фыркает, значит, — дескать, садись, старый! Сельчане так и обмерли. А я что? Старый Вергед не промах! Несите, говорю, седло. Ну и серебра им немного отсыпал, чтобы не очень огорчались.

Льяндо через силу улыбнулся.

— Ты полежи, — повторил он. — Я пойду кобыл искать.

Кобыл долго искать не пришлось. Деревенские лошадки, верно, и мечтать не смели о таком могучем и великолепном муже. Они по доброй воле шли за Гнедым, как привязанные. Соловая и пегая кобылки стояли в нескольких шагах от плетня и даже траву не щипали — смотрели на жеребца, будто любовались им. Гнедой на них не оборачивался. Гнев его ещё не утих. Раздражённый жеребец рысил от одного мёртвого фравела к другому, присматривался и принюхивался к ним, словно ждал, что растоптанные трупы встанут. Фырканье его было похоже на рык хищника.

«Как он тут оказался? — подумал Льяндо. — Неужто переплыл реку?»

Так или иначе, наёмники изловили коня, связали и пытались укротить, но не преуспели в этом. Вергед сказал, что Гнедой был изранен и с порванным ртом... Льяндо тяжело вздохнул. Вернуть Гнедому человеческий облик не смог бы ни Джаниарса в полной силе, ни все хозяева башен Танг Дана. У него просто не было человеческого облика.

И Льяндо обернулся к Джаниарсе.

Тот по-прежнему стоял на крыльце. Задумчиво рассматривал фравельскую стрелу.

— Что я велел тебе сделать? — рявкнул Льяндо.

Джаниарса вздрогнул.

Он посмотрел на Льяндо с почти детским удивлением. Никогда он не слышал от оборотня подобного и вряд ли думал услышать.

— Наказания должны быть, — сказала Дама Акула, — и они должны быть разумными. Это очень важно. Без этого нельзя получить уважения от людей. Если ты будешь бить людей за мелкие провинности, за серьёзные проступки тебе придётся их убивать. А это чаще всего неприемлемо.

Сын Акулы кивнул.

Он сидел на дощатом полу у ног матери. Ему казалось, что он сидит на палубе корабля, хотя это был дом его отца. Звучный голос матери ещё до его рождения стал хриплым. В каком-то из бессчётных сражений Дама сорвала голос. В хрипотце её с тех пор звучал грохот морских волн — словно в раковине, приложенной к уху.

— Последние шайки ворья, — продолжала она, — устраивают суд и казнят по суду, если провинился свой. Только троих убивают быстро и бессудно: мятежника в мятеже, паникёра перед большой дракой и того, кто нарушил особый приказ.

— Особый? — переспросил Льяндо.

Мать усмехнулась.

— Когда парни штурмом берут город, обычное дело — поразвлечься и пошарить по сундукам. Но если ключи от города вынесли на бархатной подушке в обмен на слово Акулы...

— Понимаю!

— Да. Тот, кто нарушает особый приказ, позорит не только меня, но и всех своих товарищей. Такого моряки не прощают. Вот что, Льяндо: нужно научиться бить словом и бить голосом. Чтобы дрожь пробирала до печёнок. Тогда под линьки и под киль ты сможешь отправлять лишь тех, кто по-настоящему заслужил это.

...Дама Акула не пыталась рычать. Это бы звучало нелепо. Но она умела говорить так, что голос её резал, как режет туго натянутая стальная струна: медленно и мучительно. Никогда она не обращала голос против своих детей, но даже вчуже слышать его было страшно.

Алинда так и не сумела перенять это умение. Льяндо с сестрой будто разделили способности матери: Алинда научилась читать звёздную карту, а Льяндо научился командовать — так, что его ярости солдаты боялись больше, чем аррайсарских мечей.

Льяндо никогда не убивал паникёров. В его отряде не было паникёров.

А теперь аррайсарский принц, старший сын Эвеларсы смотрел на него изумлённо и немного испуганно.

— Что я велел тебе сделать? — прорычал лагетанец.

— Льяндо?..

— Скажи. Это.

— В дом, — послушался Джаниарса. — Запереть дверь...

— И что?

Джаниарса прерывисто вздохнул и передёрнул плечами. Он опустил взгляд. Какое-то время Льяндо ждал ответа. Но ждал он совсем не того, что услышал.

— Льяндо, — сказал принц тихо. — Ты ловишь руками стрелы. Без магии.

«Её пустили с четверти натяжения лука, — подумал лагетанец, — и дрожащими пальцами. Разве это стрела?»

— Я никогда не думал об этом, — продолжал Джаниарса, — но... Как тебя взяли живым?

Рот Льяндо перекосило в усмешке.

— Не отвечай, если не хочешь, — сказал Джаниарса.

— Ореллис убил Сарнию, — резко ответил Льяндо. Собственный голос показался чужим, звучащим со стороны. — Все её амулеты перестали действовать. Мой отряд перетравился. Не сильно. Не ядом, грязной водой. Этого хватило.

Джаниарса молчал. Он смотрел на Льяндо чуть исподлобья и, кажется, виновато.

Льяндо протянул руку и двумя пальцами прикоснулся к его виску — там, откуда начиналась крашеная синяя прядь. Джаниарса снова вздрогнул и растерянно заморгал. Бесстрастно Льяндо провёл пальцами вдоль пряди, потом — вдоль другой. Принца слегка качнуло: как будто он собирался рухнуть в обморок... или прильнуть к груди Льяндо.

— Это, — сказал Льяндо, — надо отрезать. По ним тебя слишком легко узнать.

«Да, — одними губами ответил Джаниарса. — Понимаю». Льяндо снял с пояса его походный кинжал и вернул Джаниарсе, а потом быстрым шагом пошёл в дом, к Вергеду.

— Дядя Вергед.

Старик улёгся на кровать и завернулся в древнюю, облезшую медвежью шкуру. Он лежал, закрыв глаза, и изредка то ли похрапывал, то ли постанывал.

— Дядя Вергед!

Вергед открыл один глаз.

— Ну чего тебе?

Льяндо кинулся к нему и упал на колени возле постели.

— Едем с нами, дядя.

— Нет.

— Едем! Не могу я тебя здесь одного бросить!

Вергед вздохнул — осторожно, чтобы не шевельнуть рёбрами. Совсем недавно он сказал, что рёбра целы, но Льяндо навидался такого: в горячке боя или погони боль не чувствуется, а стоит мышцам остыть — от боли глаза полезут на лоб.

— Да побился я, вишь, — сказал Вергед расстроенно и прибавил бодрей: — Ничего! Бывало и туже. Полежу и встану. А на лошадь мне сейчас садиться уж очень больно будет. Поезжай, поезжай, Льяндо, я у себя дома полечусь. Дома стены помогают.

— Дядя Вергед, они тебя убьют!

— Кто, стены?

— Фравелы! — Льяндо всплеснул руками. — Они же поймут! поймут, кто!..

Вергед помолчал, размышляя о чём-то, а потом взял Льяндо за руку — своей правой, искалеченной рукой. Улыбнувшись, он сказал:

— Ну, пара-тройка со мной пойдёт к Западной Матушке. Ради такого дела я и побитый встану. А что убьют... Ты знаешь, сколько мне лет? Знаешь, сколько я боёв прошёл? Меня Западная Матушка давно дожидается. И Хида с нею.

Льяндо взялся за голову.

— Дядя Вергед, они тебя пытать будут!

Вергед досадливо закряхтел. Старый пират понимал, что Льяндо прав. Убежать он не сумеет, в лесу хромого выследят даже фравелы, а биться и погибнуть в бою... для того нужна своя удача. Он может попасть в руки врага раненым.

Даже тот, кто готов умереть, не всегда готов умереть под пыткой.

— Ну нет, — проворчал Вергед, — на это я не согласный.

Льяндо выдохнул.

— Едем, — решительно сказал он.

Джаниарса по срезанным волосам не страдал. Когда Льяндо вышел на крыльцо, то увидел, как принц рассёдлывает Гнедого. Седёл было всего два, на вьючную кобылку Вергед седла не покупал. Найдя себе дело, Джаниарса как будто повеселел. Льяндо видел, что пальцы у него заплетаются, как заплетались когда-то у Акреша, но расстегнуть подпругу Джаниарса смог.

— Что? — спросил озадаченный Льяндо.

— Я слышал, — ответил принц, не оборачиваясь, стащил седло и чуть не упал с ним. Гнедой подставил бок. Близость хозяина успокоила коня, он стоял смирно и только всё тянулся понюхать непривычно короткие волосы Джаниарсы. Вместе с синими прядями тот, конечно, отхватил и всю остальную гриву — иначе расчёсывать её пришлось бы полдня.

— Что? — повторил Льяндо.

— Нельзя оставить на пытки человека, который нас спас. Но мы должны ехать быстро, а он разбился. Гнедой умеет нести всадника как в колыбели. Ему удобней это делать без седла. Так он лучше чувствует, что происходит у него на спине. Он не выронит господина Вергеда, даже если тот... задремлет.

Льяндо хмыкнул.

— А он не будет злиться, что ты едешь на другой лошади?

— Нет, конечно. Я ведь его вежливо попрошу, — Джаниарса улыбнулся, но не Гнедому, а Льяндо, покосившись на него из-за плеча. В груди у Льяндо что-то дрогнуло.

Льяндо помрачнел.

— Нужно собрать вещи, — сказал он.

— Да. Одеяла положим на Гнедого, так и мягче будет... Но много взять нельзя, сменных лошадей нет.

Они уехали стремглав и наверняка забыли что-то из того, что нужно было захватить с собой. Но они ехали по дороге, возле которой стояли большие и богатые сёла. Во многих, как сказал Вергед, были даже постоялые дворы. Золота Джаниарсы и старикова серебра должно было с лихвой хватить на все покупки.

Гнедой послушался хозяина. Вергед, полулёжа на нём, вслух удивлялся тому, как мягко идёт конь. Он покряхтывал, но вроде чувствовал себя неплохо... или крепился. Гнедой всё же был слегка сердит. Он недовольно фыркал и мотал головой. Вергед на нём не дремал, но Гнедой видел, как засыпает на ходу и едва держится в седле Джаниарса. С точки зрения королевского коня нести как в колыбели он должен был именно его, а не постороннего старика.

Льяндо верхом на пегой кобыле присматривал за обоими. Сквозь топот копыт он слушал лес, но в лесу бродили только дикие звери. Сюда, верно, фравельские охотники просто не добрались.

Но они отправятся в погоню. Несомненно. Это вопрос дня или двух. А впереди сёла и постоялые дворы, и сотни глаз, и Аравирагнатх, который когда-то аррайсарцы завоевали, а потом завоевали ещё раз, отбив у Гекревта. Чем ближе к Фравелле, тем ближе Фравелла аравирским сердцам...

Льяндо ждал недоброго.

***

— Он в безопасности, — сказала Аш-Шерийяр.

Она уже догадалась, что Джаниарсу волнует лишь судьба Льяндо, а о собственном теле он мало тревожится.

Повелительница вновь вызывала магические картины над костром. Обеспокоенный Реш требовал показать, что происходит, и Джаниарса был ему отчаянно благодарен — сам он не решился бы так часто просить о том же. Он понял, что Реш и Льяндо успели каким-то образом подружиться, и был рад этому.

Сейчас Джаниарса не сумел сразу поверить Повелительнице. В туманной картине он ясно различал цепь фравельских солдат. Те неумолимо приближались — а измученный Льяндо спал, ничего не слыша. И может, огромные еловые лапы каким-то чудом укрыли бы самого Льяндо — но рядом было кострище и брошенная возле кострища верша. Их не могли не заметить...

— Это магия? — спросил Джаниарса, стискивая пальцы. — Ты всё же способна, госпожа...

— Не я.

— А кто?!

Аш-Шерийяр указала. Ярче яркого засветилась в картине тёмная зелень хвои.

— Видишь? Это не ель. Это секенеш, принявший облик ели. Секеней-ашен на древнем языке... Он услышал меня и откликнулся на мою просьбу. Он укрыл нашего друга своей магией, и наши враги ничего не увидят.

Глаза Джаниарсы вылезли на лоб.

— Кто?

— Секенеш. Это народ Цветов, как шакоры или аш-канни.

— Я п-понимаю, — от потрясения Джаниарса даже заикаться начал, — н-но... это же М-минрай!

— Что тебя так удивило? — Аш-Шерийяр склонила голову к плечу. — Воины танг-тере оставляли саженцы Цветов везде, где проходили. И в этих землях — тоже, хотя тогда они назывались иначе.

— Н-нет! — выдохнул Джаниарса.

— А чего? — удивился Акреш.

Джаниарса привстал, сел и встал снова. Проведя рукой по лицу, он выговорил:

— Призрачное Дерево! Призрачное Дерево из минрайских сказок! Я же читал про него, когда мне было пять лет!

— Вот как?

Принц тряхнул головой.

— Его даже не внесли в бестиарии, — сказал он счастливо и изумлённо. — Книжники не верили в сказки простых людей. Но сами сказки они записали, а я читал. Дерево, которое умеет ходить и менять обличья. Оно разумно и даже владеет магией, но не разговаривает. Оно не любит тех, кто ходит в лес по делу: охотников, грибников... Может жестоко подшутить над ними: завести в болото или подставить подножку. Но если человек оказался в лесу в горе и страхе, Дерево поможет. В каждой минрайской деревне есть кто-нибудь, кто в детстве заблудился в лесу, и теперь рассказывает, что его спасло Дерево.

Аш-Шерийяр улыбалась.

— Он умеет говорить, но не считает, что обязан разговаривать... Честно сказать, секенеши не добры и не особенно дружелюбны. Это не шакоры. Но они любопытны, как все Цветы, проросшие в наш мир. И любят развлечения. Этот секенеш долго спал и заскучал от безделья. Помочь вам было ему в радость.

— Помню историю, — продолжал Джаниарса, будто не слыша её. — Одна девушка хотела утопиться, потому что её возлюбленный женился на другой. Но в речушке возле деревни не смог бы утопиться и котёнок, поэтому девушка побежала в лес, к дальнему озеру. Дерево увидело её там и прочло её душу. Оно обовлекло девушку чарами, и девушка легла в траву и сразу уснула. Тогда Дерево приняло облик Лесного Короля и явилось ей во сне. Остаток дня и ещё целую ночь Король танцевал с деревенской девушкой и беседовал с ней, будто со знатной дамой. Проснувшись, девушка поняла, что это был только сон. Но этот сон исцелил её душу. Она видела теперь, что мир полон чудес, и разбитое сердце — не причина умирать.

Аш-Шерийяр рассмеялась.

— Да, это похоже на секенеша, — сказала она. — Думаю, он отлично развлёкся.

— Когда мне было пять, — Джаниарса смущённо улыбнулся, — я мечтал поехать в Минрай и нарочно заблудиться там в лесу, чтобы Дерево меня спасло. Потом я вырос и, конечно, понял, что всё это сказки... А это не сказки! Призрачное Дерево существует!

— И оно тебя спасло, — заметил Реш.

Он тоже смеялся.

Джаниарса проснулся с бьющимся сердцем.

Было темно. В лесу ухала сова. Рядом тлели угли костра. Неверный свет очерчивал в темноте силуэт Льяндо, который стоял поодаль с луком в руках. Льяндо примеривался к нему и внимательно осматривал — как будто нашёл трещинку на плече лука... Под одеялом Джаниарса шевельнул плечами и поморщился. Он был грязен как последний бродяга, очень хотелось вымыться и наконец побриться.

Он сел.

Льяндо оглянулся.

— Поспи, — сказал ему Джаниарса. — Я постою на страже.

— Ты ничего не услышишь. И уснёшь стоя.

Оба посмотрели на Вергеда. Старик спал, тяжело, с присвистом дыша. У него начиналась лихорадка.

— Ты не можешь совсем не спать, — сказал Джаниарса.

— Какое-то время — могу.

— Льяндо.

— Завтра будем на постоялом дворе, — сказал лагетанец. — Сможем запереть дверь.

Джаниарса вздохнул.

— Если мне ты не веришь, как насчёт Гнедого? У него и слух, и нюх получше, чем у нас с тобой.

Льяндо на мгновение задумался, потом усмехнулся.

— Если ты можешь уговорить его — сойдёт.

Он подошёл к костру, лёг и завернулся в одеяло. Лук оставил под рукой. Джаниарса тихо свистнул, подзывая коня. Поднявшись, он подошёл к Гнедому, и тот ткнулся огромной головой ему в грудь. Джаниарса потрепал его уши. «Когда... всё вернётся? — думал он. — Когда?..» Завтра? Через месяц? Казалось, день-другой он ещё сумеет прожить без магии, но месяц выглядел чудовищным, невообразимым сроком.

А если два месяца?

Алисанни, главная магесса Велидде, тоже принадлежит к королевскому роду. Ей можно верить, она не предаст родичей за золото. Ей сто пятьдесят, для мага это расцвет сил. Но Алисанни никогда не была великой — и значит, уже не будет. Нельзя надеяться, что она непременно отыщет выход. Нельзя рассчитывать, что она сможет защитить их в бою...

С тяжёлым вздохом Джаниарса обнял Гнедого за шею.

Что происходит сейчас в Аррайсе? В себе ли Ореллис? И если в себе, то долго ли он продержится? Сила осталась с ним. Возможно, припадки страха только побудят его укрепить оборону. Но что, если он перестанет узнавать короля и его семью? И увидит их как чужих людей в своей башне? Это может привести к ужасной трагедии... Джаниарса отправил родителям птицу с письмом. Они ждут, что поветрие скоро сойдёт на нет, а Джаниарса вернётся. Вернётся и спасёт всех...

Он подвёл их и никого не спас.

Хуже того: он может не вернуться. Никогда. Совсем.

Думать об этом было непереносимо.

— Скорее, — моляще прошептал Джаниарса, — скорее, пожалуйста, вернись скорее...

Гнедой недоумённо фыркнул. Джаниарса ткнулся лицом в его тёплую шкуру. Слёзы навернулись на глаза.

...Была только одна надежда.

Они шли тем путём, каким тысячу лет назад проходили войска танг-тере. Три Руки Повелительницы несли с собой саженцы богов-растений и оставляли повсюду. От самого Танг Дана и до Велидде, откуда повернули назад Руагар и Тенгер, — там и здесь в чащах и перелесках росли и цвели Цветы. За тысячу лет они окрепли, набрались сил и мудрости. Аш-Шерийяр учила Джаниарсу, как распознать их присутствие и обратиться к ним. Джаниарса пока не вспомнил этой науки, но память возвращалась быстро. Ещё пара ночей... О, если бы так же быстро возвращалась магия!

Ещё Джаниарса должен был вспомнить, зачем танг-тере делали это.

Глава пятая

Той же ночью, в двух неделях пути к западу, так же с бьющимся сердцем проснулся Акреш-Шер.

Эш-милла всегда отпускала его за пару часов до рассвета, и он каждый раз просыпался. Лежал несколько минут, глядя в темноту, потом засыпал снова, уже без сновидений. Порой в эти минуты слёзы катились по его лицу, но Акреш не чувствовал грусти; должно быть, он плакал от счастья.

Вряд ли на свете жил когда-нибудь другой человек с настолько странной семьёй. У Акреша были отец, полуотец, полумать — разумное растение из иного мира, — и невидимая, но всемогущая тётка, лишённая имени и плоти. Он не думал, что когда-нибудь встретится с Аш-Шерийяр как с человеком, а не со смутным чувством присутствия — воздух позади воздуха, — и негромким голосом в голове. И он даже не мечтал увидеть свою настоящую мать, умершую задолго до его рождения. Когда маленький эскорт магов Алиордана сопровождал его и Повелительницу в Безвременье, Акреш ясно сознавал, что, возможно, останется последним из танг-тере. В столице занимались пожары. Сужалось кольцо осады. Враги снова и снова шли на приступ. Отцы Акреша не покидали городских стен.

И Акреш понимал так же ясно, что больше никогда не увидит тех, кто ему дорог.

Никого.

Никогда.

Он не верил, что однажды проснётся. Безвременье должно было стать его могилой. Акреш предпочёл бы сражаться на стенах и пасть рядом с отцами. Смерть в Безвременье казалась ему слишком тихой, смиренной, не подобающей наследнику трона. Но в смерти он был един со своей семьёй и народом... и он не спорил с эш-миллой.

Он был искренен, когда предложил Шаниарцасу оставить его в Безвременье навсегда.

Но Матери, если они существуют, судили иначе.

Пусть так, лишь во сне, но Акреш снова встретился с близкими и обнял их. Всех. Его мать была там, она не могла разговаривать, но могла обнять его и поцеловать. Он увидел, как выглядит его эш-милла и Повелительница. Даже полумать, великая шакора была жива! Её тело, выросшее в мире людей, погибло, но это было не единственное её тело. Дух шакоры бежал домой, и она не расставалась с семьёй и друзьями...

Акреш очень любил свою семью.

Ничего не закончилось.

Всё только начиналось.

Акреш выпростал руки из-под одеяла, рассмотрел их и досадливо прицокнул языком. От работы на руках вздулись мозоли, лопнули и всё ещё болели, — а днём снова ждала работа. Придётся, что ли, просить чистых тряпок и замотать...

Он ночевал в маленькой каморке в гостевом домике Леверенн. Других привилегий, кроме спальни на одного, ему не полагалось, да и не было в монастыре других привилегий. Здесь работали все. Сама принцесса подавала пример и не чуралась чёрной работы. Слепые плели корзины, безрукие месили глину, лежачие переписывали книги. Кажется, лишь двое совсем парализованных бедолаг не делали ничего. Акреш не боялся работы, он всегда сам ухаживал за своими конями, но этого не хватило, чтобы обзавестись настоящими твёрдыми мозолями на руках.

Что ж, это только вопрос времени.

Ночами эш-милла призывала его не ради семейных встреч. Повелительница танг-тере и союзные ей Цветы учили Акреша. Иногда Аш-Шерийяр призывала и Шаниарцаса и тоже учила его кое-чему. Но, разумеется, её племянник и наследник знал в сотни раз больше.

Прежде Цветы доверяли мудрость лишь тем, кто взошёл на трон. Сами они называли это «лёг в корни» — ибо когда-то лёг в корни шакоры первый великий безымянный вождь... Но всё изменилось, и союзники уже не могли ждать коронации Акреша.

Коронации вовсе не стоило ждать.

Аш-Шерийяр не надеялась, что империя танг-тере воспрянет. Прошла тысяча лет! Менялись границы государств и имена народов, менялись языки и легенды, рождались и умирали великие маги. По крайней мере ещё одна могущественная империя — Рагнатх — успела с тех пор и покорить полмира, и ослабеть, и распасться... Нет, цель Повелительницы была иной.

Шаниарцас побледнел, когда эш-милла рассказала ему всё как есть. Даже он ничего не подозревал, а ведь он был сильным магом, наследником Башни Ореллиса, и учился в Танг Дане. Маги, что присвоили себе благословенные луга в предгорьях Аодренны, зорко берегли свои тайны.

— Да, — сказал тогда Шаниарцас очень мрачно, — теперь я понимаю, почему они убили Орию. Убили бы и меня, если бы я успел узнать что-то. Но... это не может больше оставаться так. Это величайшее преступление! И оно длится уже много веков. Это ужасно.

Он обещал Аш-Шерийяр, что поможет. Даже поклялся, хотя она не требовала с него клятвы. Цветы не зря решили довериться ему и открыть ему место, где прятали Акреша. Цветы хорошо знали людей.

Подумав о Цветах, Акреш закрыл глаза и потянулся мыслью чуть дальше — за пределы монастырской ограды. В глухом лесу была поляна, заросшая аш-канни. Они тоже не спали, но разговаривать с ними было трудно, потому что сознания множества аш-канни не отделялись друг от друга чётко. Именно поэтому Акреш упражнялся в беседах с ними. Впрочем, упражнялся меньше, чем следовало бы, потому что он был крепок и здоров, и Леверенн поставила его на тяжёлую работу. Вечерами, оказавшись наконец в покое и уединении, он чаще всего мог только свалиться в постель. Но сейчас спать не хотелось, и Акреш заговорил с Цветами.

— Эй! Просыпайся!

Акреш подпрыгнул в кровати. Тагут-скотник, здоровенный добродушный парень, открыл окно снаружи и наполовину влез внутрь. Он смеялся, глядя, как ошалевший Акреш пытается продрать глаза.

— Ты проспал завтрак! — сказал он. — Ничего, сходи на кухню, покормят. А там давай, приходи, денники отбивать будем.

— Почему ты меня не разбудил?

— Да ты вчера намахался, — сказал Тагут, — я же видел. А сам тощенький такой. Я и подумал — пускай поспит мальчонка. Свиней я сам покормил. Ничего! Вырастешь — как я будешь! — и он с улыбкой напряг могучие руки: рубаха натянулась на плечах.

Тагут был сирота из «детей Леверенн». Родителей своих он не помнил и не думал о них, а принцессу звал матушкой. Когда-то его вместе с другими «детьми» хотели отправить в город, пристроить в подмастерья. Но у Тагута было что-то с головой: он совсем не понимал сложной работы и толком не мог даже взнуздать лошадь — путался в ремешках. Впрочем, он любил скотину, знал, когда и чем кормить, как доить и пасти, мог помочь при отёле и опоросе. Он был добр и трудолюбив, и Леверенн оставила его в приюте.

Теперь Акреш стал кем-то вроде его подмастерья. Акреша смешила эта мысль. Повелитель танг-тере в учениках у скотника! «Отличная бы вышла сказка», — подумал он.

Одевшись и умывшись, он побежал к кухне. Без завтрака потрудиться не выйдет, это он выучил накрепко.

На кухне «дочки» Леверенн мыли посуду и без лишних слов навалили Акрешу остывшей каши, дали хлеба и масла. Акреш допивал щедро забеленный молоком отвар, когда вошла старшая повариха. Как обычно, она принялась проверять чистоту посуды. «Дочки» стояли рядком и готовились выслушать разнос или похвалу. Всё это происходило по три раза на дню, но... сегодня повариха торопилась. Она была высокой и толстой, вышагивала всегда торжественно, как великая жрица, и никуда не спешила. Поэтому Акреш сразу почуял неладное. Он покосился на повариху и увидел, что она точно так же оглядывается на него через плечо. Акреш моргнул от недоумения.

Повариха быстро отпустила помощниц — верней сказать, разогнала. Дождавшись, пока закроется дверь, она стремительно подошла к Акрешу и наклонилась к нему.

— Госпожа Раренн... — из вежливости Акреш попытался встать, но та тяжело положила руку ему на плечо.

— Тихо. Слушай.

— Что-то случилось?

— Да.

...На рассвете у ворот приюта показались всадники. Одиннадцать человек, вооружённые до зубов, на хороших конях. Они были переодеты королевскими гвардейцами. Конечно, обитатели приюта не распознали притворства. Но Леверенн было не так легко обмануть.

Привратник проводил гвардейцев к дому принцессы. Ключница приняла их и усадила за стол. Уставших солдат нужно было накормить с дороги, и ключница послала девочку на кухню — узнать, нет ли уже чего горячего. В такой ранний час на кухне хлопотала только повариха с одной помощницей, а еды требовали на одиннадцать человек. Поэтому сама повариха тоже поспешила к принцессе с горшками каши.

Леверенн уже вышла и выслушивала командира.

Принц Джаниарса отправил гвардейцев, — так сказал командир. Принц повелел им доставить в Аррайс юношу по имени Акреш. Земли обезлюдели и на дорогах разбойники, оттого солдаты отправились в путь таким большим отрядом.

Леверенн дважды переспросила его, и дважды он подтвердил, что получил именно такой приказ. Тогда Леверенн спросила, велика ли спешка. Солдаты переглянулись: они едва-едва принялись за еду. Командир их нахмурился, но он и сам был голоден. И он ответил, что спешки нет... Леверенн кивнула и сказала, что после завтрака позовёт Акреша, а к обеду он успеет собраться в путь. Пока же гвардейцы могут поесть и немного отдохнуть. Да и лошадям нужен отдых.

Командир попросил не рассёдлывать лошадей.

Леверенн распорядилась постелить на сеновале, если кто-то хочет поспать, а после велела ключнице заботиться о гостях и удалилась к себе.

В тот же миг принцесса выскользнула во двор через заднюю дверь, бегом обогнула дом, сторонясь окон гостиной, и поймала за рукав повариху Раренн.

— Это не гвардейцы, — сказала она, — и не Джаниарса их отправил. Они хотят зла. Приказываю расседлать их лошадей и убрать сбрую подальше. Акреша предупредить.

Раренн ахнула.

— Спрятать его? Дать припасов и коня, пусть бежит?

Ответ потряс Раренн. Но втайне Раренн всегда верила, что принцесса — великая прозорливица и сама Восточная Матушка говорит её устами. Полагаясь на мудрость Леверенн, она передала её ответ в точности.

— Нет, — сказала Леверенн. — Пусть он делает то, что считает нужным. Прячется, бежит... или едет с ними. Ему лучше знать. Мы должны лишь дать ему время.

Акреш сидел с открытым ртом.

Он догадался, как Леверенн распознала обман. Во всём приюте она единственная знала его полное имя, все остальные считали его просто Акрешем. Полное имя она хотела услышать от главаря, но тот, конечно, тоже его не знал, потому что никогда не встречался с Джаниарсой.

С кем он встречался? Кто отдал ему приказ?

Одиннадцать солдат на хороших конях...

Акреш закрыл рот и поставил чашку на стол.

— Что делать? — поторопила его Раренн. — Если побежишь от них, я уже собрала для тебя еду и вещи! Матушка Леверенн велела дать десять серебряных монет. Но как же вывести коня, чтобы разбойники не заметили?

— А где они?

— Пятеро так и легли спать, как матушка разрешила. Ещё пять сидят-сторожат, и главный их с ними.

Акреш задумался.

Одиннадцать. Но поля и луга приюта окружает густой древний лес. Ах, как жаль, что в нём нет секенеша! Грозный секеней-ашен расправился бы и с сотней. Он сумел бы защитить приют. Одиннадцать вооружённых людей, хороших бойцов — в этом Акреш не сомневался. Они не побоялись лечь отдохнуть, хотя и выставили часовых. Кто здесь мог противостоять им? Тагут с вилами? В приюте-монастыре не было убийц. Одиннадцать могли бы все разом завалиться спать. Здесь просто не было людей, у которых поднялась бы рука зарезать спящих... или запереть и поджечь сеновал...

— Скорее! — воскликнула Раренн.

— Всё будет хорошо, — серьёзно сказал Акреш.

...Поляна аш-канни. Аш-канни не сражаются, но запутать лесные тропы сумеют. И дальше, почти на пределе чувства, — но можно докричаться, можно! — есть родник, к которому Акреш вызовет экенге-тиира... И если экенгеш, «ближний меченосцев», придёт, он решит это дело.

Но он может и не прийти.

Акреш ещё не пробовал говорить с ним. Честно сказать, он его боялся.

«Хорошо, — подумал он, — что я буду делать, если я сбегу? И что будут делать они?» Его охватило скверное предчувствие. Да, он скроется в чащобе и его не найдут. На то у него есть аш-канни. Льяндо кое-чему научил его, хотя Акреш и мизинца его не стоит по части выживания в лесу. Но он не погибнет, его не тронут дикие звери, а когда он уснёт, алао и эш-милла что-нибудь придумают и дадут совет. Эш-милла уж точно не побоится экенгеша! Только как же матушка Леверенн и её приют... Одиннадцать — наверняка наёмники, им обещана награда, и когда они поймут, что птичка ускользнула из силка, они придут в ярость.

А Леверенн приказала расседлать их лошадей.

Куда Акрешу идти? Он мог бы только вернуться в приют, когда солдаты сгинут в лесах, запутанные чарами аш-канни. Но может случиться так, что ему станет некуда возвращаться. Даже если он сумеет призвать экенге-тиира, страшный воин не успеет на помощь. Родник слишком далеко.

Эти одиннадцать — не дураки. Пройдёт час, другой, третий, а потом Леверенн придётся сказать им, что Акреш исчез.

И они ей не поверят.

Он услышал шаги и обернулся к двери. Раренн охнула.

Но то были не разбойники, а принцесса Леверенн.

...Принцесса появилась на свет здоровой. Всю жизнь болезни не касались её. Причиной её несчастья был лишь случай. Немного снисхождения Матушек, и Леверенн оказалась бы просто дурнушкой. Принцессу легко украсить пышным убором и щедрым приданым, а Леверенн была старшей, наследницей, её ждал трон процветающего королевства. В подобающий час не один и не двое женихов посватались бы к ней. Но у Матушек были свои планы на Леверенн. И Матушки были к ней беспощадны.

Леверенн родилась уродом.

Маленькие, близко посаженные глаза её словно затерялись на широком грубом лице. Рот был узок, а подбородок под ним — так мал, будто подбородка не было вовсе. Между прядями серых волос белели пролысины. Фигура Леверенн, лишённая и талии, и груди, напоминала набитый мешок.

Леверенн никогда не сетовала на судьбу. Никто не видел её плачущей. Сила её духа была поистине королевской. И здесь, в лесном монастыре, она стала матушкой для сотен несчастных — куда более несчастных, чем она.

«Эш-милла Джаниарсы», — подумал Акреш, вставая.

— Матушка? — прошептала Раренн.

— Ты принял решение? — спросила Леверенн Акреша.

Акреш помолчал. Он знал, как поступит. Но нужно было ещё сказать это вслух.

— Если я сбегу, — ответил он наконец, — они захотят допытаться. Узнать, где я. Может быть, огнём и железом. Поэтому я еду с ними... матушка.

Раренн принялась сетовать и причитать. Леверенн остановила её взглядом.

— Полусолнце с тобой, мальчик, — сказала принцесса и кивнула ему, будто поклонилась. Акреш поклонился ей по-настоящему. Леверенн повернулась и вышла.

— О-ой... — со стоном выдохнула Раренн. — Ох, миленький ты мой...

Акреш чуть улыбнулся. У Раренн не было ни единой причины звать его «миленьким». Она просто расчувствовалась.

Но потом повариха тоже ушла, а Акреш осознал, что он трясётся от ужаса и еле стоит на ногах. Перед строгостью и достоинством Леверенн он был стойким и благородным, как подобало принцу, но сейчас страх набросился на него как дикий зверь. Да, сдавшись, Акреш спасёт от беды много невинных людей. Но что будет с ним самим? Кто прислал отряд? Зачем им Акреш? Что, если его прирежут, едва ворота монастыря скроются за деревьями?

Ах, как жаль, что человек не может уснуть усилием воли! Больше всего на свете Акреш хотел бы сейчас увидеть эш-миллу, чтобы она дала ему совет или передала совет отца, испытанного военачальника...

Акреш глубоко вздохнул.

Он не должен бояться. Он не беззащитен. Он — Повелитель танг-тере, и с ним Цветущие Вечнопрекрасные. Неизвестно, отзовётся ли ему экенге-тиир, но аш-канни не спят и слушают прямо сейчас.

«Цветы! — позвал он. — Аш-канни! Видите гостей? Расскажите мне о них».

Напряжённый и сосредоточенный, он вышел на крыльцо. Раренн возвращалась к кухне, следом шагал озадаченный Тагут. Через плечо он перебросил два пустых лошадиных вьюка на ремне. «Припасы в дорогу, — понял Акреш, — Раренн собрала их тут, положит во вьюки, Тагут отнесёт в конюшню...» Его сознание уже распадалось надвое: воздух позади воздуха волновался и пел. В ближайшие минуты Акреш будет медлителен и туповат. Но это вряд ли удивит кого-то.

Трое были из Тиньела, четверо из Марсеммеша. Один из Диюрагнатха. Двое — из предместий Трёх Берегов: бедняки из семей потомственных должников, они решили рискнуть своей кровью в надежде расплатиться с прадедовскими долгами. Фравелов не было. Хозяева знали, что в Аррайсаре с подозрением смотрят на фравелов. В Тиньеле и Марсеммеше говорили на том же языке, что в королевстве, акцент не отличался от минрайского. А Диюр был родиной королевы Улидис, и диюрцев по старой памяти считали друзьями.

Аш-канни пели, расходясь на сотню мелодий и возвращаясь к единству. Они ворковали как голуби, насвистывали и щёлкали как соловьи. Десять человеческих разумов были открыты перед ними, они читались легко, легко, особенно пятеро спящих. Аш-канни плохо понимали, что важно, а что нет. Они готовы были читать и рассказывать бесконечно, углубляясь в самые мелкие и незначительные детали. Кто стёр ногу. Кто думал о невесте. Кто проиграл в кости дневное жалованье. Кто хотел домой, кто хотел купить щенка, кто хотел спать и завидовал тем, кто спал... «Аш-канни! — мысленно воскликнул Акреш. — Одиннадцатый! Мне нужен одиннадцатый!»

На командире был амулет, ограждавший от магов. Хороший, но не слишком. Хозяева очень точно рассчитывали, сколько они готовы потратить на защиту солдата, которого могут и потерять вместе со всем его снаряжением. Командир это знал и принимал, но столь же точно рассчитывал, насколько он будет верен Хозяевам при удобном случае.

Пение аш-канни плескалось и искрилось, словно вода под солнцем.

Перекупить командира Акреш не мог — нечем. Угрожать ему было бессмысленно и опасно: он был из тех, кто не раздумывая бьёт в спину. Аш-канни обошли его амулет, как вода обходит скалу, и будто через сито просочились через преграды воли. Вириан Рейен, из младшей ветви не слишком богатого, но древнего и уважаемого семейства. Состояние и семейное дело достались его старшему брату, а Вириан пошёл служить, как то было заведено. Брат отказался помочь ему деньгами, хотя мог, и Вириан влез в долги, чтобы купить хорошего коня и меч. За это он ненавидел брата лютой ненавистью. Кроме того, Эйрамур обещала ждать его два года и сдержала слово, но два года подходили к концу, а Вириан не только не заработал на свадьбу и достойный дом, но даже не расплатился с долгами. Он не мог винить Эйрамур, её сердце тоже разрывалось на части, но если он не вернётся с победой и деньгами, она выйдет за банкира Кродвера...

Цветы шептали о бесчисленных мелочах. Акреш одуревал от их шёпота. Трудней всего было прорываться через их сочувствие, — а они мимолётно, но сочувствовали всем, кого видели в прочитанных разумах. Акреш помотал головой. В глазах плыло. «Нет! — потребовал он, силясь прийти в себя. — Не об этом! Кто его Хозяева? Что они ему приказали? Что он обо мне знает?»

Прочесть это аш-канни было сложнее: не из-за амулета, а из-за путаности мыслей, не окрашенных чувствами. Но на помощь пришло любопытство, свойственное Цветам. Хозяева были нанимателями и не более, Вириана лишь раздражала их скупость.

Смутно Акреш ощутил, что Тагут ведёт его к конюшне. Вьюки на плечах скотника раздулись и отяжелели, но Тагут шагал так же легко, как с пустыми. Он ворчал и призывал Матушек, жалея Акреша.

«Цветы! Что этот Вириан обо мне знает? Я должен понять, кем мне притворяться!»

Серебром зазвенел нежный журчащий смех аш-канни.

Они начали читать — и Акрешу стало совсем не смешно.

...За ними следили. За ними всеми. Аррайсару наводняли соглядатаи. Время от времени самых бестолковых и бесполезных сдавали королевской тайной страже; остальные становились осторожней и зорче. Среди дворцовых слуг, среди гвардии, в самой тайной страже — везде обосновались враги. У Акреша холодок сбежал по спине. В его стране, под надзором бесплотных Повелителей, среди бесчисленных Цветов подобного не могло быть. Ни один соглядатай не укрылся бы от эш-миллы и её могучих союзников...

Следили за Джаниарсой. Особенно пристально — когда он отправился в Безвременье. Недобрые глаза видели, как он вернулся, и что он вернулся не один.

Следили за Акрешем и Льяндо. Лесник наблюдал за ними и доносил обо всём за малую плату.

И фравел из Камалинова хозяйства, которому Льяндо заморочил голову россказнями — вернее, думал, что заморочил... Он казался таким добродушным, таким легковерным. Он не взял даже платы, потому что считал, что служит Эдрине. Не нынешней княгине Эдрине, но крови и роду Эдрины Старой, Великой. В действительности он служил Трём Берегам, но тут ему и вправду морочили голову.

Следили, наконец, за приютом-монастырём Леверенн.

Всё это для Вириана было просто и очевидно. Ни он, ни Хозяева не видели в этом ничего особенного. Это называлось «работой с соседями». Диюрагнатх, Тиньел, Марсеммеш и другие ближние княжества и королевства ничем не отличались от Аррайсары. Аррайсара была немного важнее лишь потому, что через неё пролегала дорога к морю.

Но о том, кто такой Акреш, Хозяева не знали.

Невольно Акреш перевёл дух — и тотчас сообразил, что никаких выгод это ему не даёт. Даже наоборот. Он знает внутренний язык танг-тере и может прочесть книги древней мудрости, он последний союзник Цветов и может призвать их на помощь; если бы Хозяева это знали, то посчитали бы Акреша ценным. Но они не знают. И он для них — только неизвестный юнец, который пришёл из Безвременья и поначалу говорил на ломаном языке. Конечно, им интересно, кто он такой; за ним послали Вириана с отрядом...

Тут аш-канни добрались до подозрений и предположений. Взволнованный Акреш совсем забыл о Тагуте и о том, что должен куда-то идти. Он встал на месте. Тагут решил, что он оцепенел от страха. Добрый скотник обнял его и начал гладить по голове, сетуя и божась. «Матушки милые, как же вы допустите зло такое?..» — донеслось до Акреша.

Акреш улыбнулся. Не Тагуту. Он увидел, что главной загадкой для Хозяев был даже не он, а Льяндо. Через Льяндо они хотели добраться до Джаниарсы. Лагетанец должен был ненавидеть его, предать и погубить при первой возможности. Но по непостижимой причине Льяндо хранил ему верность. А в Минрае он исчез с безжизненным телом принца и как будто провалился сквозь землю. Лес тщательно прочесали и не нашли ни следа.

Акреш знал о том, как Льяндо и Вергед расправились с фравельскими наёмниками. Вириан не знал. Он отправился в путь прежде, чем известия об этом поступили.

Итак, Хозяева были почти уверены, что Джаниарса жив, и им это очень не нравилось. Они подозревали, что принц сохранил силы и поддерживает Льяндо — или же Льяндо хранит иная, неизвестная магия. Это им не нравилось ещё больше. Не было соглядатая, который мог бы им что-то рассказать. Единственным, кто мог знать ответы, был таинственный юноша из Безвременья.

Именно поэтому за ним отправили отряд. Вириан должен был успокоить его, втереться в доверие и расспросить. А если не удастся — связать и доставить Хозяевам, которые умеют быть убедительными.

Акреш улыбнулся шире.

— Не бойся, Тагут, — сказал он и похлопал Тагута по спине. — Всё будет хорошо.

***

В пути пегая кобыла захромала, её пришлось оставить в придорожном селе и купить другую. Поначалу Льяндо гнал коней в надежде подальше уйти от фравельских охотников, потом — в надежде скорее добраться до хорошего лекаря. Вергеду становилось всё хуже.

Джаниарса понуро молчал. В иное время он исцелил бы старика за несколько часов, но сейчас... сейчас он мог только не создавать Льяндо лишних сложностей.

Принц-маг не был зависим от роскоши и легко принимал скудный походный быт. Но яркие наряды и украшения он всегда любил. Сейчас это сослужило добрую службу. В сёлах Аравирагнатха навряд ли сыскался бы кто-то, видевший Джаниарсу прежде, но о нём ходили слухи. Многие восторгались красотой Любимого Принца. Многие легко узнали бы Джаниарсу в его прежнем обличье — с львиной седой гривой, с прядями синих волос на висках, с пылающими голубым огнём глазами. Но тощий, осунувшийся светловолосый велидец не был похож на Любимого Принца. У него даже глаза были серыми.

Смертельно уставшие, путники добрались до предместий аравирского городка Онерги. Остановились у коновязи постоялого двора, огромного, как княжеский замок.

— Должен быть лекарь, — процедил Льяндо сквозь зубы. — Или хоть из города вызвать...

Он обвёл взглядом двор. У коновязи было пусто, но вокруг пристроек суетились слуги. Он увидел прачек с бельём, судомойку и поварят. В стороне работал плотник. Льяндо собрался уже окликнуть кого-нибудь: пусть позовут хозяина или старшего слугу.

— Дядя Вергед!

Льяндо вздрогнул.

— Ай, дядя Вергед!

С высокой лестницы бегом слетел широкоплечий толстяк в перепачканной рубахе. Пыхтя и сияя улыбкой, он кинулся к старику и подхватил его на руки, когда Вергед попытался сползти с коня.

— Ох, дядя Вергед! — зачастил толстяк. — Радость-то какая! Не ждал, не гадал! Ох... — и он переполошился. — Что с тобой? Что случилось?